– Господин дракон, – вкрадчиво произнесла Цуу, – выражает вам свою сердечную благодарность, уважение и искреннюю симпатию. Отныне ваши волосы будут расчесывать только золотые гребни, мебель будет только из палисандра и сандала, а тело ваше будут одевать только самые дорогие и красивые ткани!
– Ну, – пробормотала Мэл, одуревшая от великолепия драконьих подарков, – пусть будет так.
Прислужницы увлекли Мэл в ванную, щебеча как птички и сыпля комплименты без меры, как туча льет дождь. От горячей душистой воды все мышцы в теле девушки расслабились, Мэл вздохнула свободнее, тая от наслаждения, пока веселые служанки отмывали ее, массировали ее плечи, ступни, неспешно вычесывали золотые волосы Мэл.
Прислужницы то и дело раскрывали перед ее лицом многочисленные ларцы и коробочки, давали понюхать благовония, духи, розовую воду – стоит ли добавлять в ванную? А волосы чем надушить? А массаж сделать с лотосовым маслом или с сандаловым?
– От этого масла, – ворковала Цуу, – кожа станет мягкой и чувствительной! А от этого – белой, все раны и царапины заживут, как и не было…
Мэл краснела, и прислужницы капали в ее ванну чудо-снадобий, и тянущая боль уходила из ее натруженных ног, рук…
– Господин дракон хочет выглядеть благодарным и щедрым, – тянула свою вкрадчивую песенку Цуу, а у Мэл вдруг промелькнула мысль, что «господин дракон» ведет себя как мужчина, которому женщина понравилась, и он хочет украсить ее по-своему… для следующего раза. Для еще одной встречи. Дарит подарки, чтобы привлечь ее внимание. Чтобы завлечь, как мужчины обычно завлекают женщин. От этой догадки Мэл краснела еще сильнее, и прятала лицо, одновременно пугаясь этого драконьего интереса и замирая в томительном сладком предвкушении.
«Зачем ему все эти ухищрения? – размышляла Мэл, пока прислужницы укладывали ее чуть влажные волосы в прическу, скалывая локоны многочисленными золотыми украшениями, устраивая живые орхидеи в ее прическе. – Он же дракон. Он же может взять силой…теперь-то мне бежать некуда. Я вся в его власти. Так зачем эти подарки, наряды? Зачем эти игры? Зачем делать вид, что ему не все равно, что я думаю и чувствую? Зачем изображать заботу?»
Выкупав Мэл, прислужницы завернули ее в нежную хлопковую ткань, осторожно промокая зарозовевшую от теплой воды кожу.
– Госпожа прекраснее утреннего розового рассвета, – щебетала Цуу, когда Мэл увлекали на массажный стол. – Мы приготовим вас ко встрече с господином драконом, и вы будете прекраснее всего, что видели его глаза, и сможете уговорить его на любое…
Мэл, растянувшись на столе, уткнула разгоряченное лицо в бархатную подушку с кистями, думая, что дракона «на любое» уговаривать не надо. А вот отпустить… Сердечко ее заныло. Ну, почему же он обманул?..
***
В столовой у драконов стоял длинный стол черного дерева, отполированный до безупречной мраморной гладкости. Во главе его, в пестром синем халате сидел сам дракон, с аппетитом уплетая весьма роскошный завтрак. Место подле него пустовало; и Цуу, подтолкнув оробевшую Мэл, зашептала, таинственно округлив глаза:
– Господин дракон оказывает вам великую честь, предлагая разделить с ним трапезу. Ну же, смелее! Это великая честь и большое счастье – есть из рук дракона.
Мэл, сглотнув ком, застрявший в горле, нерешительно шагнула вперед, босой ножкой по ковру из лепестков роз, не сводя взгляда с дракона. С первого взгляда она поняла, почувствовала, что перед ней не Алан – Рэй. Тот, кто вчера был мертвым камнем, сегодня радовался жизни.
«Значит, это спасенный решил быть благодарным и щедрым, – подумала Мэл, присаживаясь рядом с драконом на высокий стул из черного дерева, с красивой резной спинкой. – Как мило с его стороны!»
Тысяча мелочей, таких крохотных, едва заметных, говорили о том, что это не Алан. Невероятно похожий на брата, Рэй, однако, не был отмечен шрамом на щеке; кроме того, он казался намного мягче Алана, и неторопливее его. Он с аппетитом ел отменно приготовленное мясо с душистыми травами, и казалось, что каждый вздох доставляет ему удовольствие. Рэй пригубливал красного вина, сверкающего рубином в его бокале, и со вздохом откидывался на спинку стула, жмуря от удовольствия глаза. Каждый миг жизни, заново проросшей в его теле, доставлял ему невероятное удовольствие. Он смаковал – нет, не трапезу, жизнь, – с той же жадной радостью, с какой гурманы пьют коллекционное вино, и на лице его выписывалось что-то невероятное. Счастье, великое счастье.
– Какое это удовольствие, – пророкотал он, отпивая еще из своего бокала, – быть живым! Доброго утра, прекрасная золотая Мэлани, Великая Ведьма.
Он смотрел смеющимися сияющими глазами на Мэл, и та смутилась, стушевалась под его прямым оценивающим взглядом. Рэй рассматривал ее так откровенно, так бесхитростно и с таким восторгом во взгляде, что симпатию его Мэл ощутила так же ясно, как прикосновение. Как если б он обвел овал ее лица рукой, любуясь, словно совершенной статуей, сотворенной великим скульптором.
– Как тебе спалось? – поинтересовался Рэй, промокая красные от вина губы белоснежным поданным полотенцем, покуда перед Мэлани расторопно ставили тарелку, бокал для питья, клали столовые приборы.
– Хорошо, – прошептала она, не зная, куда спрятать глаза. – Я отлично выспалась и отдохнула спасибо…
– Масла должны были унять боль, – заметил Рэй, принюхиваясь к тонкому прекрасному аромату, исходящему от Мэл. – Легче тебе?
– Да, благодарю, господин Рэй, – шепнула она, и горячая рука дракона накрыла ее ладонь.
– Это я тебя благодарю, – сказал он от всего сердца, склоняясь над ее рукой и горячо целуя ее пальцы. А затем – порывисто, внезапно, – перевернув ее кисть ладонью вверх, запечатлел горячий страстный поцелуй на ее запястье, на бьющемся пульсе, лаская кожу Мэлани губами неспешно, нежно, так, что ей показалась, что ей в кровь плеснули лавы, и та покатилась по венам, до самого сердца, сжигая на своём пути все, утопив в пожаре мысли, тревоги, страхи. – Ты меня спасла. Ты позволила мне родиться заново. Я благодарен тебе, наверное, больше собственной матери.
Рэй поднял на нее глаза – темные, глубокие, влажные, полные ласки, – и Мэл снова ощутила, как у нее замирает сердце и катится куда—то вниз, а дыхание обрывается, словно ее скинули из жаркого дня в ледяную реку. Дракон смотрел на нее со страстью; с желанием. С откровенными намерениями, с жаждой отведать ее тела еще. Возможно, он сделал бы это прямо здесь, на столе, если б…
– Я рада слышать, что вы в добром здравии, – пробормотала Мэл, не смея отнять у дракона свою руку и млея от второго его поцелуя, – но как же я? Что со мной?.. Алан обещал… он сказал, что отнесет меня обратно, как только вы выздоровеете…
Рэй слушал ее смущенные просьбы с улыбкой; глаза его сверкали, озорно и доброжелательно.
– Он непременно сделал бы это, – ответил Рэй. – Он не из тех, кто обманывает. Он дракон, а не ярмарочный жулик. Но видишь ли, Мэлани, – он произнес ее имя с удовольствием, словно оно ласкало ему язык так же, как самый изощренный поцелуй, – есть одна проблема.
Он небрежно откинул полу пестрого халата, и Мэл вскрикнула, увидев, что ноги его остались каменными. Словно выложенные серой каменной чешуей. Он попытался двинуть ими, но это удалось ему с трудом.
– Немного не удалось, – тихо, с озорной улыбкой ответил он. – Не все сразу. Вряд ли я буду хорошим танцором в ближайшее время. Но ты ведь поможешь мне в решении этой проблемы?
Он снова поднес ее руку к губам, припал поцелуем к ее пальцам, лаская их языком более чем откровенно, да так, что Мэл не сдержала откровенного вскрика. Взгляд Рэя, обращенный к ней, был взглядом мужчины, который не просто жаждет – он возьмет свое. И то, что он не может ходить, не делает его менее опасным. Откровенно говоря, Рэй на это плевал. Сила его желания была намного больше, чем каменная вынужденная неподвижность.
– Но я не могу сейчас, – пискнула Мэл, багровея до корней волос. – Я не могу…то есть… я так устала, и…
