– Ценю, – разулыбался Глотов, протягивая широкую пятерню. – Зато в такую непогоду пьётся знатно.

– Ну как, обустроились? – Коновалов огляделся. У стены всё ещё громоздились коробки и стояли скатанные в рулоны ковры. В углу примостились лыжи и детский трёхколёсный велосипед.

– О, вешалка, смотрю, уже на месте. Он стащил с себя куртку и, приоткрыв дверь, шумно стряхнул её за порогом, потом аккуратно пристроил на крючок.

– Стараемся. У меня сплошные дежурства, и Лида вторую неделю в две смены. У них процедурная сестра в декрете. Так что вся надежда на тёщу. Ничего, разберёмся, – махнул рукой Глотов.

– Ладно, давай проходи.

Из кухни ароматно тянуло домашним борщом и ещё чем-то уютным, напоминающим детство, милым и теплым, к чему прикасаются женские руки. Коновалов любил бывать в этом доме, воплощающем в себе всё то, что вызывало у него улыбку.

В кухне уже был порядок, и всё стояло на своих местах.

– Да тут и выкладывать некуда. – Коновалов обвёл глазами стол, уставленный снедью.

– Я же тебе говорил – ничего не бери, – отозвался Глотов. – Мои наготовили, словно на месяц уехали. Тёща борща наварила на роту, и солений всех этих у нас, сам знаешь, не переводится.

– Так шашлыка же хотели, вот я и привёз, – протянул пакет Коновалов.

– Ну давай сюда.

Глотов выложил на блюдо ещё не успевшее остыть завёрнутое в лаваш мясо и сверху пристроил зелень.

– М-м, как пахнет! Вот они, вечные ценности! – Он поставил блюдо на стол и достал из холодильника запотевшую бутылку.

– Водку же будем? Под такую закуску коньяк – извращение. Ты ведь тоже водку принёс? Давай-ка её пока в морозилку. – Он вернулся к столу и разлил ледяную жидкость по стаканам. Один протянул Коновалову. – Ну извини, печень, придётся тебе, старушка, маленько напрячься!

…Глотов вытер руки о салфетку и задумчиво покачал стриженой головой.

– Да-а, доложу я вам, безумная история. Просто аншлаговая. По ней кинопрокат плачет. Только вот финал пока туманен. Не знаю я, Олегыч, как ты всё это расхлёбывать будешь. Хотя, надо сказать, мизансцены совершенно в твоём духе, уверен, со мной ничего подобного приключиться не могло бы. Не тот персонаж.

Коновалов кивнул. Игорь Глотов во всём предпочитал основательность, определённость, и авантюрные сюжеты обходили его стороной, не имея шансов на развитие. Его собственный брак был незыблем и надёжен, как скала. В жизни он предпочитал устойчивую мебель, прогулки на свежем воздухе, баню, зимнюю рыбалку и пышнотелых женщин. Бледные, перегруженные интеллектом особи вызывали у него недоумение как плохо сочетающиеся со здоровым бытом.

– Дай-ка сигарету. – Он протянул руку к коноваловской пачке. – Я же всё бросаю, но после таких откровений не могу удержаться. Последнее время что-то кашель замучил, даже спать стал плохо. Надо лёгкие посмотреть, но, как всегда, некогда.

– Как врач врача не могу не предостеречь тебя от возможных последствий, но, к сожалению, личным примером подтвердить правоту своих слов пока не имею возможности, – щёлкнул зажигалкой Коновалов.

– Вот и помалкивай, – с наслаждением затянулся Глотов. – Мы с тобой, чай, не пульмонологи, наше дело – кости клеить да животы резать, а костям никотин не помеха.

– Напрасно ты так думаешь.

– Ладно, не начинай, – отмахнулся Игорь, – лекций мне в институте хватило. Скажи лучше, что ты делать собираешься?

– Пока не знаю, – пожал плечами Коновалов. – Кстати, ты с нашим мужем успел уже познакомиться?

– Да так, столкнулся пару раз на лестнице, – поморщился Глотов. – Мутный тип. Какой-то верченый. И девица с ним та ещё, – такие вокруг шеста извиваются.

– Шлюха, что ли?

– Ну не то чтобы совсем… но что-то вроде этого. Мне ещё показалось – они мало сочетаются. Такие с быками хорошо монтируются, а этот какой-то чересчур правильный, в плащике и с портфелем. Одним словом, додик. Худой и сутулый. Ну ты ж его видел.

– Да уж видел, – скривился Коновалов. – Хотя, признаюсь, со всех дел я его не очень внимательно рассмотрел, но впечатление осталось отвратительное.

– Ну ещё бы, после такого-то приёма! – мотнул головой Глотов. – Кстати, похоже, девица эта тут у него постоянно обретается. Периодически слышу, как дверь хлопает и каблучки стучат. И ещё, бывает, гремят чем-то, бухают. Как будто мебель переставляют. Видно, новая метла по-новому метёт. Нет, вот объясни мне, Коновалов, как ты умудряешься в такие истории вляпываться? Ведь не первый раз уже.

– Ну не каждый день всё-таки…

– Не каждый, так через день. Вспомни лучше, как ты со своей женой познакомился. Ту и вовсе из воды выудил. Есть в графском парке старый пруд, там лилии цветут. Русалка, мать её. Уму непостижимо.

– Ладно, теперь ты не начинай, – поморщился Коновалов. – Что бы там ни было, я всё-таки с этой женщиной семь лет прожил.

– Ох, благородный ты наш, – отмахнулся Глотов. – Кто бы, кроме тебя, ещё такое выдержал? Это ж Колыма в чистом виде. Как говорится, она последовала за ним в Сибирь и отравила ему всю каторгу.

– В Сибирь, говоришь? – засмеялся Коновалов.

– Ага, в Сибирь, – тоже заржал Глотов. – А знаешь ли ты, братец, что настоящая каторга у декабристов началась только после приезда их жён? Сколько она тебе крови попортила, ты хоть помнишь?

– Помню.

– Тавра ей на плече не хватает. А ведь я тебя сразу предупреждал, – от таких добра не жди.

– Да, с борщами была напряжёнка, – усмехнулся Коновалов, – это факт.

– Да при чём тут борщи? Про них я уж вообще молчу. – Глотов стукнул себя в грудь кулаком. – Она прежде всего – стерва. И в грош тебя не ставила. Это же за версту видно было. Я как мужик тебя просто понять не мог, если честно.

– Знаешь, Игорь, она невероятная… – вдруг задумчиво произнёс Коновалов.

– Кто, Анна? – вытаращился Глотов, едва не выронив вилку, но вовремя подхватил ее и кинул на клеёнку.

– Да нет же. Лена, – вздохнул Коновалов, проведя ладонью по небритому подбородку.

– Ну начинается! Принцесса была прекрасна и лежала в хрустальном гробу. Её требовалось всего лишь поцеловать. Так что вперёд, идальго! Знаешь, – перебил самого себя Глотов, – мне иногда за тебя просто страшно становится. Ну не может же человек без конца наступать на одни и те же грабли! Ты вообще хоть иногда в зеркало смотришься? От тебя же бабы челюсти по пыльной дороге собирают. Только мизинцем шевельни, и они за тобой хоть на край света. Вот скажи мне, у тебя сейчас есть кто-нибудь?

Коновалов снова поморщился.

– Игорёк, вся моя жизнь у тебя как на ладони.

– Это ясно. И всё-таки ответь, – перегнулся через стол Глотов, внимательно вглядываясь в лицо товарища.

Тот равнодушно пожал плечами.

– Ладно, раз просишь, отвечу. Что ты понимаешь под словом «кто-нибудь»?

– Под словом «кто-нибудь», Олегыч, – прошипел Глотов, – я понимаю бабу, а больше ровным счётом ничего. И ты это отлично знаешь. Три месяца уже в бобылях кукуешь, это как вообще? Про одноразовых я не спрашиваю, хотя как доктор усиленно рекомендую.

– Это потому, что ты не венеролог, – хмыкнул Коновалов.

Глотов подпрыгнул на стуле и возмущённо засопел.

– Это потому, что ты придурок. А что ты предлагаешь – правую руку на досуге разрабатывать? Так для этого ловчее эспандер.

– Ну, это уже схоластический спор, Глотов.

– Не дури ты мне голову своей бессмысленной философией! Ответь лучше просто и ясно: одноразовые у тебя хоть есть?

– Есть, – равнодушно кивнул Коновалов и подцепил вилкой грибок.

– Это уже обнадёживает, – расплылся Глотов, откидываясь на спинку стула.

– …но именно одноразовые, – добавил Коновалов, обмакнув хлебную корочку в подливку. – Двухразовые грозят перерасти в многоразовых. А это в мои планы пока не входит.

Глотов изобразил на лице восторг.

– Браво. Ответ, достойный истинного арийца. Тут я как женатый человек с тобой совершенно согласен. Пакт о ненападении должен быть заключен сразу. Праздничный оздоровительный секс не помеха семейному счастью. – Он подложил в свою тарелку мяса и принялся усердно жевать.