Некоторые события, изложенные в романе, действительно происходили в губернском Ставрополе в 1889 году. Имена и фамилии действующих лиц изменены лишь частично или вовсе оставлены прежними. Автор использовал источники, полученные из государственного архива Ставропольского края, Российского государственного исторического архива и государственного архива Российской Федерации, а также материалы периодической печати Ставропольской губернии за 1885–1889 годы.

12 июля 1889 года, Ставрополь

Частнопрактикующий врач Оскар Самуилович Целипоткин – высокий красавец с густыми усами, возраста Иисуса Христа перед распятием – с утра чувствовал беспокойство. Через несколько минут ему предстояла неприятная задача – ознакомить пациента с результатами анализа. Он многажды прокручивал в уме начало беседы, но всякий раз получалось либо театрально трагично, либо галантерейно приторно.

Доктор сидел за рабочим столом и что-то рисовал в блокноте-ежедневнике карандашом. Когда рисунок был уже почти закончен, зазвенел колокольчик входной двери. Горничная отпросилась к родственникам на свадьбу в Медвеженское, а супружница с двумя дочками третьего дня укатила на воды. Хозяину кабинета пришлось самому шагать в переднюю и отворять резную дубовую дверь. Скрипнули медные петли.

– Прошу вас, голубчик, входите.

– Премного благодарен.

– Пожалуйте в кабинет.

– Исключительно вам признателен.

– Садитесь в кресло, у стены. Там вам будет удобнее.

– Не извольте беспокоиться. Я лучше к вам поближе, на стульчик, если не возражаете.

Медик недовольно поморщился и, отодвинув кожаное кресло на максимальную длину от стола, отворил окно. В комнату ворвался свежий ветер и шум улицы.

– Ну-с, голуба моя, у меня для вас неутешительные новости. Результаты анализа, прямо скажем плачевные, – Оскар Самуилович прокашлялся, – вы занедужили лепрой. Её ещё называют проказой. Об этом свидетельствуют палочки Хансена, обнаруженные в ваших срезах.

Пациент побледнел. Потупив голову, он провёл по лицу дрожащей рукой и спросил жалостливо:

– Может, это ошибка-с?

– К сожалению, нет. Я трижды исследовал вашу плоть под микроскопом. Вот медицинское заключение, – вымолвил врач и придвинул лист бумаги, набранный на машинке.

Пробежав глазами текст, посетитель нервно сглотнул и спросил:

– А если попробовать меня вылечить? Я найду деньги…

– Сегодняшняя медицина бессильна перед проказой. Такую вакцину ещё не изобрели. Однако там, где вы будете проходить лечение, применяют разные способы борьбы с этой опасной инфекцией: практикуют ванны с сулемой, вводят в кровь генокардиево масло и даже в медицинских целях используют цианистый калий. Всё это помогает остановить распространение язв.

– Выходит, мне придётся лечь в лепрозорий? – осведомился больной, окинув медика недобрым взглядом.

– Вы обязаны это сделать, голубчик. И я, как врач, должен немедленно известить городскую санитарную комиссию о вашем диагнозе.

– И что потом?

– Скорее всего, вам запретят выходить из дома, после чего под охраной полицейского доставят в ближайший лепрозорий. Он находится в Астраханской губернии.

– Лучше уж я сам туда доберусь.

– Не положено, голуба моя, не положено. Полицейский обязан следить, чтобы вы не приближались к окружающим ближе трёх саженей[2].

– Ясно… Вы сказали, что проказа – инфекционное заболевание. Выходит, меня заразили?

– Да, по всем вероятиям.

– Но кто и когда?

– Трудно сказать, – врач пожал плечами. – Период инкубационного периода до конца не определён. Многое зависит от человека, его способности сопротивляться «чёрной смерти». Способ передачи этого заболевания малоизведан. Заразиться можно от соприкосновения с телом прокажённого, а бывает, что достаточно одного чиха больного, чтобы инфекция проникла внутрь другого организма. Известны случаи, когда мужьям, жившим с больными лепрой жёнами, эта зараза не передавалась, но бывало и так, что муж, занедуживший проказой, узнав, что у жены есть любовник, преднамеренно заражал её, надеясь, что в лепрозорий попадёт и прелюбодей. Позже выяснилось, что супружница заразилась, а её любовник – нет. Всё зависит от индивидуальной предрасположенности к инфекции.

– Скажите, Оскар Самуилович, а вам известны случаи исцеления?

– Видите ли, голубчик, – развёл руками доктор, – данная область медицинской науки весьма узка. К тому же, в нашу провинцию с большим опозданием доходят научные журналы из-за рубежа, а посему я не могу дать вам точного ответа.

– Как я понимаю, меня навечно упрячут в тюрьму под названием лепрозорий. И если обычный каторжник уповает на освобождение по сроку, или паче чаяния, по милостивому соизволению государя, то я такой надежды буду лишён. А значит, у меня нет ни малейшего шанса на возврат к полноценной жизни.

Целипоткин молчал. В комнате стало так тихо, что было слышно, как идут напольные часы.

– Сколько я вам должен?

– Учитывая лабораторные исследования и, простите, моё нахождение в непосредственной близости от больного… Словом, с вас двадцать пять рубликов. Деньги, конечно, немалые, но что поделаешь…

– Я могу забрать лабораторное заключение?

– Оно ваше. Осталось лишь оплатить труд мой праведный.

Эскулап замер в выжидательной позе и возникло неловкое молчание.

– У меня нет с собой двадцати пяти рублей. Есть только десять. Я не рассчитывал на такую сумму. Остальные пятнадцать занесу через полчаса. Вас это устроит? – протягивая красненькую[3] грустно осведомился пациент.

– Вполне. Положите деньги на стол.

– Как будет угодно-с, – кивнул визитёр и зашагал на выход.

Услышав, как хлопнула дверь, Оскар Самуилович поспешил в соседнюю комнату к медному умывальнику и принялся тщательно протирать руки раствором сулемы.

Ранним утром 15 июля 1889 года – в день празднования святого равноапостольного князя Владимира – поезд Ростово-Владикавказской железной дороги подкатил к перрону станции Невинномысская.

Одноэтажное здание вокзала, расположенное на территории казачьей станицы, относилось ко второму разряду и потому снаружи выглядело весьма скромно, но внутри имело всё необходимое: кассу, залу ожидания, багажную комнату, газетный киоск и даже ресторацию.

Из вагона II класса, выкрашенного в жёлтый цвет[4], вышел молодой человек двадцати двух лет приятной наружности. Тонкая нитка усов, канотье, лёгкий бежевый сюртук, шёлковый галстук, белоснежная сорочка со стоячим воротником и светлые штиблеты говорили о том, что он следит за последними веяниями моды. В правой руке приезжий держал бамбуковую трость с шарообразной ручкой, а в левой – небольшой чемоданчик. Посмотрев по сторонам и, не найдя носильщика, он вошёл в здание вокзала и купил газету «Северный Кавказ», стоившую всего семь копеек. Уже на привокзальной площади вояжёр поставил ношу и, вынув из кожаного портсигара папиросу, закурил. Вдоволь насладившись ароматом папирос «Скобелевские», он уже собирался поднять чемодан, как невесть откуда возник долговязый артельщик с заячьей губой, едва прикрытой редкими усами, и в длинном фартуке.