– Мы используем инновационные материалы для ремонта, – выступил «дорожник» Лимонов. – Это самая передовая в мире сларри…

– Ладно, – махнул на него рукой Балашков. – Я каждый день по твоей срали езжу. Колея, как на полевой дороге. Когда поправишь, тогда и докладывать будем.

– Так ведь погода, Антон Александрович! – заныл Лимонов.

– Вот и помолчи. Так, сколько мы осваиваем федеральных пилотных проектов?

– Семнадцать, – подсказал советник Макеев.

– А сколько не охваченных осталось?

– Пятнадцать. Из городов нас только Москва опережает – там по двадцати трем проектам средства осваивают.

– Надо подтянуться, Ты, Слава, подумай, где бы нам еще поучаствовать, – приказал он Макееву. – Нам бы как-нибудь в сельском хозяйстве приспособиться, это сейчас важное направление…

– Так мы ж – город, Антон Александрович!

– Да, я знаю. Там сейчас животноводство в моде, может им что-нибудь надо? У нас химзавод простаивает – может, заделать средство от мошкары для телок? Инновационное? С нано–технологиями? С учеными посоветуйтесь. Надо в мафстрим попадать. Лизавета, а ты что молчишь? Животноводство тебе как?

– Это, конечно, тренд, но для нас – не мейстрим, – сказал Лиза.

– В смысле?

– Животноводство, образно говоря, не входит в наш карас.

– Не понял! – сказал Балашков.

– Это мультик такой – про ворону, – подсказал шефу Макеев.

– Елизавета Яновна, причем тут вороны? – строго спросил Васильев.

– Ни причем. Нам необходимо формировать мессиджи, понятные как для федерального центра, так и для городского сообщества, – сказала Жнач.

– Это как? – переспросил Балашков. – Лизавета, не мудри.

– Мне кажется, сейчас, во время выборов, необходимо создавать проекты, которые будут положительно восприниматься и в городе, и в федеральном центре.

– Легко сказать, – заметил Макеев.

– И сколько это будет стоить? – спросил Соколов. – У нас и так бюджет по швам трещит.

– Можно обойтись и малыми формами.

– Скульптурными? – догадался Балашков.

– Можно и скульптурными, – Елизавета отложила ежедневник с пирамидой из чертиков. Ее вдруг настигло вдохновение. – Вот сейчас у нас «Каменная поэма» проходит – в чем ее смысл? Раньше централизовано делали скульптуру – «Девушку с веслом» какую-нибудь – и рассылали по всем паркам страны. А теперь мы их ежегодно мелкими партиями делаем – и что?

– Предлагаешь наладить у нас серийное производство? – спросил Балашков.

– Это дорого, – отреагировал Соколов.

– Да нет, зачем нам серии, нам прецедент нужен. Один памятник, но какой!

– Я слышал, в одном городе поставили памятник первому городовому, – сказал Макеев.

– Это как городской домовой? – не поняла Лиза.

– Нет, это первому полицейскому.

– Это все приколы. В другом памятник домашним тапочкам сделали – горожанам смешно, а федералам все равно. Я предлагаю возродить монументальную пропаганду. Вон, у Пушкина юбилей на носу – кто против будет?

– Интересное начинание, – пробормотал Балашков.

– А давайте поставим памятник царю Николаю!

– Первому или второму?

– Первый – всегда первый, – пробормотал мэр.

– Если Первому, то только за то, что декабристов к нам в Сибирь сослал.

– Тогда Второму.

– Может тогда лучше декабристам?

– Они же революционеры – как коммунисты!

– Да какие там коммунисты – это ж сплошь аристократы были.

– Тогда Достоевскому – он в Сибири сидел.

– Да мало ли кто в Сибири сидел!

Лиза поразилась, какую краеведческую дискуссию вызвало ее предложение.

– Главное – кто тут жил!

– А кто тут жил?

– Мамонты тут жили. Давайте памятник мамонту поставим!

– Памятник мамонту уже где-то закладывали. Можем опоздать.

– Кто самый знаменитый сибиряк?

– Мамин–Сибиряк?

– Стоп, – прекратил галдеж Балашков. – Давайте в конструктивном русле. Ты, Лизавета, кашу заварила – ты что думаешь?

– Надо что-то общее и символичное.

– Тогда, может быть, памятник всей Сибири? – сказал Васильев. – И мы себя обозначим как центр территории.

– Отлично, – сказал Балашков, потирая руки.

– Сепаратизмом пахнет, – заметил Соколов.

Все замерли. Нет страшнее обвинения для того, кто хочет дружить с Москвой и, в перспективе, там обосноваться. Это же экстремизм на территории, где все закрома родины лежат.

– Ну, Лизавета, ты и даешь! – вздохнул Балашков. – От тебя деструктивизм один.

Лиза поняла, что перестаралась.

– Надо памятник приурочить к юбилею покорения Сибири. Тогда федералам понравится.

– Точно! Молодец, Лизавета. Слава – запиши! И еще там, что говорили, тоже. Пропиаримся по полной и Путяте нос утрем! У нас – покорение Сибири, а у него – мальчик с рыбой. Космополитизм да и только.

11.

Поскольку Лиза не отвечала на его звонки, то Эдуард трижды за день припирался к ней в кабинет, каждый раз налетая на заместителя Василевского. Нес какую-то деловую околесицу, уходил, а потом опять возвращался. Василевский, конечно, идиот, но и его извилину от форменной фуражки нельзя так перенапрягать. В итоге Лизе пришлось самой позвонить Эдуарду.

– Чего тебе надо? – спросила она.

– Хотел извиниться за летучку.

– Ладно, считай, простила. Это все? Или ты через полчаса опять за какой-нибудь хренью явишься?

– Лизочка, я не за хренью, я за тобой… То есть я хочу объяснить, почему я…

– Я же приняла твои извинения.

– По голосу этого не чувствуется.

– Будь доволен таким, какой есть.

– Я все понимаю, ты обижена, но я не отстану – и через полчаса приду за хренью.

– Чего ты хочешь?

– Пригласить тебя к себе в гости. Поговорить. А уж потом ты решишь – последнее это свидание или нет.

Лиза задумалась. Дома-то она у него не была, а посмотреть сильно хотелось. А потом – все.

– Хорошо.

– Я за тобой заеду в восемь.

Одно дело знать, что Эдик живет, как многие чиновники его уровня, в коттеджном поселке, другое дело видеть этот сказочный трехэтажный домик с башенками и мансардами, окруженный маленьким садом. Эдуард как радушный хозяин провел ее по участку, совершенно не опасаясь, что их могут увидеть соседи. Правда, сама Елизавета никого не заметила. Жилье Эдика – и сад, и надворные постройки и сам дом были устроены со вкусом, и Лизу это приятно поразило.

Вторым сюрпризом для нее стали бриллиантовые сережки, которые Эдуард неловко сунул ей прямо в прихожей – нелепо по форме, но очень красиво по содержанию. И дорого.

Лиза поблагодарила – скромно и с достоинством и остановилась примерить серьги перед зеркалом. Эдуард воспользовался моментом, сразу приник и облапил.

– Я тебя еще не простила по–настоящему. Или ты привык к тому, что стоит сделать девушке подарок и сразу можно тащить в постель?

– Нет, извини. Просто я соскучился.

Эдуард вновь принялся играть роль радушного хозяина и стал водить ее по дому. Содержание соответствовало форме – внутри дом был изящным, стильным и удобным. Продумано было не только расположение комнат, но и все интерьеры, и даже мелочи вроде ночника с символикой Водолея – Эдикова знака Зодиака. Нет, с грустью решила Лиза, Эдуард с его повадками проголодавшегося пса (около ночника он повторил попытку и чуть не повалил ее на кровать) вряд ли способен так обустроить гнездышко, тут со всей очевидностью чувствуется женская рука. Кленовязов заметил ее настроение.

– Моя жена была дизайнером, это она занималась домом.

– Почему же она оставила его тебе?

– Валентины нет со мной уже пять лет… – Эдуард отвел взгляд, и его глаза заметно увлажнились.

– Извини, я не знала.

Лиза почувствовала себя скотиной, а Кленовязов на время опять стал для нее Эдиком.

Затем был ужин при свечах – заказанный в ресторане, но вкусный, а хорошая еда всегда повышала Лизе настроение. Красное вино согрело и обезоружило. Поэтому когда после десерта Эдик поволок ее в спальню, как паук муху, Лиза уже не сопротивлялась.