— Лорд Сидмут и Кейт! Да они терпеть не могут друг друга.

— Да, мисс, так оно частенько и начинается. Мы с моим Джорджем вначале просто не выносили друг друга.

— Джейни, вот уж не думала, что ты станешь сводней на старости лет, — шутливо заметила Линнет.

— Я отлично знаю вас и вашу сестру, мисс, и хорошо представляю, какие мужья вам подойдут. И не случайно эти двое оказались здесь. Это судьба, запомните мои слова.

— А теперь ты говоришь, как гадалка.

— Поживем — увидим, мисс.

Линнет невольно улыбалась, вспоминая предсказания Джейни, когда шла вверх по дорожке к хижине Габриэля. Лорд Сидмут и Кейт! Невероятно. При мысли о Сид-муте она перестала улыбаться. Дорожка, по которой она шла, проходила вдоль каменной стены, отделяющей друг от друга пастбища. Она скользила рукой по стене и думала о своем воспоминании — если это было действительно воспоминание, ее кто-то прижимал именно к такой стене.

Когда она подошла к хижине, оказалось, что старый пастух уже ушел. Это означало, что ей предстоит подниматься выше в гору. Она надеялась, что он не забрел слишком далеко, потому что у нее не было сил идти от пастбища к пастбищу.

Линнет поднялась уже довольно высо-

ко по каменистой осыпи, когда услышала лай собаки. Она пошла на этот звук в надежде, что лает Бенджамин, и с облегчением увидела Габриэля, который стоял, опираясь на палку, и смотрел, как собака гонит по склону двух овец.

— Габриэль! — позвала она.

Он с удивлением обернулся. Линнет помахала ему и быстро стала взбираться туда, где он стоял. Он едва успел узнать ее, прежде чем она оказалась рядом.

— Мисс Линии! Что вы здесь делаете? Вы же в Лондоне.

— Ну как же я могу быть в Лондоне и здесь одновременно? — шутливо спросила Линнет.

— И вся семья вернулась?

— Нет, Габриэль. Все они остались в Лондоне.

— А почему вы вернулись? Что-нибудь не так? Вы мало танцевали? — спросил Габриэль с грубоватым смешком. — Или вы отпугнули кого-то разговорами о своих исследованиях?

— Габриэль!

— Ну, знаете, я не бываю на званых вечерах, мисс, но слухи до меня доходят. О том, как вы всех очаровываете, а потом отпугиваете.

— В Лондоне я вела себя примерно, — сказала Линнет. — Я ни разу не произнесла слово «плодовитость», да будет тебе известно.

— Тогда почему же вы вернулись?

— Чтобы повидаться с тобой, Габриэль, — сказала Линнет изменившимся голосом.

— Чтобы повидаться со старым грязным пастухом, когда за вами ухаживают все лондонские щеголи?

— Габриэль, когда я была в Лондоне, кое-что произошло со мной. Я была… Я даже не знаю, как объяснить… Нельзя ли нам присесть где-нибудь?

— Пойдемте к камням, мисс. Я постелю на них куртку, чтобы вы не запачкались.

Линнет улыбнулась про себя. Возможно, камни были чище, чем старая куртка Габриэля. Но она поблагодарила его и опустилась на один из валунов, которыми была усеяна осыпь. Габриэль уселся рядом и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ну так что же случилось с вами, мисс?

— Ты помнишь лорда Сидмута? Габриэль казался озадаченным.

— Гарри Лифтона. Того самого, которого вы с Бенджамином спасли.

— А, молодого военного. Я забыл, что он лорд.

— В Лондоне он ухаживал за мной.

— Бьюсь об заклад, что не он один.

— Но он был настойчивее других. Несколько дней назад он вывел меня на балкон. Мы танцевали, было жарко, и нам захотелось подышать свежим воздухом. И он поцеловал меня, — закончила она, смущенно опустив глаза.

— А вы не хотели этого, мисс?

— Нет.

— И он перестал вас целовать?

— Нет.

Габриэль стукнул палкой по земле.

— Может, нам с Бенджамином не стоило его спасать. Не думал, что он такой негодяй.

— Честно говоря, Габриэль, он не так уж виноват. Он полагал, что мне приятны его поцелуи.

— А вам было ни капельки не приятно? — Что-то случилось со мной, Габриэль. Я перегнулась через перила, чтобы отстраниться от него, а он склонился надо мной, стал целовать крепче и вдруг… я испытала ужасное чувство. Потом, дома, я попыталась разобраться в своих ощущениях и вдруг вспомнила… В воспоминании я была здесь, и ты тоже. Ты кричал кому-то, чтобы он отпустил меня. — Голос Лин-нет дрожал, и ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы посмотреть Габриэлю в глаза. — Как ты думаешь, я вспомнила какой-то ночной кошмар или что-то действительно было?

Габриэль погладил ее руки и уставился в землю. Его лицо, красное от постоянного пребывания на воздухе, покраснело еще больше от чувства неловкости, которое он испытывал, потому что мисс Лин-нет пришлось говорить с ним о вещах, которые не принято обсуждать.

Наконец он произнес:

— Нет, это не было кошмарным сном.

— Значит, кто-то сделал со мной что-то нехорошее? Это случилось, когда мне было девять или десять лет?

Габриэль сжал ее руки так, что она поморщилась от боли.

— Извините, мисс, — сказал он, поняв, что причинил ей боль. — Я не уверен, что смогу рассказать вам.

— Мне необходимо знать, Габриэль. Пожалуйста, не стесняйся.

— Это был Томас Хэллок.

Как только он произнес это имя, Лин-нет содрогнулась. Как наяву перед ней возникло красное лицо Томаса Хэллока, пастуха, какое-то время работавшего у них. Она даже почувствовала его зловонное дыхание. Воспоминание возникло мгновенно, как будто имя Томаса Хэллока было ключом к нему. Его имя и голос Габриэля.

В то лето ей было почти десять. Она и тогда увлекалась чтением и так же отличалась от Кейт, как сейчас. Когда Кейт хотелось поиграть, она либо шла в сарай, чтобы повозиться с маленькими котятами, либо каталась на толстом маленьком пони, которого купил для них отец, либо играла с Гаретом. Иногда Линии присоединялась к ней, но больше всего ей нравились игры-представления. Время от времени она уговаривала Кейт разыграть с ней сцены из баллад о Робин Гуде. Однажды их даже отправили спать, лишив ужина, когда они вернулись домой промокшие до нитки после представления сцены боя на мосту между Робином и Малюткой Джоном. Линии изображала последнего, поскольку была выше сестры.

Отец привил ей любовь к легендам о рыцарях короля Артура. И в то утро она представляла себя Гаретом, отправившимся спасать Линнет. Она никогда не играла женщин в подобных представлениях, даже когда женщина носила ее имя, потому что ей хотелось приключений. Она встала на рассвете, набросила старый плащ, взяла на кухне хлеба и сыра и вышла из дома, когда солнце еще не разогнало утренний туман.

Все вокруг было мокрым. Было так хорошо оказаться на улице в такое туманное утро, когда все еще спали. Она так увлеклась игрой в Гарета, что тень, выступившая из тумана, показалась ей плодом воображения. Но это был человек, который схватил ее за руку.

Он ничего не говорил, и это, наверное, было самое страшное. Она шла, целиком поглощенная своим представлением, и вдруг грубые руки схватили ее и прижали к каменной стене. Чьи-то губы прижались к ее губам, стараясь раздвинуть их.

Они были довольно далеко от дома, так что их не могли увидеть. Она не могла издать ни звука: рот был зажат. Она с ужасом ощутила, как его рука шарит у нее между ног, как будто притянутая магнитом. Неужели она сделала что-то такое, что привлекло его? Она испытала громадное облегчение, когда он убрал руку, но оказалось, что он сделал это, чтобы задрать ей юбку и шарить уже под ней. Его пальцы нащупали самое интимное место, и она задохнулась от боли, когда он попытался просунуть их внутрь.

И тут она закричала и увидела сквозь туман приближающуюся фигуру. Сначала она подумала, что это сообщник человека, который мучил ее, но, услышав его крик, поняла, что это Габриэль.

— Отпусти ее, ублюдок, отпусти ее! Хэллок отпрянул от нее, пораженный, как и она, возникшим из тумана привидением, каким казался Габриэль.

Секунду спустя Габриэль набросился на ее мучителя, оторвал его от Линнет и одним ударом свалил на землю. Линнет смотрела как будто издали на человека, корчившегося у ее ног, а Габриэль колотил его палкой по плечам, обзывая такими словами, которых она никогда не слышала. Когда Габриэль замахнулся палкой для удара по шее Томаса, Линнет остановила его.