Но с этим источником возникновения нового вируса косящего одних только медиков, а может и не только одних их, будут разбираться специальные дезинфекционные службы, тогда как перед Гаем стоит задача другого рода, выступить в качестве агента под прикрытием обычного больного и ввести в заблуждение насчёт себя проникнувший вирус, – я никакой не медик, видишь, как внутри меня всё запущено и расстроено, а я скорее бич с вокзала, чем медик, – и когда он расслабится, то и взять его с поличным.
– Ну, теперь тебе нет смысла отпираться, – приперев к стенке вирус с помощью превентивных мер профилактики, рюмки самогона с перцем, огласит свой вердикт, находящийся в качестве агента Гай, – я раскрыл твоё настоящее имя (надо понимать, что раскрытие настоящего имени вируса, и ведёт к его ликвидации). Но вирус не был бы им, если бы к нему не было никакого доверия, и сам он никому на слово не верил.
– И кто же я? – всё не сдаётся вирус, чья позиция уже не столь крепка под воздействием самогона с перцем.
– Палочка Коха! – Гай прямо вбивает в себя и своё недоумение вирус, которому, конечно, очень лестно слышать в свой адрес такие высокие предположения, но у него тоже есть своя вредоносная гордость и он заявляет (а вирусы хоть и коварны, но в тоже время всегда алгоритмично честны и всегда действуют в своих областях вредоносности), что он хоть и не столь опасен, но тоже может нанести существенный вред человеческому организму.
– Что-то сомневаюсь. – Гая прямо воротит лицом в сторону от этого вируса, который только на словах такой из себя опасный, а рассмотри его в микроскоп, так его и не увидишь. Тьфу, на тебя и нет вируса. Что не может не задеть вирус, ведь единственное, что он не может не заметить, так это пренебрежение к нему со стороны человека. И вирус, забыв о всякой осторожности, выдаёт себя Гаю: «Я вирус гриппа H1N1», – и при этом так на Гая смотрит, как будто что-то апокалипсическое для него сказал. А Гай в ответ и ухом не ведёт и просто тупо на него смотрит. И вирус само собой заводится и прямо с угрозами на Гая наступает: «А ещё меня называют свиным гриппом. Тебе это название о чём-то говорит?!».
– Нисколько, – разведя в сторону руки, с видимым сожалением говорит Гай, – может оттого, что я религиозный вегетарианец и не ем свинину. – А вот этого уже сам вирус не ожидал услышать, и его начинает одолевать когнитивный диссонанс своего нахождения там, где он по убеждениям этого человека не должен быть, а как бы находится. – Но как так может быть? – вопрошает потрясённый вирус. – Все ответы на свои вопросы получите у вирусного пророка господина Касперского. – Отсылая, куда следует вирус, оставляет ему надежду на будущее Гай в своих имеющихся в его голове фантазиях.
Правда это ещё не конец и на его пути ещё масса такого вирусного рода препятствий, совсем не ожидающих, когда он ими займётся – они привыкли действовать вероломно, без предупреждения. И Гай немедленно взялся бы за них, и со всеми этими опасностями сумел бы справиться, если бы его на пути к ним не подкосило, отправившее его в медицинскую койку другого рода недомогание. И вполне вероятно, что всё это с ним случилось не случайно и за всем этим стояли всё те же дегенеративные личности от медицины (это скорей всего, были экономисты, мать их за ногу), но Гай ещё молод и он так далеко вперёд не заглядывает.
Но что-то нам, людям не без своих тараканов в голове, подсказывает, что Гай, соблюдая строжайшую секретность, вынужден был всё умалчивать и отрицать. А это всё есть часть некоего секретного плана, разработанного в недрах секретных лабораториях клиники, под руководством авторитетных врачей из министерства. Где борьба с новой модификацией вируса, есть только шпионская легенда, под прикрытием которой, Гай и будет работать над устранением, куда как более опасных причин болезней, чем вызванные вирусами инфекционные заболевания. И теперь только Гай понял, почему у него с учёбой не слишком складывалось, его уже на раннем этапе готовили к этой секретной миссии – в нём ничто недолжно выдавать за человека близкого к медицине, а иначе у него не получится втереться в доверие у болезнетворных образований. Они ведь действуют системно, а борьба с системой всегда требует системного подхода и требует значительной подготовки и работы над собой.
А вот против именно какой системообразующей болезни Гай будет работать, то это глубочайший секрет, о котором и сам Гай не до конца посвящён, по причине того, что знания об этом немедленно передадутся тем его внутренним силам, которые проявляют слабость и шатко ведут себя под давлением этой новой болезни. И единственное, на что Гай может опираться в своём понимании поставленных перед ним задач, так это на кодовое название операции – «Психосоматика». И больше ни, ни. А сейчас его думы, чтобы не вызывать любого рода подозрений, чисто для отвлечения, направлены в другую сторону.
– Вроде как все эти монументальные здания построены для нездоровых пациентов, – продолжает размышлять Гай, – и люди, себя посвятившие врачебной профессии, без них ничто. Но всё равно пациент себя здесь чувствует не за главного, а на вторых ролях, и наблюдается какая-то прямо дискриминация по профессиональному признаку. И врачи только формально значатся обслуживающим персоналом пациентов при больнице, тогда как на самом деле, именно пациент выступает здесь в этом качестве, и всем собой обслуживает жизненные потребности врачей. – Гай, оказавшись на месте больного, начал себя вести прямо как какой-то коллаборационист и принялся предаваться предательским по отношению к своей профессии мыслям (и позитива в них не наблюдается).
И не трудно догадаться, что подвигло его на эту сдачу своих прежних позиций, где он на пациентов смотрел с некой долей своего превосходства над ними, – да что вы знаете о своей болезни, кроме болезненных симптомов, – вот с таким нарративом в глазах, смотрел сверху вниз на стремящегося его удивить своим кашлем больного Гай. – Да хоть закашляйся в возмущении, а только я один знаю, как излечить твою изжогу. – И больной от удивления и непонимания связи между его кашлем и болями в груди, и этим поставленным врачом диагнозом, даже и кашлять забыл. А Гаю только этого и надо, и он, быстро приложив стетоскоп к его груди, начинает слушать и понимать, что он в этой груди не слышит – благоразумия. А как только им осмотр всё ещё находящего в изумлении больного произведён, то Гай перед уходом бросает ему многозначительную фразу: «Придётся с вашей памятью поработать, иногда её потери приводят к поразительным результатам», и оставляет больного без кашля, а также в полном непонимании этого молокососа; да и сигареты ещё куда-то пропали.
И тут Гай вдруг сообразил, что и сам впал в самую распространённую среди больных ошибку, он стал слишком близко к сердцу воспринимать свою болезнь, – что и вылилось в такую придирчивую направленность его мыслей, – а это может осложнить работу сердца, что уж точно не пойдёт ему на пользу. И Гай, вглядываясь в белый потолок палаты, принялся отстраняться от этих, мало оздоровляющих мыслей. – Главное в этом деле настрой, – принялся себя настраивать на выздоровление Гай, – и с лёгким сердцем и духом всегда легче преодолевать препятствия на своём пути. Так вот почему аппетит пропадает, когда заболеваешь. – Ахнул от догадки Гай. – Организму не нужна лишняя нагрузка на себя, вот он и подаёт сигналы, что ему пока что не нужны лишние калории. – Гай прислушался к себе, пытаясь услышать подаваемые организмом сигналы. И видимо они шли, но только не те, какие Гай ожидал услышать.
– А я похоже, не слишком и не здоров, если есть хочу. – С долей досады резюмировал посылы своего организма Гай. Чему бы, наверное, нужно было бы порадоваться, но первая неосознанная мысль, всегда призывает к первенству, а это значит, что Гай, как минимум, должен быть не самым легко страдающим в этой палате пациентом. – Другие больные при виде твоей царапины не только уважать тебя не смогут, а они тебя, помянешь моё слово, ещё за симулянта примут. – Примерно вот так помыслилось Гаю, как только он почувствовал голод. Правда, за этим он успокоился и перевёл свои рассуждения в другое русло.
