Упадок Халифата стал казаться неминуемым, когда халиф ал-Муктадир {908—932) был убит в борьбе против Муниса, командовавшего его войсками. Князьки, правившие в Центральном Ираке, – все, что осталось от славы Аббасидов, – отныне были обречены беспрестанно искать военного покровителя. Эту роль взяли на себя вожди тюркских наемников, а затем в течение трех лет (с марта 942 по январь 945 г.) реальной властью обладал последний арабский «майордом» – склонявшийся к шиизму Хасан из рода Хамданидов. (Он более известен своим почетным титулом Насир ад-Даула, «Защитник государства», титулом, который появился как раз в этот период и первым носителем которого был, бесспорно, именно он.) Через несколько месяцев после возвращения Хасана в центр его могущества – в семейные владения в Северной Месопотамии, в Ираке его сменили дейлемиты Буиды: по приглашению халифа династия «варваров», базой которых была Центральная и Южная Персия, весьма слабо арабизированных и принадлежавших к шиитскому двенадцатиимамному толку, захватила в Ираке власть. Буиды были кондотьерами, возвысившимися на службе у Саманидов, а позднее – у Мардавиджа ибн Зиййара, гилянского князя, который добился значительного влияния в Центральной Персии и явно мечтал о восстановлении зороастрийской Иранской империи. Однако в 935 г. он был предательски убит в типичной для тех дней стычке между дейлемитскими войсками и наемниками смешанного происхождения. Буиды укрепились в Персии к югу от территории Саманидов и добились значительного успеха, впервые включив в состав дар ал-ислама керманских белуджей, часто бывавших объектом нападения, но доселе не побежденных. К государственным землям стали относиться как к фамильным владениям; так было и в первом поколении, при старшем брате, Имад ад-Даула, «Столпе государства» (ум. 949), правившем в Ширазе, и позднее, при его племяннике Адуд ад-Даула, «Руке государства». Последний, несомненно, был самой заметной личностью среди членов династии и между 977 и 982 гг. взял в свои руки непосредственный контроль над территорией, принадлежавшей его дому. За пределами Ирака буидский режим следовал установившейся практике назначения наместников провинций, которые со временем становились независимыми; в Багдаде буидское военное правительство отняло у халифа власть; они даровали ему поместья и годовой доход, но лишили его вазира. В качестве суннитского «князя церкви» халиф был необходим даже шиитскому амир ал-умара; алидского халифа можно было заставить повиноваться, находившийся в ссылке суннитский халиф мог причинить много неприятностей; к тому же не было и речи о шиитском большинстве. Нормальное существование общины и судебной администрации оставалось задачей халифов, и они, хотя и вели себя весьма смиренно, обладали в целом при Буидах гораздо большей личной безопасностью, чем когда-либо в предшествовавшем столетии. Политические соображения иногда даже превращали Буидов в защитников суннизма. Боязнь отдать Сирию Фатимидам заставила Буидов проводить политику сдерживания исмаилитов, что могло лишь одобряться Халифатом, тогда как попытки семеричников склонить Буидов на свою сторону не имели успеха вплоть до конца правления этой династии. К знаменитой антифатимидской декларации, обнародованной халифом в 1011 г., присоединились как «ортодоксальные» теологи, так и «двенадца-тиимамные» богословы. Буидское правительство опиралось в Багдаде преимущественно на богатых шиитских купцов и на «Талиби-дов» (т е. Алидов), несмотря на то что последние нередко приводили их в смущение своим буйным характером, и поддерживало, когда могло, их единоверцев. Адуд ад-Даула, например, разрешил проведение похоронных процессий и самобичевание, которыми отмечалась годовщина смерти Хусайна и в которых могли даже участвовать женщины без покрывал, хотя эти процессии всегда вызывали кровавые стычки между сектами и не могли устраиваться регулярно.

Ханбалиты во всех этих событиях выказали себя наиболее энергичными защитниками суннизма; благодаря главным образом их упорству к концу X в. появились первые признаки восстановления правоверия, совпадавшего с исчезновением духа сплоченности среди Буидов и с их резким ослаблением. В 1020 г. Буиды уже не смогли защитить шиитских проповедников от дисциплинарного наказания, наложенного на них халифом. В 1015 г. ханбалиты подожгли гробницу Хусайна в Кербеле; в Багдаде и Самарре и даже в Мекке, Медине и Иерусалиме вспыхнули восстания, целью которых было не столько вытеснение Буидов, сколько запрещение шиитского культа. Возвышение суннитской династии Газиавидов, объявивших себя в 1027 г. защитниками халифа, укрепило его положение; спустя несколько лет аббасидский халиф вернул себе право иметь собственного вазира. Надежда на восстановление Халифата охватила ведущие суннитские круги. В это время верховный судья шафиит Маварди (ум. 1058) опубликовал труд, в котором нарисовал картину политических институтов ислама, в своем роде замечательную. Она отражала атмосферу, царившую в кругах, близких ко двору: в тезисах, касающихся прерогатив халифа, Маварди претенциозно постулировал некие нормы, которые, полностью игнорируя реальные события последних столетий, представляли собой опирающийся на традицию план политического возрождения под руководством халифа.

Между тем нетерпимость ханбалитов по отношению к мутазилизму и к схоластическому богословию таких мыслителей, как Ашари, свидетельствовала о сужении умственного кругозора, обусловленном ростом суннитского благочестия. Самое же важное, однако, заключалось в том, что отныне община могла защищать собственное существование без государственной власти и даже вопреки ей; Халифат, по сути дела, функционировал как административный и политический институт, поддерживающий правоверие. При более тщательном рассмотрении, однако, выясняется, что именно эта воинствующая ортодоксальность позволяла Халифату и даже понуждала его выполнять подобную функцию. В это время четыре крупнейшие суннитские правовые школы все больше стали склоняться к взаимному признанию; возникла идея (снова появившаяся в XVIII в.) включить умеренный шиизм в качестве пятого «толка» во всеобъемлющую юридическую структуру; наконец, двенадцатиимамные шииты при Буидах систематизировали свои теологические и юридические идеи, и улама активнее, чем когда-либо прежде, стали играть роль посредника, с помощью которого партии формировали свой политический курс. Неудача «идеи единства» была вызвана главным образом радикализмом суннитских реформаторов в Багдаде и их политических союзников за его пределами.

В арабо– и персоязычном мире при Буидах и во многом благодаря им удалось добиться больших достижений. Мы не должны предавать это забвению, отмечая недостаток выдержки в политической и интеллектуальной борьбе партий или дробление унаследованных территорий, являвшееся следствием династической концепции, которая затем выродилась в раздачу ленных поместий и партикуляризм и в конце концов привела к распаду государства. Византийский мыслитель Михаил Пселл, живший в эпоху Буидов и Фатимидов, в 1060 г. заявил, что греки, гордящиеся мудростью своих отцов, далеко отстали от арабов; правда, он основывал свое мнение больше на исследовании комментариев к произведениям классической философии и науки и на общем впечатлении, чем на изучении трудов арабских авторов. И все же Буиды немало сделали для исламской культуры. Основной точкой приложения их сил была Персия, поэтому неудивительно, что они создали себе генеалогию, восходящую к Сасанидам; еще больше об их персидской ориентации свидетельствовало принятие ими среднеперсидского титула «царь царей», шаханшах, хотя вначале это должно было лишь указывать на положение главы семьи по отношению к остальным буидским принцам. Взрыв негодования раздался в арабском Багдаде, и потому титул не был официально утвержден халифом до 1037 г., хотя к тому времени им пользовались более чем полстолетие. (Титул султан, который принял еще халиф Мансур, не стал формальной частью титула халифа до Сельджукидов.)