– Значит… – Бережно опускаю ком плотной почвы со слегка покачивающимся на упругом стебле цветком в капсулу. – …ты пошутил про кофе?

– Нет…

– И?

– Дурман держится несколько часов.

Защёлкивает контейнер и, вдруг усмехнувшись, отдаёт его мне.

– Почему этого не видно?

– Я этого не показываю, – пожимает плечами, направляясь к моему самолёту, наверное, забывшись, обычной для себя великанской поступью – еле успеваю семенить сзади. – И помню, что из окружающего должно быть реальным. Разве ты… ну…

– Проще ведь было вообще не пить его?

– Просто забавляюсь. Не понимаешь?

– Ну – смысл в этом? В том, чтобы не давать чему-то завладеть своим разумом?

– Для тебя – да. А для меня – нет… – Том внезапно останавливается и разворачивается – и уже прилично разогнавшийся я чуть не впечатываюсь ему в спину.

– Тогда… если нет… то что ты сейчас делаешь?

– Говорю на твоём языке.

Невольно всматриваюсь в его глаза – в ёжиковый полдень за бликующей преградой шлема они будто цвета пыльного чертополоха. Жуть какая-то, особенно в сочетании с произнесёнными словами и отрешённым пониманием: акцент пришельца из ужасающего превратился просто в лёгкий, всего лишь за сутки.

В отрицание собственного страха я проваливаюсь напропалую…

Поэтому, когда мы возвращаемся на базу, отправляю Тома обедать, наделив щедрым набором разнообразных блюд, растение – в карантинный бокс, в котором вроде бы настроил подходящие для него условия, а потом кое-как отвлекаюсь от текущих задач и понимаю: меня мутит. Ведь не бывает так! Да, конечно, инопланетянин, но почему вся нелепица, связанная с нашими культурными различиями, так лихо ложится на мой внутренний поток, как будто этот тип специально… придуман, чтобы оказаться здесь.

Опускаюсь на ступеньку маленькой лестницы тут же, в оранжерее, и тихо проговариваю:

– Компьютер, на базе есть кто-нибудь, кроме меня?

– Подтверждаю присутствие живого существа. Доступные к анализу данные позволяют отнести его к представителям расы тулисианцев.

– Стоп. Хорошо.

– Сообщить на Землю?

Если бы я не нахимичил с кодом (естественно, не отсюда, а предварительно, прямо из штаба, и прекрасно знаю, чем мне грозит, стань об этом кому-нибудь известно, но… просто не умею функционировать по-другому), комп давно бы уже слил всё происходящее на базе командованию.

– Нет. Абсолютно безопасно, – уговариваю искусственный интеллект, используя созданный мною же ключ, но напрягаясь от иррациональных опасений, что машина не поверит: насколько живым кажется этот разговор. – Удалить текущий диалог из базы.

Поднимаюсь, чтобы уйти, и натыкаюсь взглядом на стоящего в дверях Тома, хех, с бутербродом с клубничным джемом в руках – фетиш у него появился, что ли? Отхватив огромный кусок, он, фыркнув, комментирует:

– Фантастики пересмотрел?

– Фантастики пересмотрел или температура поднялась? – Перекинувшись через выпученный диваном горб, Ритка по-хозяйски прикасается прохладными пальцами к моему лбу.

Этот жест тут же щедро обмакивает меня в источник ландышевого концентрата.

Ну и чем она так возмущена… всего лишь предположил, что её новый воздыхатель может оказаться человеком с фальшивой личностью. Такое ведь в любом случае не исключено…

На самом деле просто не могу привыкнуть к мысли, что нам придётся провести вечер с каким-то посторонним мужиком. В конце концов, я склонен к социальной изоляции!

Джек крутится на месте и разглядывает нас поочерёдно, наклоняя морду туда-сюда и лучась от удовольствия. А ведь это я притащил сюда трёхмесячного щенка, когда стало точно известно: лечу на Ёжик. Протягивал на вытянутых руках его забавное пухлое тельце, прячась от обязанности что-то произносить вслух. А пёс меня, выходит, не только запомнил, но и привязался. Идея: сейчас отговорюсь необходимостью остаться с ним! Ведь одиночество для собаки – огромный стресс…

Представляю себе выражение лица Риткиного щёголя, когда на пороге квартиры дамы сердца его поприветствует бравый офицер космических войск! Между прочим, находящийся в отличной физической форме – заключаю, изогнувшись и поймав своё отражение в зеркальном фрагменте ближайшей стены.

И тут же получив больнючий шлепок по руке, которой ерошу волосы, создавая брутальную причёску.

– Ваня, даже не вздумай, ты слышишь меня?! Не вздумай распушать там свои перья опять и тем более наезжать на Толика! Вы с Алексом вообще когда-нибудь поймёте, что для меня важно?!

Она переоделась в одно из тех ослепительных платьев убивающего наповал оттенка красного цвета, от которых я всеми силами отговаривал её в былые времена, и явно пытается считать с моего лица степень его эффектности, приняв максимально царственную позу.

– То-олика! – передразниваю её нотки, ухватив Джека за кончики ушей и разводя их в стороны. Пёс реагирует коротким взвизгивающим звуком, похожим на хихиканье. – Что опять за пошляцкое имя? Ты их по этому принципу выбираешь, что ли?

– Я сейчас улечу без тебя! И на карнавал в больнице пойду с Алексом! И заблокирую тебе доступ в квартиру!

– Конечно же, меня это остановит! – Резко отрываюсь от дивана, ловлю её врасплох и взваливаю себе на плечо. – Блондинка в красном, до чего мы докатились… А То-о-олик, что ли, не собирается тебя сопровождать на парад ряженых инфекционистов, на который, кстати, плевать я хотел?

– Я запрещу тебе видеться с Джеком! – Каблук угрожающе метит мне куда-то под ребро, но застывает в воздухе, не коснувшись даже в шутку. – Стой, куда ты меня тащишь! Я не взяла клатч!

– Рита, я спросил.

– Говорит, не любит выглядеть как пугало…

Опять двадцать пять… Придётся изучить ещё и Толика, деваться некуда.

Новый кандидат на вылет оказывается нескладным детиной, выглядящим лет на семь моложе своего возраста. Он в буквальном смысле постоянно задирает нос, а я то и дело уговариваю себя оставить этот жест без ехидных комментариев. В конце концов, ехидные комментарии – прерогатива Тихорецкого. Только если уж он пустит их в ход по отношению к кому-то, кроме меня, – значит, дело и вправду дрянь.

В очередном спроектированном Алексом ресторане под небесами нас встречают здоровенные полуглянцевые врата будто из двух застывших капель горячего шоколада, а сразу за ними – огромный трапециевидный зал.

Несколько секунд полетав пальцами по ладони, Тихорецкий гордо кивает на подобие алькова прямо в окне – вынесенное наружу относительно остальной части зала помещение с абсолютно прозрачным полом – что-то из конца XX века, но любимый приёмчик главного инженера. Приступ сентиментальной радости перехватывает меня поперёк груди: Сашка всё-таки сделал это – стал тем, кем должен был, и хрен он теперь не перестроит на свой собственный лад как минимум этот город.

Под ногами – утыканный небоскрёбами и биолюминесцентными деревьями Васильевский остров. Но рассмотреть его толком не удаётся: приходится потесниться, чтобы пропустить приплывший к нам столик на четверых.

Алекс за пару секунд делает заказ для себя, а потом лезет в моё меню, быстро отмечает блюда и, не спрашивая, подтверждает якобы мой выбор.

Толик радостно погружается в изучение вариантов еды, переговариваясь с Риткой с каким-то прогорклым мурлыканьем. Предвзятость из моих реакций сейчас вытравить проблематично – ну и пусть, в крайнем случае главный инженер всегда успеет вовремя остановить… лишь бы по затылку не жахнул. Как-то раз это было по-настоящему внезапно…

– Ну, ты доволен архитектурным ансамблем века? – в ответ на свои мысли прикрываю шею рукой и пялюсь на облака через потолок, который буквально по щелчку пальцев Алекса уподобляется полу – становится просвечивающим насквозь.

– В основном. Нейросеть окрестила его «Призраком Вермера Делфтского, способным послужить и столом». И главное – никакого сходства…