Замков у Отто было не меньше, чем у меня ключей. Как и подобает президенту кинокомпании, продюсеру фильма и фактическому руководителю экспедиции, он возил в багаже много всякой всячины. Значительную часть багажа составляла одежда. Отто не вошел бы в десятку первых щеголей королевства вследствие шарообразности фигуры, однако он любил приодеться и зачем-то притащил сюда, на край земли, целую дюжину костюмов. Гораздо интересней было другое. В два небольших коричневых саквояжа были вмонтированы металлические ящики для хранения ценных бумаг. Ящики были снабжены бронзовыми замками, которые в считанные секунды мог бы открыть самый неопытный вор. В первом сейфе не было ничего существенного, там лежали сотни газетных вырезок двадцатилетней давности, дружно восхвалявших кинематографический гений Отто. Во втором хранились финансовые документы, отчеты о сделках, доходы и расходы Отто за несколько лет, которые наверняка заинтересовали бы налогового инспектора или добросовестного экономиста, если бы таковые оказались поблизости. Гораздо большую ценность представляла для меня целая коллекция погашенных чековых книжек. Полагая, что здесь, за Полярным кругом, Джеррану они ни к чему, я сунул их в карман. Убедившись, что все осталось как было, я вышел из комнаты.

Гуэн, как главный экономист фирмы, также оказался любителем хранить свое имущество под замком, но, поскольку оно не составляло и четверти багажа Отто, на осмотр его ушло гораздо меньше времени. Естественно, основной интерес Гуэн проявлял к финансовым вопросам, и, так как в данный момент наши интересы совпадали, я изъял из его вещей три предмета, заслуживающие более тщательного изучения. Это были платежные ведомости киностудии, роскошная чековая книжка Гуэна и дневник в сафьяновом переплете, испещренный зашифрованными записями, несомненно финансового характера: Гуэн поленился разработать шифр для фунтов и пенсов. Ничего страшного в этом я не усмотрел: забота о сохранности тайны, в особенности чужой, — замечательная черта в характере бухгалтера.

За тридцать минут я осмотрел четыре помещения. В комнате Хейсмана я, как и предполагал, ничего не нашел. Человек с такой биографией и опытом давно усвоил, что самый надежный сейф для тайн — это собственная память.

Однако я обнаружил несколько предметов, несомненно использованных им при составлении аннотации к сценарию, которые представляли для меня интерес. Это были крупномасштабные карты острова Медвежий. Одну из них я прихватил с собой.

Среди частных бумаг Нила Дивайна я не нашел ничего, кроме множества неоплаченных счетов, долговых расписок и нескольких писем с угрозами.

Отправителями их были разные банкиры. Это вполне увязывалось с обликом Нила Дивайна — нервного, настороженного и придавленного жизнью. На дне старомодного кофра я обнаружил небольшой вороненый пистолет. Он был заряжен, но, поскольку в лежавшем рядом конверте находилось разрешение, выданное лондонской полицией, находка эта могла и не иметь особого значения. Число законопослушных граждан законопослушной Великобритании, которые по разным причинам считают, что благоразумней иметь при себе оружие, весьма значительно.

В помещении, где устроились Юнгбек и Хейтер, я не нашел ничего подозрительного. Правда, внимание мое привлек лежавший в чемодане Юнгбека плотный коричневый конверт.

Я вошел в кают-компанию, где от окна к окну — всего их было четыре ходила Мэри Стюарт, наблюдая за окружающей местностью.

— Ничего не видно? — спросил я. Девушка отрицательно мотнула головой. Поставьте, пожалуйста, чайник.

— Есть кофе. И еда готова.

— Я не хочу кофе. Нужна горячая вода. Плесните на дно, этого будет достаточно. — Я протянул конверт. — Распечатайте его над струей пара, хорошо?

— Распечатать? А что там?

— Если в я знал, то не стал бы просить об этой услуге.

Войдя в комнату Лонни, ничего, кроме воспоминаний, я в ней не обнаружил. Это был альбом с множеством выцветших фотографий. За немногим исключением, это были семейные, снимки.

Я хотел было войти в комнату Эдди, но меня. окликнула Мэри Стюарт. Она распечатала конверт и держала в руках его содержимое, обернув в белый носовой платок.

— Вот умница.

— Тут две тысячи фунтов, — с изумлением сказала девушка. — Новыми пятифунтовыми банкнотами.

— Приличная сумма. — Ассигнации были не только новые, но и пронумерованы по порядку. Я записал серию первой и последней ассигнаций.

Установить их происхождение будет совсем несложно. Владелец их был или очень глуп, или самоуверен. Это доказательство я не конфисковал, а убрал вновь под замок в кейс Юнгбека, предварительно заклеив. Когда держишь при себе такую уйму денег, испытываешь желание как можно чаще проверять их наличие.

Ни в комнате Эдди, ни у Хендрикса я ничего не нашел. При осмотре комнаты Сэнди выяснилось лишь, что он нечист на руку и ворует у Отто спиртное не умеренными дозами, как Лонни, а бутылками. Комнаты «Трех апостолов» я пропустил в уверенности, что осмотр их не даст ничего, а проверять комнату Конрада мне и в голову не пришло.

Когда я вернулся в кают-компанию, шел уже четвертый час. Начало смеркаться. Лонни и оба его спутника, должно быть, давно нагнали Отто. Пора бы им и вернуться, подумал я. Мэри, по ее словам успевшая перекусить, подала мне жаркое с картофелем, приготовленное из замороженных полуфабрикатов. На лице ее была тревога. Причин для беспокойства у нее хватало, но я знал, чем она озабочена в данную минуту.

— Куда же они запропастились? — проговорила девушка. — С ними что-то случилось.

— С ними все в порядке. Просто дорога оказалась длиннее, чем они рассчитывали, только и всего.

— Хорошо бы, а то темнеть начинает и снег повалил... — Замолчав, Мэри с осуждением посмотрела на меня. — Уж больно вы умный.

— Очень хочется быть умным, ей-Богу, — признался я, отодвинув тарелку, к которой почти не притронулся, и поднялся из-за стола. — Спасибо. Дело не в вашем кулинарном искусстве, просто есть не хочется. Я буду у себя в комнате.

— Смеркается, — опять сказала она невпопад.

— Я ненадолго.

Сев на койку, я осмотрел свою добычу. Долго разглядывать ее было некогда, да и незачем. Платежные ведомости были красноречивы, но еще красноречивее оказалась связь между записями в чековой книжке Отто и банковской книжкой Гуэна. Однако самым любопытным предметом, пожалуй, оказалась крупномасштабная врезка, изображающая залив Эвьебукта. Разглядывая карту, я стал размышлять обо всем, что связано с отцом Мэри Стюарт. И вот в эту минуту вошла сама Мэри.

— Там идут какие-то люди.

— Кто именно?

— Не знаю. Уже темно, и снег валит.

— И откуда?

— Оттуда. — Мэри ткнула в южном направлении.

— Это, должно быть, Хендрикс и «Три апостола». — Завернув бумаги в полотенце, я протянул их девушке. — Спрячьте это у себя. — А затем, перевернув вверх дном свой медицинский чемоданчик, я извлек из кармана шоферскую отвертку и начал отворачивать четыре винта, служившие в качестве подставки.

— Хорошо, хорошо. — Помолчав, Мэри спросила:

— А вы мне не объясните, в чем дело?

— Бывают такие бессовестные люди, которым ничего не стоит порыться в чужих вещах. Особенно моих. Разумеется, в мое отсутствие. — Я снял основание и стал вытаскивать плоский металлический ящик, который был вмонтирован в днище чемоданчика.

— Вы уходите, — произнесла Мэри монотонным голосом. — Куда?

— Не в кабак, можете быть уверены. — Вынув черный ящик, я протянул его девушке. — Осторожно. Он тяжелый. Спрячьте и это, да как следует.

— Но что же...

— Торопитесь. Я уже слышу голоса.

Она поспешно ушла к себе в спальню. Привинтив днище на прежнее место, я направился в кают-компанию, где уже находились Хендрикс и « Три апостола».

Судя по тому, как они хлопали в ладоши, чтобы восстановить кровообращение, прихлебывая при этом горячий кофе, который Мэри оставила на печке, все четверо были более чем счастливы, вернувшись в жилой блок. Но когда я сообщил им о смерти Джудит Хейнс, все сникли. Как и остальные члены съемочной группы, особо теплых чувств к покойной они не питали, но их потряс сам факт смерти знакомого им человека. Хотя это и было, по их мнению, самоубийство, оно произошло в момент, когда не изгладились еще недавние кошмарные события. Никто из четверых не успел опомниться, как двери распахнулись и в помещение, шатаясь, ввалился Отто. Словно задыхаясь, он ловил ртом воздух, готовый вот-вот свалиться от изнеможения. Я посмотрел на него с деланным участием.