Решив, что все логично и ломиться в его спальню я точно не буду, на цыпочках разворачиваюсь к кухне, чтобы переждать бурю там, но тогда же слышу, как Платон снова распахивает дверь.

Он успел одеться полностью.

На нем те темные джинсы, которые я уже видела, только теперь я могу убедиться, как хорошо они обтягивают его крепкие бедра. И наверняка ягодицы, но мне этого не видно, так как Платон стоит ко мне лицом, но мое воображение этот факт не останавливает. На ворот темной футболки капает с влажных волос, которые Платон кое-как ерошит полотенцем.

– Ты мне и нужна, – говорит он. – Пойдем.

Швырнув в спальню мокрое полотенце, Платон идет в противоположную сторону к входной двери.

– Вы куда? – семеню я за ним. – Вам надо лежать! Отдыхать!

В ту же секунду я оказываюсь вжата в стену.

– В последний раз тебя предупреждаю. Хватит выкать. Я старше тебя на каких-то десять лет. И напомню, что три дня назад это ты, Лея, ты и только ты умоляла меня двигаться быстрее, еще быстрее, и вообще не так чтобы стеснялась. Так что не надо сейчас из меня старика делать.

По его виду понятно, что в таком состоянии с ним лучше не шутить, но я все равно не могу сдержаться.

– На тринадцать.

– Что на тринадцать?

– Вы старше меня на тринадцать лет, Платон. Так куда вы… То есть мы идем?

– А куда ты в этом бесстыдном виде собралась? Забыла уже?

– Я собиралась в клуб. Но вместе с Юлей!

– Что ж, у Юли, как видишь, семья и сын, и она страшно занята, а я вот совершенно свободен и готов составить тебе компанию, чтобы как следует повеселиться. Так что накидывай куртку и поехали.

– Но вы… Ты себя плохо чувствуешь, и лучше бы вам… Тебе провести время в постели, а не в накуренном помещении!

– Логично. Тогда выбирай, Лея. Либо мы едем в клуб, либо проводим это время в постели, но тоже вместе.

– Вы шутите, Платон?

Раньше, чем я успеваю опомниться, Платон задирает мою юбку, обнажая ягодицу, и припечатывает ладонью.

– Так на тебе еще и чулки? – удивленно выдыхает он сквозь зубы.

– Вы что делаете?! – начинаю вырываться, но только получаю еще один шлепок, уже по другой ягодице.

Задница теперь горит с обеих сторон одинаково, а в ядовито-зеленых глазах Платона беснуется пламя.

– Я предупреждал тебя, чтобы ты завязывала со своим выканьем? А что делают с плохими девочками? Их наказывают, Лея.

От обиды хватаю ртом воздух. Шлепками по заднице меня не наказывали даже в детстве, не говоря уже о том, что наказание у Платона выходит неоднозначное.

Сразу после он принимается легко поглаживать мои горящие ягодицы, причем явно не осознает, что же он делает. А ведь нас в любой момент могут увидеть. И не только Костя.

Набираю полные легкие, чтобы выпалить:

– Я считаю, что это мог быть сердечный приступ, и самое глупое, чем можно заняться после такого, это уехать из дома черти куда на ночь глядя! Но ради Юли и только ради нее, я отправлюсь вместе с… тобой, потому что я правда учила первую медицинскую помощь. И хоть вы… Ай!…

Третий шлепок оказывается в разы чувствительнее предыдущих. Наверное, еще и из-за контраста: за мгновение до шлепка Платон сжимал мои ягодицы, впившись в них пальцами.

Кожа горит невыносимо, его близость бесит до невообразимости, хочется влепить ему пощечину и поцеловать, причем одновременно.

– И хотя ты совершенно невыносим, я все равно не могу позволить… подвергать свою жизнь опасности! – тяжело дыша все-таки заканчиваю свою тираду. – И хватит меня бить! Отпусти… – слог «те» я вовремя проглатываю.

– Быстро учишься, молодец.

Платон убирает руки и перестает вжимать меня в стену. Вовремя.

В коридоре появляется Юля.

– Пап? Лея? А куда это вы собрались?

– Возможно, ты знаешь – Лея изучала в армии первую медицинскую помощь, – спокойно произносит Платон, и только я знаю, что за каждым его словом немеряно сарказма. – Так вот Лея осмотрела меня и считает, что мне нужно обратиться к врачу. В круглосуточную больницу мы сейчас и поедем.

– О, Лея, спасибо тебе! – Юля бросается ко мне на шею, а я гляжу в смеющиеся глаза Платона, который больше никак не выдает своего состояния. – Зная его характер, я так боялась, что папа откажется показываться врачам!

Ну не козел, а?

Платон раскрывает входную дверь и пропускает меня первой. Мы снова оказываемся в лифте, в котором я занимаю максимально далекий от него угол.

Говорить с ним, пока у меня так горит задница, совершенно не хочется.

Пытаюсь юркнуть на пассажирское место, чтобы не сидеть рядом с ним, но слышу:

– Ага, может, тебе еще детское кресло принести?… Спереди садись! Как взрослая!

Стиснув зубы – и почему-то ноги, – устраиваюсь справа от своего разъяренного водителя.

В клубе не протолкнуться, но для такого, как Платон, даже в забитом зале все равно нашелся столик.

Платон втолкнул меня в огражденную кабинку, куда официанты тут же стали носить то, что по меню полагалось вип-гостям: шампанское, виски, фрукты и даже суши.

– Я пить не буду, а ты угощайся.

Театр одного актера надоел мне еще у Дмитриевых дома, поэтому я просто забиваюсь в угол, откуда и гляжу на него рассерженным вороненком.

Рядом с Платоном я остаюсь ради его здоровья, как я ему и сказала. Если вдруг прихватит сердце, я буду начеку.

Свою слишком короткую юбку я прокляла еще в машине. Теперь в кабинке, с неудобными мягкими диванами, то и дело пытаюсь подтянуть юбку ниже, но это бесполезно. Лишней ткани просто неоткуда взяться.

Платон за стол не сел. Остался стоять у ограждения, оглядывая беснующийся зал сверху вниз.

– Иди сюда.

Встаю и иду к нему. Там музыка громче, басы тут же ударяют по барабанной перепонке, а тело вибрирует в такт музыке.

Чтобы я его услышала, Платон наклоняется и произносит прямо в ухо:

– Видишь знакомых? Кого-то, кто тебе очень дорог?

В изумлении распахнув глаза, смотрю не на гостей клуба, а на него.

– Что ты задумал? – ору в свою очередь в его ухо.

– Ищу тебе жениха, как и просила твоя мама!

Возвращаюсь в кабинку и все-таки опустошаю бокал шампанского. Похоже, вечер будет долгим.

Платон появляется следом. В кабинке можно говорить спокойно, черт его знает, как устроена тут звукоизоляция, но спасибо за нее.

– Значит, твоего обожаемого и единственного в клубе нет?

– Мне не нужен жених.

– Есть будешь?

– Нет.

– Тогда поехали.

– Надеюсь, домой?

Платон не отвечает. Мне ничего не остается, как идти следом, обратно в машину.

Через четверть часа Платон тормозит возле другого ночного клуба. Рядом с ним припаркованы дорогие иномарки, видимо, тут ценник еще выше.

– Выходи.

– С дуба рухнули, Платон? – выпрыгиваю из машины следом. – Собрались меня по клубам Питера всю ночь возить, чтобы найти то, не знаю что?!

Не успеваю даже опомниться, как оказываюсь прижата грудью к капоту. Под щекой у меня холодная сталь, а вдоль голых ягодиц гуляет холодный ноябрьский ветер.

Платон успевает закрыть меня собой от проезжающей мимо машины. Чувствую, как его пах упирается мне в ягодицы, а своими руками он выкручивают мои запястья, прижимая к пояснице.

– Лея, – шепчет он на ухо, как тогда в клубе. Только сейчас темно, тихо и холодно, и ему совсем не нужно наклоняться ко мне так близко. – Я разве плохо объяснил в прошлый раз? Мне казалось, ты поняла, что не надо больше мне выкать.

Он прекрасно удерживает обе моих руки одной ладонью.

Второй – ведет по моей спине, вдоль позвоночника, прямо к ягодице, с которой откинута и без того короткая юбка.

Жмурюсь, но шлепка нет.

Вместо этого Платон поглаживает мою ягодицу. Задумчиво, как водят ручкой по бумаге во время телефонного разговора, вычерчивает пальцами загадочные узоры.

А потом скользит рукой ниже, к внутренней стороне бедра. Кончиками пальцев, едва касаясь кожи, чертит невидимые на моей коже линии, то опускаясь к границе сапог, то поднимаясь выше и выше.