Я едва по лбу не получил, метнулся к стене. Отец вышел всклокоченный, вспотевший, с сияющими глазами, он держал пару потрепанных листков формата А-4.

– Я тобой горжусь, папа! – Я подбежал к нему, взял оба листка.

На одном была кадастровая схема участков, что на холме в Денисовке, по четыре  и шесть соток, на другом – наделы у самого города, в разделенном на частные владения поле недалеко от поселка, где тоже жили работники совхоза.

– Однозначно здесь, – я вернул ненужный лист с Денисовкой и с жадностью вперился во второй, выискивая участок, что будет поближе к центральной дороге и уже построенным домам – чтоб можно было кабель кинуть и врезать трубу в водопровод, а то пока проект дождешься, поседеть можно.

Господи, ну до чего же все было просто! Сколько возможностей упустили мои родители! Мать с ее зарплатой так две квартиры могла бы купить, если б не тратилась на никому ненужные предметы роскоши при том, что туалет на улице стоит.

– Почему там? – то ли удивился, то ли возмутился отец, не одобривший мой выбор. – Мне на работу далеко, тебе – в школу.

– Подальше от бабушки, чтоб мать не бегала к ней или, того хуже, снова не перебралась. А на работу все равно оттуда рабочий автобус возит.

На самом деле причина была в другом: уже через пару лет здесь начнут строиться новые русские, и всеми презираемый район будет считаться элитным, но мои аргументы в глазах отца будут выглядеть кликушеством.

– Вот этот участок, восемь соток, – я дважды повторил номер, и тут распахнулась дверь, вышел начальник совхоза, невысокий круглый мужичок с залысинами, в потертых брюках и пожелтевшей от времени клетчатой рубахе, удивленно уставился на нас.

Тоже еще не сориентировался. Но через пару лет поймет, что сидит на бочке с золотом, припадет к сосцу и купит себе белый «мерседес».

– Игорь Олегович, – улыбнулся я. – Огромное вам спасибо! Вы даже не представляете, как нас выручили! Мы уже выбрали участок. – Я назвал номер, протянул директору план-схему, и отец, недовольно поглядывая на меня, отправился в кабинет писать заявление.

– Но почему там? – повторил Игорь Олегович вопрос отца. – Там никто не берет.

– Место перспективное, – ответил я. – Город рядом. Вы скоро сами поймете.

«…обанкротите совхоз, скупите акции по три копейки, будете приторговывать землей, обеспечите себя и сына, вот только оболтус ваш сопьется, правда, внука сделает толкового».

Я просканировал начальника взглядом, надеясь, что хоть у него есть коэффициент влияния:

Олег Бондарь, 44 года.

—

—

—

Отношение: слабое любопытство.

Значимость: 6.

Коэффициент влияния: 0.

Ожидая отца, я задумался над тем, как сыграть Тома Сойера и привлечь на стройку легион отцовских друзей – пусть причиняют пользу, дом строят. Но им нужно предложить что-то интересное.

Отец вышел минут через десять. Нет, не тот неуверенный в себе забитый человек – мужчина с расправленными плечами, вздернутым подбородком. Густые черные волосы волной, изумрудны глаза – даже если мать его отвергнет, то любая одинокая женщина с радостью примет, и он не погибнет так бесславно.

– Теперь что? – спросил отец.

– Теперь, папа, едем смотреть участок, где будет стоять наш новый дом! Сына ты уже родил, дерево наверняка посадил, остался дом, так ведь? И еще. Давай построим там баню и большую беседку, где будут собираться твои друзья.

– Так мать будет против, – проговорил отец, попытался завести мотор, но не получилось – защелкал стартер, и тогда отец сделал то, что мне многие годы хотелось повторить: достал ручной стартер!

– Не будет она против. – Я выпрыгнул из машины и подошел к нему, вставляющему в принимающий разъем железный, похожий на изогнутую кочергу, стартер. – Наоборот, будет только за. Стой! Можно я это сделаю, у меня незакрытый гештальт с детства.

– Чего-чего? Вот уж мне этот жаргон!

Надо быть поосторожнее в выражениях, все же такие словосочетания пока не в ходу. Вспомнилось, как в четыре года я дружил с мальчиком из Украины, который жил недалеко. Их дом надвое делился между приличной женщиной с детьми и ее братом-алкоголиком, который разговаривал матом. Ну и однажды, вернувшись домой, я треэхтажно обматерил кота. А на вопрос бабушки, где я такое услышал, сказал, что у Женьки все так по-украински разговаривают.

– Давно хотелось! – Я потер руки, схватит стартер, подналег, несколько раз провернул, и – тра-та-та! – загрохотало, заурчало мощное сердце машины.

Пока ехали, я просканировал отца, чтобы узнать его отношение ко мне: симпатия. И то хлеб. Спасибо, не равнодушие.

***

К участку ехали сквозь довольно запущенный поселок с покосившимися заборами, расположенный на склоне пологого холма, потом дорога оборвалась грунтовкой, мы добрались до крайнего дома с деревянным синим забором, и отец остановил машину напротив пустующего поля, где кое-где виднелись остовы недостроев.

– Где-то здесь, – сказал он и вздохнул. – Тут пшеницу выращивали. Так хорошо росла!

Я вспомнил схему, перешел через дорогу и указал на заросший бурьяном клочок земли.

– Вот он, на возвышенности, как мы и хотели… Опа!

В траве виделось нагромождение камней, какие-то плиты. Я побежал туда, цепляя штанами репья, и взобрался на добротный фундамент, обошел его, считая шаги, и произнес:

– Восемь на восемь! Как для нас заливали. Па, ну что ты стоишь? Иди сюда. – Дождавшись его, я указал на квадраты будущих комнат. – Вот кухня, большая, двенадцать метров… гля, даже отверстия под трубы! О, туалет, а вон та яма – видимо, под септик. Большая комната будет спальней, а вот эту большую разделим на две маленькие: мне и Катьке, а то невозможно всем вместе с бабушкой.

Бабушка Валя представлялась мне темным матриархом, разлагающим семью – из самых лучших побуждений. Нужно как-то ее нейтрализовать, она может весь план испортить.

 Став собой, Павлик с ужасом вспомнил, как дал в нос Гусю – аж обомлел от одного воспоминания. Осторожно покрутил событие в мозгу, посмотрел на него под разными углами, успокоился и даже собой возгордился: здорово ведь ответил пацанам – дерзко и остроумно. А главное, Агоп его зауважал и вряд ли будет трогать. И Гусь тоже.

А еще они с отцом ездили смотреть участок, где будет их новый дом! У Павлика наконец появится своя комната!

Вспомнилось, что Павел решил наладить с ним контакт письменно, Павлик достал из кармана записку, развернул ее.

«Привет, Пашка!

У меня предложение: давай взаимодействовать письмами, ведь ты меня не слышишь, а мне многое хочется тебе сказать.

Ты сегодня повел себя, как настоящий герой. Не представляешь, какой ты молодец. Если так пойдет и дальше, то к июню станешь похожим на человека, всех спасешь, и Леночка поцелует тебя на выпускном».

Мысли о Леночке Павлик от всех прятал, он так ее любил, что считал, прикосновение, а уж тем более поцелуй, осквернят ее, и ему показалось, что Павел подсматривает за ним, подслушивает. Нахлынула злость. Захотелось разорвать записку и послать Павла к черту.

Но Павлик очень быстро взял себя в руки и успокоился тем, что невозможно подглядывать за собой. Ведь Павел когда-то был им и думал точно так же, так что мысли и потаенные желания у них общие.

«Я не буду тебе ничего запрещать, не буду навязывать свое видение. Буду намечать цели, а ты выберешь самую удобную и начнешь ее реализовывать, а я тебе помогу. Ты знаешь, что с кем случится. Уверен, тебе этого не хочется, потому, думаю, ты согласен с моей задумкой строить дом. От тебя, парень, зависит больше, чем ты думаешь. Ты особенный.

Итак, план на завтра: выучить все уроки. Позаниматься: покачать пресс, поотжиматься, побегать. Не съесть ничего сладкого и мучного. Если будет очень не хотеться, ремонтировать стартер необязательно, можешь в Хмельницкое не ехать».

Чтоб не толкаться дома, Павлик снова переоделся в спортивный костюм и собрался на пробежку, но его перехватила бабушка: