Он сидел в изголовье кровати, всем телом откинувшись на стену, обитую толстым гобеленом, на шерстяном полотне родом из жаркого Хешара были изображены лев и львица, слившиеся в любовном экстазе, и смотрел на Изабеллу, спящую у него в ногах. Любоваться ею он мог бесконечно. Гладкая и чистая, ни родинки, ни пятнышка, кожа, очень светлая для коренной уроженки Спании. Те были смуглы, черноволосы и темноглазы, а по плечам сеньоры Дельгадо водопадом струились густые темно-русые волосы, и глаза были изумительно прозрачного, как озера родины Роланда, серо-голубого цвета. Изабелла была безупречна, только чуть более худа, чем нравилось Роланду, но это была сущая мелочь, на которую не стоило обращать внимания.

Лет семь назад он не мог и подумать, что у него будет любовная связь с одной из прекраснейших женщин Оливы, и по совместительству женой одного из столпов города. Того самого, возле дома которого, горничная Долорес Де ЛаВеги видела Габриэллу ДеАриес в обществе Гая Мертвеца и Хесуса Волка, двух скользких и очень опасных наемников, неизвестно на кого работающих. Или после рассказа Долорес известно? Вряд ли. Сантьяго Дельгадо был, конечно, именит, богат и обладал достаточной властью, чтобы стереть Роланда в порошок, ну или как минимум попытаться это сделать, узнай он о его связи с собственной женой. Но к счастью, он был также глуп, как и богат. Так что вряд ли он мог стоять в тени этой интриги. Кто-то другой манипулировал и наемниками, и Роландом, и человеком отдававшим приказы Роланду. А это наводило на кой-какие мысли, надо сказать очень нехорошие мысли, настолько нехорошие, что Роланд гнал их от себя, по крайней мере, пока у него не будет информации больше чем сейчас, или пока наемники не начнут действовать.

Гнать-то он их гнал, да только они упорно вертелись вокруг того во что же он все-таки влез, согласившись помочь сеньорите Де ЛаВега. И как связаны два бывших ландскнехта и один правящий дом, точнее два, если считать Дельгадо. И чем такая связь может вылиться для него. Ничем хорошим для него это закончиться не могло, конечно. А если принимать во внимание заканчивающийся четвертый период в его жизни, то все могло обернуться куда хуже, чем он мог подумать.

Изабелла пошевелилась и, чмокнув во сне губами, перевернулась на спину, открыв его взору маленькую грудь с острыми сосками и аккуратно подбритый темный пушок внизу живота.

Мысли Роланда мгновенно перескочили с наемников на женщину, лежащую у его ног. Пламя страсти вновь зародилось у него в животе, и он уже почти решил разбудить ее, чтобы контюа су люча де амор34, но Изабелла, вновь причмокнув, свернулась калачиком, так что он мог видеть только скрещенные лодыжки и тонкие руки, обхватившие колени, все остальное скрывали волосы накрывшие женщину словно покрывало.

Пусть поспит, решил Роланд, да и он пока не набрался достаточно сил, чтобы доставить ей настоящее удовольствие. Надо еще немного передохнуть. Дьявол! Это не женщина, а вулкан страсти.

Роланд с трудом отвел взгляд от спящей Изабеллы. О чем он думал? Ах да! О девятилетних отрезках его жизни, заканчивающиеся крутым поворотом в его судьбе, иногда хорошим, иногда плохим.

Раньше он об этом не думал, он вообще не любил философствовать, предпочитая действовать, а не размышлять. Но его нынешняя, скажем так работа, не сказать, что была слишком спокойной, но оставляла достаточно времени для размышлений. Да и сеньор Альваро служивший у Роланда писарем, бывший пастор небольшой деревенской церкви, расстриженный за пьянство, лет эдак десять назад, любил философские диспуты. Он же и пристрастил Роланда к чтению, благо библиотека, оказавшаяся в его распоряжении, была весьма богатой.

После прочтения одного весьма занятного манускрипта под называнием «Течение времени и человек» некоего Ласто Симонского, Роланд обратил внимание на эти девятилетние отрезки своей жизни и резкие повороты в этой самой жизни после их окончания.

Первый такой отрезок – счастливое и безоблачное детство, закончился вторжением ландскнехтов в его родной город и смертью родителей.

Второй, продолжался до тех пор, пока его не приняли в роту Мертвоголовых. Роланд вздохнул, о тех годах он особенно не любил вспоминать. Три года жизни в сиротском приюте, из которого он несколько раз безуспешно сбегал. Затем, когда ему исполнилось двенадцать, четыре года скитаний по дорогам Вейцари, Утенберга, Инеции и Талии. За это время он стал настоящим человеком дороги и наконец, в шестнадцать, добавив себе при найме пару лет, поступил на службу в войско приграничного Ижона, там как раз готовились к войне с соседями, и набирали в войско всех подряд, лишь бы будущий воин мог удержать в руках копье. Через два года почти беспрерывных приграничных стычек, заматерев и набравший армейского опыта, он прошел соискание в роту ландскнехтов, и стал Мертвоголовым.

Так начался третий период – полный крови, боли, азарта и женщин. Который кончился ровно через девять лет. Тогда, когда он ушел из отряда, чтобы оказаться далеко от земель, где хозяйничала рота Мертвой головы. После недолгих скитаний он осел в благословенной Спании. Стране славящейся своим вином, благодатным климатом и жарким морем. Где женщины были столь же красивы, как и горды, а мужчины щедры на дружбу и свару, затеваемую по любому пустяшному поводу. Стране давно не знающей войн и ничего не слышащей о чуме под названием ландскнехты.

Вот он четвертый, подходящий к завершению отрезок. Что ему несет следующий и будет ли он?

Роланд не успел додумать эту мысль до конца. Изабелла проснулась и сладко потянулась, открыв для его взгляда всю себя. От ее вида вся философия мигом выветрилась из его головы.

– Любимый, – женщина, словно кошка, подкралась к нему.

– Да, сладкая, – он погладил ее по гриве спутанных со сна волос.

– Возьми меня. – Изабелла потерлась щекой о его живот, и легла на него, крепко прижавшись всем телом. – Прямо сейчас, я соскучилась по ощущению тебя внутри себя.

Роланд в притворном ужасе воскликнул:

– Так быстро? Мы же только…

– Т-с-с, – Изабелла коснулась кончиками пальцев его губ, – просто возьми меня и все.

И Роланд взял ее. Хотя это как посмотреть, кто кого взял, мелькнула у него последняя мысль, прежде чем страсть окутала его огненным клубком и сожгла все размышления.

Изабелла последний раз вздрогнула в пароксизме страсти и, издав глубокий горловой стон, обмякла под телом Роланда. Он собирался уже откинуться на подушки и освободить ее от своей тяжести, но гладкие ноги женщины обвили его бедра, а руки обхватили плечи.

– Подожди, – хрипло прошептала она ему в ухо, – побудь во мне.

Ладонь ее скользнули по его плечу и, нащупав жуткий шрам толщиной в палец и змеящийся от правой лопатки вниз до поясницы, начала нежно его поглаживать. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Словно поглаживая кошку вдоль хребта. Отметку эту он получил в одну из трех проигранных его ротой компаний. Он, тогда еще простой латник, в составе банды35 попал в засаду устроенную Альбанскими рейтарами.

Роланд, как сейчас помнил то промозглое утро, туман кольцами вьющийся от реки и мелькающие тут и там – спереди, сзади и с флангов львиноголовые флажки вражеского отряда. Он помнил грохот выстрелов и свист пуль. Как пороховой дым сливался в объятия с туманом, делая видимость еще хуже. Как его товарищи спелыми грушами с деревьев сыпались с коней на вытоптанный лошадиными копытами берег. Как под ним, сраженная выстрелом, пала лошадь и он, едва успев выдернуть ногу из стремени, покатился по пологому берегу к кромке заросшей тростником воды. Как сбоку, словно из ниоткуда возник закованный в черные латы всадник и, вскинув громадный рейтпистоль36 спускает тлеющий фитиль. Помнит, как в последний момент, уходя от пули, он ныряет под брюхо жеребца и всаживает выхваченный кинжал сначала в бедро всадника, а потом прихватив перевязь и нагнув к себе врага, в горло. Как пытается вскочить на коня чтобы, дав ему шенкелей, переправиться через реку в надежде оторваться от рейтар на том берегу. Как конь, храпя и кося бешеным глазом, рвет поводья из рук, не давая сесть на себя. Как из тумана выскакивает еще один черный всадник с оскаленным львом на айлетте37 и с оттяжкой рубит Роланда рейтшвертом38. И обжигающую боль в правом плече, когда тяжелое, острое лезвие перерубает наплечник и скользит вдоль по спине, кроша кольчугу в клочья. Как ударом его отбросает лицом на лоснящуюся лошадиную шею. Помнит горький лошадиный пот на губах. Как он разворачивается к врагу лицом и пытается достать меч, но боль, дикая боль в спине и шее, не дает пошевелить рукой. Как рейтар снова заносит клинок для удара, а ему на плечи из клубов тумана прыгает фигура в цветах его копья и несколько раз бьет кинжалом в просвет между бургиньотом39 и кирасой. Видит брызги крови, разлетающиеся в туман, а дальше темнота и чьи-то руки, подхватывающие под мышки и волочащие его в холодные речные воды.