«И это все из-за Бориных денег?.. Тут должно быть что-то не то, — думала она. — Или из-за них?.. Правда, там, где я знаю, всего двадцать “лимонов”. Надо сказать».

— Где они?!

— В серванте, в потайном ящике.

Новая боль, скорее тупая, чем резкая, обрушилась на тело: Стас ударил ее по спине горячей кастрюлькой, в которой кипятил воду.

— Зря шутишь, сука! Я шутки не люблю. Поверни ее ко мне мордой.

Невидимый бандит поднял Катю и повернул ее лицом к Стасу. Тот отошел на несколько шагов и вернулся с большой консервной банкой. Над ней поднимался едкий дым.

— Шутки кончились, куколка. Номера счетов, и быстрей.

Задай Стас этот вопрос с самого начала, Катя бы поняла, что бандиты всего лишь ошиблись. Но боль мешала ей думать. И потеряв самообладание, она крикнула как обычная баба, попавшая в такую передрягу:

— Пожалуйста, отпустите! Я ничего не знаю.

Стас ухмыльнулся.

— Ладно, куколка. По-хорошему у нас никак не получилось. Я с тобой развлекаться не буду. Останешься дипломированной недотрогой. Сейчас я тебе письку продезинфицирую смолой. Ты соображай, дура. Сейчас твоя бабья карьера навсегда кончится. Номера?!

Стас ждал. Катя сказала ему все, что могла. И теперь, когда стало ясно, что он исполнит угрозу, Катя почувствовала неожиданный прилив силы. С криком она шагнула вперед больной левой ногой, а правой с размаха пнула Стаса в то место, которое он нагло почесывал четверть часа назад.

Не ожидавший этого Стас согнулся и хотя сохранил равновесие, но банка выпала из рук, несколько капель попали ему на ноги. Рев перекрыл даже песенку, доносившуюся из радиоприемника.

Бандит отпустил Катю, предполагая, что разберется с ней Стас. А тот подскочил к Кате, несколько секунд тряс ее, прыгая на одной ноге, а потом со всей силой швырнул как можно дальше от себя.

На секунду оторвавшись от пола, Катя видела, как в замедленной киносъемке, что к ней приближаются инструменты дорожных рабочих. Перед ее лицом вырос огромный металлический ящик. Резкая и короткая боль, почти как наркоз для ошпаренного тела.

«Сильно ушиблась, — подумала она. — И хорошо. Теперь долго болеть не будет», — таковы были ее последние мысли.

Стас, переваливаясь, подошел к ней, с размаху пнул ногой, присел, схватил за воротник и вдруг отпустил. Голова Кати упала на пол, как голова куклы. Сколь ни был туп бандит Стас, но, взглянув в Катины глаза, он понял: если она и знала про какие-то деньги — на счетах ли, в серванте ли, то теперь никому уже ничего не расскажет. Даже если бы и захотела.

— Это ты зря, — сказал один из бандитов.

— Эксцесс производства, — ответил Стас. — Закрой ее брезентом.

Сам же он достал из сумки еще одну бутылку тепловатого пива, открыл и опрокинул себе в глотку, как работяга после тяжкого физического труда.

За этим занятием его и застал Борис. Он вошел в домик и спросил с порога:

— Ну, как наша Ниночка?

Никто не ответил. Лишь Стас, поставив на пол пустую бутылку, наконец сказал:

— На солнце перегрелась наша Ниночка. Поскользнулась и ушиблась…

Борис оттолкнул «быка», стоявшего перед ним, подскочил к телу девушки и сдернул брезент. Стас ожидал, что заказчик тотчас заорет во всю глотку, но Борис медленно опустился на колени, поднял Катины веки, положил ладонь на грудь. Потом он перевернул тело на живот, провел рукой по затылку, скользнул взглядом по следам кипятка и встал. Он подошел к невысокому парню в белой грязной футболке — ближайшему «братку», взял его за плечи и, глядя спокойно, спросил:

— Кто это сделал?

Бандит взглянул ему в глаза, вздрогнул и торопливо крикнул, показывая на Стаса:

— Он!

А еще кто?

— Нет, больше никто, — и быстро добавил: — Я был в стороне.

Борис оттолкнул его, как запоздавший на выходе пассажир отталкивает встречного, и подошел к Стасу.

— Не кипятись, бригадир, — дружелюбно сказал тот. — Надо было предупредить: девка хилая.

— А ты спросил, как ее зовут?

Стас меньше всего ожидал этого вопроса и замер на месте, тупо моргая ресницами. Его взгляд был лучшим ответом. Борис отошел на шаг и, как показалось прочим «браткам», воткнул свою ногу ему в живот. Стас икнул. Его голова начала клониться к полу. Не сходя со своего места, Борис еще раз ударил его ногой в скулу и тот обрушился на пол.

— Ты че, падла, пацанов бьешь?! — раздалось сзади.

Борис выхватил из кармана пистолет и оглянулся. Никто не захотел повторить.

Стас, придя в себя, медленно поднимался. В его руке был нож. Но воспользоваться им он не успел.

Борис уже сунул пистолет в карман и схватил лом, стоящий у стены, как будто это была ивовая удочка. Удар, рев Стаса, и нож выпал на пол из сломанной руки.

— Прости, начальник… — прохрипел Стас. Борис ничего не ответил. Он поднял лом и четыре раза двинул им Стаса в живот, будто пытаясь пригвоздить к полу. Бандит хрипел, извиваясь на полу. Из его рта вытекали кровь и только что выпитое пиво.

Борис еще раз поднял лом и одним ударом разрушил череп Стаса, кинул лом на его тело и повернулся к остальным бандитам.

— Бригадир, — несмело сказал один из них, — зря ты так…

— Ее звали не Нина. Ее звали Катя, — медленно ответил Борис. — Моя Катя…

Минуту молчания никто не открывал, но минут пять никто не открывал рот. Бандиты боязливо косились на Бориса, а тот, опустошенно — на мертвую девушку.

«Как же ты, Катенька-дурочка, попала в мясорубку вместо Нины? — думал он. — Как же ты не сообразила назваться этим кретинам? Ведь была бы цела. А ведь она должна была уцелеть в любом случае. Это я виноват, что связался с дешевыми “отморозками”. Стас — чтоб ему Там было неспокойно! — только здоровые кулаки, здоровая задница и здоровый член. Ума всегда хватало от таких держаться подальше. Сегодня — не хватило… Девчонку жалко. Таких, чтоб было на что взглянуть, и поговорить, и никогда не бояться, если поговорил немного о лишнем. Такая лишний раз не чмокнет, но для тебя — “Кресты” взорвет, если ты там сидишь. Надо было с ней почаще говорить о делах. Тогда она бы сообразила: сегодня лучше посидеть в Питере. А если бы знала о делах? Вычислила бы, куда я сегодня направляюсь. Приехала бы сюда и увидела лежащую девчонку Даутова. Обваренную, как сосиску, и с разбитой головой. И узнала: главный в операции я. Осталась бы она после этого со мной? Не осталась бы. Так что тупой мальчик Стасик разлучил бы нас в любом случае… Зачем я в это дело полез? Получить свои двести тысяч и соскочить? Я же и раньше так говорил: возьму двадцать, возьму пятьдесят. И — все. Пусть дальше шустрит молодняк, которому такие баксы только снятся, я с Катей стал бы просто жить. Может, кафешку завел бы. Но нет, понадобились эти сотни, будь неладны! Кстати, по такому льду ходишь — лучше не думать. Если заказчика прижмут, и он расколется, Даутов за один день из меня навертит диетический собачий корм… Ладно, что о себе. Вот, из Кати, считай, сам навертел. Как же без нее-то? Есть же детская песенка: “Весь мир — бардак, все бабы — б…”. Эта была когда-то профессиональная. Только разве это имеет какое-то значение, если Катя ждала ребенка, моего ребенка?..» — Ладно, — наконец сказал он. — Ее — в мою машину. А с этим, — Борис показал на Стаса, — делайте, что хотите. Можете сжечь вместе с домом.

И он вышел наружу. За ним, переваливаясь, шел «браток» с Катей на руках.

Трудно сказать, легче было бы Алексею Нертову или тяжелей, узнай он о том, что случилось в недостроенном ресторанчике на Выборгском шоссе, который сгорел в вечер даутовских именин. Узнай он, от чего злая шутница Судьба уберегла Нину, подкинув на ее место другую девушку.

У Алексея работы прибавилось. Теперь он действительно не отходил ни на шаг от Нины. Даутов так ему и сказал: «Даже если я напьюсь и позову тебя чокнуться — откажись, но Нину не бросай. Даже если я тогда скажу, что тебя увольняю — стереги ее до утра. Потом премиальные получишь».