– Это что, весь ваш багаж?

Владимир стоял на пороге комнаты. Новенький тёмно-синий спортивный костюм сидел на нём как влитой, и если и был тесноват, то совсем чуть-чуть. Большего в магазине не нашлось. Голубая майка удачно оттеняла его иссиня-чёрную гриву, на сей раз аккуратно расчёсанную и туго затянутую на затылке тонкой резинкой. Очевидно, нашёл в ванной. Он был тщательно выбрит и благоухал мужским одеколоном.

Лена слегка повела носом и опустила взгляд. Он тотчас заметил это и непроизвольно расправил плечи, потом сказал:

– Извините, пришлось воспользоваться. Решил, раз уж такое дело, то всё равно. К тому же уверен, вашего супруга должен только порадовать факт, что любовник его жены наконец выглядит прилично.

Лена хотела улыбнуться, но вместо этого неожиданно сконфузилась.

– Вам идёт, – протянула она, глядя в сторону.

– Вашими стараниями, – галантно склонил голову Коновалов, словно не замечая её смущения. – Так что, это все вещи?

– Почти.

Он оглядел комнату, скользнув взглядом по стеллажу.

– Где ваши книги?

– Вот эти две полки. В основном словари и учебники. Ещё немного дисков. Ну и кое-что из литературы. Все наши книги остались у мамы, а здесь у меня совсем немного, по большей части поэзия.

– Любите стихи?

– Люблю. Только у меня на них остаётся не так много времени.

Он согласно кивнул, ещё раз пробежавшись глазами по полкам, потом снова повернулся к ней.

– А чем вы занимаетесь в издательстве?

– Редактирую рукописи. Ну и ещё переводы. В основном с английского. Наша редакция специализируется на современной западной чуши. Ею теперь, к сожалению, забиты все прилавки. Говорят – мы формируем читательский вкус. Скорее портим. Иногда, ей-богу становится неловко.

– Что же такого плохого несёте вы в массы? – поинтересовался он.

Она пожала плечами.

– Ничего сильно плохого, но и хорошего мало. В основном чтиво для домохозяек. Они – самая широкая читательская аудитория. Детективы или сладкие сказочки для взрослых девочек. А для мужчин – фантастика или боевики. Кровавые сказочки для взрослых мальчиков. Труп на трупе, сломанные челюсти. И герои под стать. Гора мускулов и мозг размером с грецкий орех.

– Неужели всё так плохо в нашем книгоиздательском деле? – удивился он, проведя ладонью по туго стянутым резинкой волосам.

– Ну почему же, – слегка дрогнула она губами. – У нас говорят, что книг теперь издаётся так много, что среди них попадаются и хорошие.

Он усмехнулся, уже не удивляясь собственным расспросам, так же, как и тому, что она прилежно отвечала на них.

– Так вы что же, не любите свою работу?

Девушка вздохнула.

– Работу люблю. Она меня кормит. И с языком работать люблю. Лингвистика для меня – творчество. А вот сюжеты, с которыми приходится иметь дело, забываю моментально. По крайней мере, стараюсь забыть.

Он снова понимающе кивнул.

– А что вы оканчивали?

– Иняз. Романо-германская филология. Отделение перевода.

– Да, интересно. Совершенно незнакомый для меня мир. Раньше я об этом не задумывался. – Он внимательно оглядел книги, на которые она указала. – Так во что мы всё это паковать будем?

– Вот, я приготовила бечёвку. Просто свяжем стопками и всё. – Она протянула ему моток. – Диски в пакет. Ну и там флешки всякие. Ещё небольшой архив. Несколько папок.

Пока Владимир возился с книгами, Лена аккуратно упаковала ноутбук в специальную компьютерную сумку, туда же сложила зарядки, в том числе и телефонную, в передний кармашек засунула мышку и коврик. Потом прошла в ванную, собрала в пакетик свою немногочисленную косметику, кремы и шампуни, в большой пакет уложила все собачьи причиндалы и вынесла в коридор. Туда же Владимир перенёс большие сумки и стопки книг.

Лена пробежалась по квартире, пособирав мелочи, их тоже набрался пакетик, сверху положила свою любимую чашку, предварительно завернув в кухонное полотенце. Чашку эту подарила мама, когда ей исполнилось шестнадцать. Она её любила и везде таскала с собой, казалось – достанешь чашку, поставишь на стол, и вроде бы дома.

Лена огляделась вокруг. Ну вот, пожалуй, и всё. Однако времени это заняло гораздо больше, чем она предполагала.

Пёс крутился под ногами, всюду влезая носом. По нему было видно, что он осознаёт важность момента. Он всегда чувствовал, когда его хозяйка нервничает, и тоже волновался, перебегая с места на место и преданно заглядывая ей в глаза.

Лене же, наоборот, казалось, что важности момента она совсем не осознаёт, будто и не намечается в её жизни никаких перемен, она действовала без суеты, чётко и сосредоточенно, Владимир помогал чем мог, поглядывая на неё исподтишка. Разговаривали они мало, в основном молчали. Наконец он не выдержал.

– Послушайте, Лена, вы решили, куда мы всё это повезём?

Она не хотела думать об этом моменте. Не хотела, потому что было ужасно стыдно признаться – везти всё это барахло решительно некуда. Да и куда сейчас деваться самой, она, если честно, тоже никоим образом не представляла. Но признаться в этом перед посторонним человеком было просто невозможно.

– Вот думаю, – промямлила она, не зная, куда девать глаза. – Сейчас вызовем такси. Вы мне просто загрузите всё в багажник, а там я сама… мне помогут… меня встретят…

Темп её речи непроизвольно убыстрялся, а мысли кружились всё лихорадочнее. К маме нельзя: в доме три мужика, теснота жуткая и к тому же ремонт, поэтому они сами чуть ли не на потолке спят. А главное – у отчима аллергия на собак. Так что отпадает сразу. Дальше Светка. Лена сразу подумала про неё, потому что ближе у неё никого не было. Знала – если позвонить, сразу заверещит: приезжай. Но тут она вспомнила: к ним вчера из Мурманска гости приехали. Целое семейство.

Она не знала, читались ли на её лице все эти мысли, во всяком случае, Владимир до поры до времени помалкивал и размышлять ей не мешал. Но когда сборы решительно подошли к концу, и выносить в коридор стало больше нечего, он вздохнул и, облокотившись в кухне о край стола, выразительно произнёс:

– Лена. Сейчас, когда мы будем вызывать такси, нас обязательно спросят: куда ехать?

– Да, – кивнула она. – Спросят.

– И что вы решили?

– Да, – ответила она невпопад.

– Что «да», Лена? – Его брови удивлённо сошлись к переносице.

Она набрала в грудь побольше воздуха и храбро подняла на него взгляд.

– Спасибо, Володя, всё в порядке. Я всё решила. И вообще… благодарю за помощь. Теперь у вас есть одежда, и вы можете отправляться по своим делам… например, к другу за ключами, если дозвониться не можете. Думаю, вам следует к нему съездить.

Он деловито кивнул.

– Я понял. Это, конечно, толковая мысль. Только вот как же вы, Лена?

– А что я? Со мной будет всё в порядке. А вещи я попрошу снести водителя, – затянула она бодрым, как ей представлялось, голосом, прилагая неимоверные усилия, чтобы не разрыдаться. Лена вдруг поняла, что ей станет намного легче, если он уйдёт. Ему надо немедленно уехать, потому что при нём она, во-первых, не сможет собраться с мыслями, а во-вторых, ей и так уже на сегодня хватило позора, чтоб ещё и рыдать перед ним от абсолютной безысходности происходящего.

«Нет уж, лучше как-нибудь сама справлюсь!»

Коновалов смотрел исподлобья, не отводя своих тёмных глазищ от её лица, затем неожиданно взял за руку, и её ладошка совершенно утонула в его горсти.

Тут она ощутила неимоверную слабость, голова загудела, и подступила тошнота, а уши заложило так, что на какое-то время она перестала слышать.

Лена почувствовала, что сползает со стула.

Очнулась она на кровати. Коновалов брызгал ей в лицо водой и легонько похлопывал по щекам. Увидев, что она пришла наконец в себя, присел на край кровати и тревожно спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Несмотря на усилия врачей, больному стало лучше, – криво усмехнулась Лена, пытаясь приподнять голову. В глазах у неё по-прежнему двоилось, и лёгкая тошнота волнами подступала к горлу.