Однако вмешательство уже не требовалось. Метнулась черная тень. Раздался чмяк. Черныш принял удар на себя.

А в следующий миг Конопуш опрокинул инока. В соседнего, вылетев из кухни, вцепился Снежный. Третьего и четвертого Звеновой взял на себя. Пятого Саша вырубила сама — коротким ударом в пах. Вот и пригодись школьные тренировки по самообороне.

***

По Мясницкой двигалась странная процессия.

Впереди шли двое, парень в монашеском одеянии и хрупкая на вид девушка в полушубке. Несли на руках огромного черного пса. Губы девушки шевелились в такт каким-то словам.

За парочкой шел высокий парень в рваном пальто. Его руки покоились на головах двух других громадных собак, московской сторожевой и алабая. Этот парень с тревогой и нежностью смотрел на идущую впереди девушку…

А вот лицо человека в монашеском одеянии выражало сплошную муку.

Так, по сути, оно и было, ведь в душе монаха творился самый настоящий ад. После излечения Николая он лично увел ведьму подальше от братьев — но не затем, чтобы укрыть ее от правосудия, отнюдь! Он хотел как следует ее допросить, чтобы исключить ошибку. Окажись ведьма виновной, он бы отдал ее братьям на растерзание не задумываясь.

Почему же он поступил так, как поступил? Потому что знал: история помнила примеры сожжения ни в чем не повинных людей. Он не мог допустить бессмысленных жертв во светлое имя Бога, каковыми изобиловало прошлое христианства. Тем более поведение ведьмы, каким бы странным или каверзным оно ни казалось на первый взгляд, при пристальном рассмотрении таковым не являлось. Ведьма искренне хотела спасти своего друга. И пыталась спасти, несмотря на острейшую боль, терзающую ее. Да и с людоедами она не была заодно, как поначалу показалось Амвросию. И псы, его верные псы, выращенные им самим, ее признали. Прямо не ведьма, а святая какая-то получалась!

— Тише ты! — именно в тот момент, когда Амвросий подумал про «святость», Саша зашикала на него. — Ты меня с настрою сбиваешь. Нам надо вылечить Черныша, не забыл?

Девушка очень переживала за пса. Вдвоем с Амвросием они выдернули тесак и остановили кровь. Саша, не мешкая, начала плести наговор…

А теперь они шли, и шли, и шли… Пока не дошли до перекрестка.

— Куда теперь? — коротко спросила Саша. — Налево, направо?

— Направо, — подсказал Коля. — Но ты точно решила? Мы все вместе едем к тебе домой, в Углеж?

Спрашивая так, парень, конечно, опасался, что монах на него обидится. Но гораздо больше Звеновой не хотел, чтобы с Сашкой что-либо случилось. Показывать же свой дом религиозному фанатику было как минимум неразумно.

— Амвросию все равно некуда податься, — спокойно произнесла девушка. — Да и тебе, как я поняла, тоже.

— Верно, — тяжело вздохнул Коля. — Но об этом я хотел поговорить с тобой позже.

— Вот и хорошо, — кивнула Саша. — Едем все вместе на пятичасовом поезде. А теперь давайте помолчим. А то Черныш проснется.

До поезда, если она ничего не перепутала, и он отходил в семнадцать-ноль-ноль, оставалось еще как минимум минут сорок. Они должны были успеть.

***

Поезд на Углеж, пуская клубы белого дыма, плавно набирал ход.

Уходил назад перрон, а с ним и семеро в рясах. Монахи примчались слишком поздно, когда двери уже захлопнулись, и теперь могли только бессильно ругаться и потрясать кулаками вслед уходящему составу. Забраться на крышу поезда они почему-то не попытались.

— Это медленная, мучительная смерть! — В глазах Николая мелькнул ужас, когда Саша спросила, почему иноки не последовали за ними. Она столько раз видела подобные сюжеты в кино, да и в книгах что-то похожее было описано, и не раз! — Врагу такого не пожелаешь.

— И почему? — искренне удивилась Саша.

Поезд часто шел в тоннелях, это да. Но неужто свод тоннелей проходит так близко к крыше вагонов? Неужто размажет распластавшегося взрослого?

— Просто поверь. — Звеновой видел интерес в глазах девушки, но ему совершенно не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Как скажешь, Коль.

Поезд как раз покидал столицу — въезжал в тоннель. Саша, с трудом удержавшись от спора с другом, мигом переключилась: что будет на выезде из тоннеля? Зеленая сумеречная долина? Или состав пройдет под кронами вековых великанов?

Поезд, свистя, выезжал из тоннеля. В быстро сгущающемся сумраке было видно громадное озеро. Вода в нем была свинцового цвета. Ее не сковывал лед.

— Странно, правда? — Саша повернулась к спутникам.

И увидела, что Амвросий спит — впрочем, как и остальные пассажиры в вагоне. И даже верные псы, Черныш Конопуш и Снежный тоже спали. Посвистывали-посапывали во сне.

Бодрствовали только она и Звеновой.

— Не так уж и странно, Саш, — покачал головой парень, — если разобраться.

— И ты знаешь ответ? — с надеждой спросила девушка.

Потому что вдруг вспомнила, как Магистр отреагировал на то, что она, оказывается, не спала, как все пассажиры поезда. Вот только, удивиться-то премудрый рысь удивился, но пояснять ничего не стал.

— Я пока не уверен в ответе, — снова покачал головой Звеновой. — Но я тоже думаю над этим вопросом, поверь.

И парень отвернулся к окну, всем своим видом демонстрируя, что продолжать разговор не намерен.

Саше, конечно, обидно стало: с чего бы это? То видом и делом показывает, что она ему друг, то вдруг становится холоден и далек, как… как луна!

Однако поразмыслив, Саша предположила, что Звеновой мог банально устать. Опять же, еще совсем недавно у него было тяжелейшее ранение. И вообще, мало ли о чем он может думать?

И обида прошла, растворилась, будто ее и не было. Повеселевшая Саша даже отвернулась от окна — посмотреть на спящих барбосов… И тут взгляд девушки упал на Амвросия.

Глубокий безмятежный сон разгладил носогубные складки на лице монаха. Вот он улыбнулся чему-то, видимо, ему приснившемуся, и девушка вдруг поняла, что он напоминает ей… отца! Отца на той самой фотографии, что стояла у нее на полке. Там папа был так счастлив с мамой, они оба так светло улыбались…

И не то, чтобы лицо Амвросия прямо-таки один в один копировало лицо отца, нет. Но возраст того отца, на фотографии, был примерно равен возрасту монаха, лет двадцать пять или тридцать — Саша была еще слишком юна, чтобы разбираться в годах взрослых мужчин. И характерные черты присутствовали у обоих, некий архетип, что ли, был схожим.

— Странно, — протянула Саша.

И повернулась к Николаю, чтобы тот опроверг или подтвердил ее догадку. Но парень, сморенный сильнейшей усталостью, успел задремать. И тогда Саша наклонилась, чтобы рассмотреть лицо монаха с другого ракурса…

— Чего тебе, ведьма? — Амвросий открыл янтарно-желтые глаза.

Очарование и сходство с папой исчезли. Перед Сашей был… враг? Или просто крайне недружелюбно настроенный человек?

— Ничего, — сказала тогда Саша. — Скоро приедем.

— Без тебя знаю! — отрезал монах. — Буди вот лучше своего друга, ведь… Александра.

— Давай уже без ведьм, а? — сладко потянулся Коля. — Нас еще Сашкино жилище принять должно. Так что не в твоих интересах к ней ненависть испытывать.

«Принять? — Саша с любопытством уставилась на друга. — Жилище? Ты о чем?»

Но Коля не стал ничего пояснять: сама увидишь, мол!

Поезд, свистя и шипя, терял ход.

Трое умных псов поднялись и направились к выходу. Когда состав остановился, Черныш, Конопуш и Снежный сошли на полустанок так уверенно, как будто бывали здесь, и не раз. А потом еще и, повертев головами вправо-влево, синхронно развернулись к левому концу платформы: туда нам, мол.

Псы не ошиблись, до Сашиной улицы быстрее было добраться именно с левого конца полустанка.

***

— Я подозревал, что ты девица шустрая, Александра. — У дверей Сашиного дома сидел черно-белый рысь. — Но чтобы настолько!..

— Насколько? — Саша не знала, сердиться ей или радоваться.