– Ага. Простите.

Лея вылетает в коридор, и только, когда хлопает дверь в ванную, Юля прерывает повисшее неловкое молчание.

– Она его так и не забыла.

О ком это она, мать вашу?

Сара Львовна с тяжелым вздохом опускается за стол, качая головой.

– Нет, Юленька, не забыла. Бедная моя девочка, столько лет неразделенной любви! Сердцу, конечно, не прикажешь, но могла бы хотя бы неженатого мужчину выбрать…

– Вы о ком говорите-то? – хрипло спрашиваю я.

Это моя первая, кажется, фраза за весь ужин.

– Лея влюблена, папа. Уже много лет и в одного мужчину, но он женат. И только морочит ей голову.

Ну она тоже не особо хранит ему верность.

– Платон, помоги моей дочери.

– В смысле?

– У тебя ведь наверняка есть холостые друзья. Может, ты познакомишься Лею с кем-то из них? Может, она все-таки сможет забыть это глупое детское увлечение, которое только выматывает ей душу?

– Точно, папа! – подхватывает Юля. – Это хорошая идея! У тебя ведь столько холостых друзей.

– Не так уж и много! И потом они все мои ровесники!

– Ничего, – со знанием дела кивает Сара Львовна. – Ей и нужен опытный мужчина. У нее столько свиданий было со сверстниками, пока она служила в армии, а что толку!

Перед глазами тут же вижу Лею, голую и на коленях. Но уже не передо мной.

– Дурацкая идея, – трясу головой. – Забудьте.

– Это очень хорошая идея, папочка! Ты очень поможешь Лее! Например, как насчет твоего друга, с которым ты постоянно ездишь на охоту? Дядя Никита же холостой!

– Ростов? Ты в своем уме, Юля? Он же… Он…

Перетрахал половину Петербурга!

– Знаю, он заядлый холостяк, – отмахивается Юля. – Но попытка не пытка. Дядя Никита красивый, умный и видный мужчина. Сара Львовна, вам бы точно понравился.

– Ты моей Лее плохого не посоветуешь, так что верю. Платон, умоляю. Подсоби!

– Нет, – выдыхаю. – Вы чего? Ростов в свои тридцать пять уже в третий раз развелся. Зачем ей такой? И он все равно на десять лет ее старше!

– Любви все возрасты покорны, – замечает Сара Львовна. – И потом она честно пыталась завести отношения со сверстниками, я видела. Ничего не вышло. Думаю, со взрослыми мужчинами шанс исцелить мою девочку от этой нездоровой любви будет гораздо выше.

– А вы знаете, кто он? Может, мне лучше с ним поговорить? Объяснить, чтобы перестал морочить девочке голову.

Сара Львовна тяжело вздыхает.

– Лея ничего нам про него не рассказывает, папа, – отзывается Юля. – Удалось вытянуть только то, что он женат.

От мысли, что в номере отеля Лея могла представлять другого мужчину на моем месте, меня бросает в холодный пот.

– Лея идет, – тихо замечает Костя и добавляет громче: – Отрезать вам «Шарлотки», Сара Львовна?

– Конечно, милый, отрезай. И побольше, если его сама Ида Марковна готовила.

Когда Лея возвращается за стол, Юля, Костя и ее мать увлеченно поедают «Шарлотку». Все, кроме меня. На меня Егор крошит уже третий бублик, но моему внуку можно, что угодно.

Я впервые смотрю на Лею, через весь стол, так будто могу проникнуть в ее голову и узнать, какой женатый мудак пудрит ей мозги столько лет.

И как часто она компенсирует свои страдания случайными связями?

Лея тоже смотрит на меня. Впервые с нашего отвратительного разговора в танцевальном зале. Бледные губы сжаты в прямую линию, а острый подбородок гордо вскинут вверх.

Несломленный полководец разгромленной армии, да и только.

– Я вас слышала, – произносит она. – Каждое слово. Можете не делать вид, что ничего такого не обсуждали за моей спиной.

Юля и Сара Львовна наперебой начинают объяснять, что хотят ей только лучшего, но Лея армейским жестом поднимает ладонь, а потом сжимает ее в кулак. За столом воцаряется тишина.

– Я хочу вам кое-что сказать, – произносит она. – Это очень важно для меня и я долго думала над тем, какое решение принять.

– Дорогая, ты о чем? – бледнеет Сара Львовна.

– Я решила продолжить службу в армии.

– Ты хочешь вернуться в «ЦАХАЛ»? – ахает Сара Львовна. – Что такого произошло сегодня, что ты решилась на такой отчаянный шаг, Лея? Твоя обязательная служба окончена! Ты можешь продолжить учебу, выйти замуж и растить детей, как и хотела все эти годы! Я думала, ты вообще останешься в России…

– О таком речи не было, – отрезает Лея. – Я нашла себя в армейской службе, и мне по духу режим и дисциплина. А вот материнство – точно не мое, и детские мечты про печенья и мужа – просто романтическая чушь.

– То есть, ты снова уедешь, да? – веки Юли подрагивают. – Погостишь у нас и снова уедешь в Израиль?

– Да, Юль. Так будет лучше… Для всех.

– Но это опасно, черт возьми! – взрывается моя дочь. – Это сейчас тебя не пускали на передовую, а если ты пойдешь служить снова… Ведь там война, Лея.

– Там она никогда и не заканчивалась, – пожимает та плечами.

– Девушкам не место в окопах, – слышу собственный голос.

Лея наклоняет голову и спрашивает так предельно вежливо, что аж тошно.

– А где мое место, Платон Сергеевич?

Предназначенное только для меня продолжение читается в ее разъяренном взгляде так отчетливо, словно она произносит это вслух: «Может быть, на коленях перед тобой? С твоим членом во рту? А ты будешь мне платить за это!».

– Твое место может быть где угодно, но только не в казарме! Лея, я тебя умоляю, не делай поспешных выводов! – встревает Сара Львовна. – Может быть, ты еще встретишь хорошего мужчину здесь, в Петербурге.

– Сомневаюсь.

– А, может, у вас все наладится? С этим твоим…

Лея только сильнее поджимает губы.

– Ведь, насколько я помню, замужних не берут в армию. Да, Лея?

– Да, мама. Но замуж я не собираюсь… Пойду собираться, спасибо за ужин, Костя. Все было прекрасно.

Юлины потухшие глаза снова зажигаются, когда Лея покидает стол. Этот полный воинственности взгляд дочь и направляет на меня.

– Папа… – шипит она. – Ты ведь найдешь ей жениха?

Сара Львовна тоже смотрит на меня с надеждой. А Костя с лукавством в глазах бросает в рот невидимую горсть поп-корна.

Проклятье…

– Платон Сергеевич, к вам пришли! – возвещает Катя.

Мне не нравится галоп, в который устремляется мое сердце.

Жду, когда секретарша уточнит, кто же пришел, но, похоже, профессионализм покинул Катю, так же, как и меня – здравый смысл.

Поверх рабочих документов на моем столе лежит изрисованный розовым фломастером альбомный лист, который той же ночью после непродолжительной борьбы с доводами рассудка я все-таки достал из мусорного ведра.

Что я ожидал найти? Как минимум, что-то полезное, ведь не зря Лея так остро отреагировала на то, что Юля вообще начала читать это вслух.

Если раньше любовные послания сбрызгивали духами, то мне досталось письмо с крепким ароматом чеснока. На бумагу щедро выплеснута не только сиропная ваниль, в которую Лея верила в шестнадцать, но и потекший холодец. Возможно, даже с моей тарелки.

Если бы я спас вещдок раньше, то сердечко, которое я заметил в самом углу послания, было бы еще целым. Но под напором холодца не сдались только буква Л и знак плюс, а мужское имя в этом любовном уравнении так и останется неизвестным.

После звонка Кати прячу все еще влажный лист бумаги под другие документы и принимаю небрежную позу возле раскрытого окна. Леино любовное письмо теперь может стать отличным химическим оружием. Не только кабинет, но и мои руки все пропахло чесноком.

Ну что так долго? Кто там зайти не решается?

– Пап, привет! Фу, ты что сало тут ел?

Плечи сами собой опускаются. Всего лишь Юля.

Впрочем, сердце недолго бьется спокойно.

На столе, кроме прощального письма вампиру, у меня лежат неподписанные эскизы Виолетты! В них я и пялился, пока в мыслях перебирал возможных женатых мужчин, с которыми у Леи могут быть отношения, а потом принялся изучать детские мечты одной нимфоманки.