Благодаря активной работе всех звеньев военной разведки во второй половине 1918 г. японская армия захватила советский Дальний Восток, Забайкалье и Северную Маньчжурию. Для руководства марионеточными режимами и сбора информации Генштаб развернул там в начале 1919 г. сеть так называемых «японских военных миссий», которые наряду с разведывательной, пропагандистской и подрывной работой выполняли функции официальных дипломатических представительств и при необходимости заменяли японские посольства в стране пребывания. В своей деятельности миссии опирались на агентуру в высших эшелонах белых правительств, многочисленную колонию японских мигрантов и проживавших в России корейцев и китайцев[62].
Провал интервенции и вывод войск с советского Дальнего Востока осенью 1922 г. заставили Кабинет министров Японии взять курс на нормализацию отношений с Советской Россией. К такому шагу Японию подталкивали в первую очередь решения Вашингтонской конференции 1921–1922 гг., ограничившие её военно-морское присутствие в Мировом океане и ослабившие позиции в Китае. Руководство империи пришло к выводу о необходимости создания на Дальнем Востоке советско-японского противовеса навязанной Соединёнными Штатами «вашингтонской системе»[63].
Активным сторонником нормализации отношений с Россией выступало командование ВМФ Японии, которое традиционно рассматривало США в качестве главного противника империи. Представлявшие флот премьер-министры адмиралы Като Томосабуро (1922–1923) и Ямамото Гомбээ (1923) не только инициировали негласные советско-японские переговоры, но и скорректировали в феврале 1923 г. основополагающий для государства «Курс национальной обороны империи» в сторону избегания конфликта с Советским Союзом, определив первостепенной задачей Вооружённых сил подготовку к возможной войне с США. Авторы «Курса», в частности, констатировали: «Промышленность России после революции находится в упадке, экономика пришла в запустение, поэтому не только истощена мощь государства, но и нет единства внутри страны. Сегодня Россия целенаправленно прилагает усилия для своего возрождения. Восстановление экономики и объединение страны, по-видимому, самые неотложные сейчас для России задачи, не решив которые она не сможет реставрировать государство. Поскольку советское правительство ломает голову над получением международного признания и экономической помощи, следовательно, и в Восточной Азии оно возлагает большие надежды на скорейшее налаживание взаимовыгодного сотрудничества с империей ради нормализации двусторонних контактов. Оценивая перспективы военного столкновения с Россией, похоже, что и сейчас, и в ближайшем будущем состояние её военного потенциала и политическая ситуация не позволят напасть на Японию. Поэтому если политика империи в отношении России будет основана на принципе добрососедства, то вероятность войны между нами крайне невелика. Однако политическая система России и её национальный характер иногда отклоняются от общепринятых норм, и, если в будущем империя вступит в войну с другими державами, наличие у Японии слабого военного потенциала против России может создать с её стороны серьёзную опасность нашим границам»[64].
Переговоры об установлении дипломатических отношений начались зимой 1923 г. с неофициальных консультаций между бывшим министром иностранных дел Японии Гото Симпэй и советским полпредом в Китае А.А. Иоффе. Согласившись на участие в них, Советский Союз преследовал, прежде всего, политические цели, стремясь добиться от Токио признания легитимности новой власти и освобождения оккупированного японцами в 1920 г. Северного Сахалина. Япония исходила из экономических интересов, в принципе соглашаясь на официальное признание Советского государства и вывод войск с севера острова в обмен на совместную эксплуатацию его природных ресурсов. Спустя год переговорам был придан официальный статус, поскольку Гото вошёл в состав нового кабинета в качестве министра внутренних дел, а с советской стороны к ним подключился нарком иностранных дел Г.В. Чичерин.
Итогом двухлетних переговоров стало подписание 20 января 1925 г. «Конвенции об основных принципах взаимоотношений между Союзом ССР и Японией». В основу урегулирования советско-японских отношений легли соглашение о выводе японских войск с Северного Сахалина, признание обеими сторонами Портсмутского мирного договора 1905 г. и предоставление японским подданным угольных, нефтяных и лесных концессий.
В период активного обсуждения двумя странами деталей нормализации отношений органы военной разведки вели сбор необходимой руководству Японии информации о внутренней и внешней политике СССР, мерах советского правительства по поддержке национальных движений в Китае, Корее и Северной Маньчжурии, всячески избегая каких-либо акций, способных дискредитировать позицию Токио на переговорах с Москвой. Агентурные сведения о СССР поступали в Генштаб по каналам органов стратегической и оперативной разведок. Первый уровень представляли легальные резидентуры Генштаба в Германии, Польше и Латвии под прикрытием военных атташатов посольств и дипломатических миссий. На втором уровне оперировали японские военные миссии и разведывательные органы в Северной Маньчжурии, Корее и на Сахалине, подчинявшиеся Квантунской, Корейской и Сахалинской экспедиционной армиям. Вместе с ними сбором информации о советском Дальнем Востоке и Забайкалье занимались генеральное консульство Японии во Владивостоке, японские консульства в Маньчжоули и Цицикаре, полицейские бюро генерал-губернаторств Кореи и Квантунской области, представительство Министерства внутренних дел в Харбине, разведорганы Морского Генерального штаба, действовавшие в тесном контакте с военной разведкой.
Ведущую роль в получении сведений о нашей стране с позиций Европы играл аппарат военного атташе при посольстве Японии в России, пребывавший после разрыва советско-японских отношений в августе 1918 г. в Стокгольме, с октября 1919 г. – в Париже, а с ноября 1920 г. – в Берлине. В январе 1923 г. назначение туда получил начальник русского отделения РУ ГШ подполковник Хасимото Тораносукэ, в помощь которому был придан бывший советник атамана Г.М. Семёнова майор Андо Риндзо. Необходимо отметить, что берлинский разведаппарат существовал независимо от военного атташата при японском посольстве в Германии и вплоть до установления дипломатических отношений с СССР в январе 1925 г. занимался исключительно агентурной разведкой против нашей страны, координируя деятельность аналогичных резидентур в Варшаве и Риге. Хотя в январе 1925 г. берлинский разведорган был упразднён с передачей функций военному атташату в СССР, в декабре 1933 г. японский Генштаб возобновил его деятельность, поскольку стал испытывать сложности с ведением разведки непосредственно в Советском Союзе, и начал искать выходы на антисоветские эмигрантские центры в Европе.
Переписка Хасимото с Генштабом за 1923–1924 гг. свидетельствует о его успехах в создании небольшой агентурной сети в СССР и поддержании контактов с эстонской, польской и немецкой разведками, благодаря чему резидентура получала достаточно интересные сведения о Советском Союзе. Например, в феврале 1923 г. Хасимото передал в Токио подготовленное Генштабом Эстонии боевое расписание 5-й Краснознамённой армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье, сообщил полученные от агентуры и почерпнутые из советской печати сведения о пропускной способности российских железных дорог, производственных и ремонтных мощностях вагоностроительных заводов, характере железнодорожных перевозок в СССР из Германии и Швеции. В других телеграммах резидент освещал переход Красной армии на территориально-милиционную систему и состояние её ВВС, анализировал мероприятия советского правительства в рамках новой экономической политики, положение дел в промышленности, валютно-финансовой сфере, информировал о контактах Москвы с Германией и Францией, что представляло большой интерес для японского руководства на завершающей стадии переговоров с Иоффе[65].
