– Нет, что ты, Лёвик, – смутилась я, – всё нормально. С чего ты взял?

– Я тебя слишком сильно… в смысле, я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы поверить, детка. Голосок у тебя невесёлый и вообще…

– О чём ты говоришь, Лёвик, – слегка поёжилась я, – ты мне так помог, и я очень благодарна. Вряд ли я бы сама так быстро нашла работу, да и зарплата вполне… А разные мелочи, это не важно…

Он помолчал с минуту, потом сказал:

– Ничто так не отравляет жизнь, как мелочи. Слушай, решать, конечно, тебе, просто у меня на фирме сейчас уходит сотрудница… короче, освобождается место. Мы выпускаем дайджест, раз в квартал, мне кажется, работа как раз по твоему профилю. Да и мне бы спокойнее было, что ты рядом. Нет, ты не подумай, я просто в том смысле, что… вдруг тебе что-то понадобится, я бы всегда мог… Ты ведь сейчас одна, детка, а женщине в наше время, сама знаешь… Я не в коей мере не навязываюсь… в общем, решай сама.

Мне, как всегда, сделалось перед ним совестно. Он ничего от меня не требовал, никогда не торопил, не приставал с расспросами, при этом постоянно проявляя ко мне такое внимание и заботясь о каждой мелочи, что оставалось только удивляться. Осознав это в полной мере, я даже задохнулась.

– Ты самый лучший, Лёвик, и я хочу, чтобы ты это знал… Ты мой самый надёжный друг. Ты и Валька.

Он долго молчал. Потом усмехнулся:

– Лучшая подруга, иными словами. Будь осторожна в оценках, дорогая… в этом амплуа я, пожалуй, чувствую себя не слишком уютно. Да будет тебе известно, я злой натурал и, как бы тебе это ни казалось странным, даже имею некоторый успех у женщин.

Сказал вроде бы шутливо, но чувствовалось, что особенно смешным ему это вовсе не кажется. Я решила, что его мужское самолюбие требует немедленной стимуляции.

– Что же здесь странного, Лёвик? – произнесла я очень серьёзно. – Я всегда знала, что бабы от тебя без ума. Лидка Гузеева, например, была отчаянно влюблена в тебя с пятого класса, просто сохла как роза в гербарии. Она всегда утверждала, что ты красив, как греческий бог.

Но Лёвик и не думал покупаться на мои простенькие уловки.

– Бедняга была страшно близорука. Она ничего не видела на расстоянии двух метров. А ближе я к ней, честно говоря, ни разу не приближался. Это всё объясняет, – бесстрастным тоном изложил он. – Ну так как насчёт моего предложения? По меньшей мере, в зарплате ты уж явно не потеряешь, думаю, даже выгадаешь.

Я глубоко вздохнула.

– Дело совсем не в зарплате. Но, пожалуй, над этим стоит подумать. Знаешь, у меня дурацкий характер, ужасно не люблю прыгать с места на место. Именно поэтому я так надолго и застряла в своей бестолковой конторе, собственно, пока меня благополучно не выставили.

Он тоже вздохнул, потом сказал с досадой:

– Это моя вина, детка. Я должен был подумать раньше, но ты молчала, и я даже представить себе не мог, насколько это гиблое место. Ты ведь такая скрытная, никогда ничего о себе не рассказываешь, а я последний год был настолько занят на работе, что… В общем, не слишком затягивай с решением, а то желающих на это место куча. Я, конечно, потяну, сколько смогу, но…

Как всегда, терпелив, спокоен и выдержан. Мне подумалось, что я вовсе не стою такого отношения с его стороны. Что бы ни происходило, он просто был рядом, легко находя решения, при этом никогда не заставляя чувствовать себя благодарной. Я ни разу не позвонила ему за последние два года, но это ничуть не изменило его, даже скорее наоборот, он стал мягче, спокойнее. Повзрослел, вероятно. «Интересно, имеются ли пределы его терпения?!» – с грустью подумала я, а вслух сказала:

– Обещаю дать ответ в ближайшие дни. И спасибо большое. Я очень люблю тебя, Лёвик.

– Больше всего на свете я хочу слышать эти слова из твоих уст, Мара. Но… лучше тебе всё же не произносить их. Я же тоже, чёрт возьми, не железный… – глухо отозвался Лёвик, и в трубке послышались частые гудки.

Придя в пятницу утром в офис, я сразу заметила, что что-то явно не так. В коридорах было необычно пусто, и голоса сотрудников в кабинетах звучали приглушённо. Когда я зашла в нашу комнату, дамы суетливо прибирались на своих столах.

– Привет, – сказала Алёна. Остальные лишь кивнули.

Едва я уселась за стол, дверь распахнулась, и все, не сговариваясь, принялись поправлять причёски. Лица при этом у дам были довольно постные. Удивиться я толком не успела, так как в комнату вошёл Артём и сказал:

– Марианна, зайдите ко мне, пожалуйста, прямо сейчас.

После чего он сразу вышел, и мне показалось, что его голос звучал несколько натянуто.

– Что-то происходит? – спросила я.

– Приехал шеф, – подала голос Алёна. – Наверное, тебя поведут знакомиться, – добавила она с сочувствием и посмотрела на меня так, словно речь шла о ритуальном жертвоприношении.

«По всей видимости, этот шеф похож на лохнесское чудовище, раз они все так дёргаются», – подумала я и почапала в кабинет Артёма, где его самого не оказалось, зато был Андрей Львович, который, увидев меня, обрадовался и сказал:

– Очень хорошо, очень хорошо. Идёмте.

Мы проследовали по коридору, затем поднялись по лестнице и вошли в приёмную, где сидела секретарша и, глядя на монитор, старательно водила по коврику оптической мышкой.

– Посидите, – бросил Андрей Львович и удалился.

«Странные они все какие-то сегодня», – подумала я, присаживаясь на стул.

Просидела я таким образом минут двадцать и уже собралась спросить, долго ли ещё сидеть, как дверь кабинета распахнулась, и из неё вышел какой-то мужчина, видимо, посетитель. Секретарша оторвалась от монитора и, впервые взглянув на меня, равнодушно сказала:

– Проходите.

Я с облегчением поднялась со стула, направилась к двери, открыла её, вошла и только после этого подняла глаза на хозяина кабинета.

К счастью, на ногах мне устоять удалось, но шея мгновенно покрылась испариной, ладони сделались холодными и влажными, и я очень порадовалась, что не имею склонности терять сознание.

Он поднялся мне навстречу.

– Вы?! – выдохнула я.

– Вы?! – эхом повторил он и вышел из-за стола.

Передо мной был господин Селиверстов Георгий Александрович собственной персоной.

Боже, как долго он шёл по кабинету! Наконец подойдя почти вплотную, потянулся к моей руке, потом мягко взял её обеими ладонями и поднёс к губам. Совсем как в тот день.

Уши заложило так, словно самолёт только что оторвался от взлётной полосы и начал стремительно набирать высоту. Со мной происходило что-то, в чём я не участвовала и чего абсолютно не могла контролировать.

– Так вот оно как! Значит, это вы и есть большая любовь Поланского? – произнёс он без улыбки, продолжая неотрывно смотреть мне в глаза. – Бог мой, как причудлива жизнь, право слово, – добавил он и, не отпуская моей руки, повёл вглубь кабинета. Усадив меня на белый кожаный диван, он опустился рядом.

– Так, значит, это вы и есть неуловимый шеф, владелец нескольких фирм, которого никто никогда не видит? – брякнула я, не придумав ничего умнее.

Селивёрстов рассмеялся и отпустил мою руку.

– Не так уж я неуловим. Просто этот месяц я был в Лондоне. – Он провёл рукой по волосам, уже знакомым мне жестом пытаясь откинуть непослушную прядь. – Вы удивительно изменились за это время, просто трудно узнать. А знаете, я думал о вас… Даже чаще, чем мог предположить, – добавил он после некоторой паузы, не сводя с меня глаз. – Я прилетел только вчера и, честно говоря, собирался вам позвонить, но не знал, насколько это удобно… А кстати, как поживает моя спасительница? Эльза, если не ошибаюсь?.. – прервал он сам себя, откидываясь на спинку дивана и поправляя манжет белоснежной сорочки с вдетой в него золотой запонкой.

Я уловила едва слышный аромат запомнившегося мне одеколона «Платиновый эгоист» и слегка поёжилась.

– А как ваша подруга Валентина? – вновь подал голос Селивёрстов.

– Спасибо. У неё всё в порядке. – Я чувствовала, что веду себя слишком натянуто, но, хоть убей, ничего не могла с этим поделать.