– Конечно, не сломал. – Он повёл плечами, не глядя на меня. Обиделся, что ли?
– Но хотел.
Огарёк пожевал губу и хитро мигнул жёлтыми глазищами:
– До смерти хотел.
Я хохотнул и хлопнул его по плечу:
– Ты хороший сокол, Огарёк. Лучший.
Он обнял меня, как порывистый ветер, и я в ответ стиснул его руками.
Мы стояли так, пока дозорные не начали дежурный обход. Я был счастлив от того, что с Огарьком не случилось ничего худого, и он, я уверен, испытывал то же.
Письмо первое
Царевичу Велефорту от царя Сезаруса
Лефер, мой милый Лефер, когда ты прочитаешь это, то будешь уже царём, а я превращусь в прах. Оттого и хочу написать тебе так, будто говорю откровенно, а не докладываю по всем письменным правилам. Вот видишь, рука моя дрожит, ставит кляксы, а я не поручаю это задание писарям, потому что хочу… да ты сам поймёшь, чего я хочу.
Хочу остаться в твоей памяти, Лефер, пусть и не совсем понимаю, что с тобой не так, и это непонимание терзает моё без того больное сердце.
Ты, наверное, помнишь все подарки, которые я тебе дарил. Не знаю, что у тебя в голове, каким правилам она подчиняется, но только я уверен, что помнишь.
Когда тебе исполнилось три года, я устроил праздник в твою честь – с артистами, фокусниками, жонглёрами и диковинными ручными зверьками из Мостков – помнишь ведь? Их везли кораблём так много дней, что из трёх дюжин выжило только семеро. Я мечтал, что усажу тебя на коня – кони ведь тоже были, холёные, жемчужно-белые, с золотистыми украшениями на головах. Мечтал, да только в глубине души знал, что если ты и сядешь на коня, то всё равно не поскачешь. Испугаешься, заупрямишься, попросишься вниз. Так и вышло, лошади тебя напугали, зато артисты и фокусники заставили смеяться от радости, а меня – ощутить себя отцом обычного ребёнка. Пусть тебя не расстроит это сравнение, Лефер. Я вовсе не имею в виду, что ты хуже обычных детей. Просто иногда мне бы хотелось… Ох, нет, Лефер, не бери в голову, я бы зачеркнул эту строчку, но не хочу ничего от тебя скрывать.
После того празднования я подарил тебе одну безделицу – маленькую карусель, которая поёт и крутится, а акробаты в ней кувыркаются, и у каждого на плече по милой хвостатой несьенке из Мостков.
Лошади заинтересовали тебя только к восьми годам, и тогда я подарил тебе лучшего скакуна, какого смогли отыскать мои люди. Во всём Царстве не было коня краше, величественнее и быстрее. Пусть ты не скакал на нём, только чистил, гладил и шептал что-то на ухо, но я снова был счастлив видеть, что подарок тебе по душе.
Я хочу, чтобы все мои подарки приносили тебе только радость.
Оттого и хочу, чтобы мой последний подарок стал самым грандиозным, самым важным и таким, чтобы он прославил тебя, царя Велефорта.
Я обновлю наше Царство, сделаю его таким, каким оно никогда не бывало. И подарю его тебе, Лефер.
Глава 4
Антиквар Штиль
Падальщица
Не помню, как я добралась до святилища. Просто на рассвете оказалась в келье Ферна, а от воспоминаний остались лишь рваные клочья: вот Лагре лежит на земле, а снег вокруг него чёрный от крови. Вот бегут люди, я слышу мужские голоса и крик матери. Вот сижу в нашей гостиной, укрытая пледом, мне суют стакан горячего вина, а я не могу его взять, потому что руки сильно трясутся…
Конечно, мне не дали выйти из дома в корсете. Как переодевалась, тоже не помню. Но, видимо, наспех даже вымылась или хотя бы обтёрлась, потому что ни земли на коленках, ни крови на руках у меня не было.
Ферн подсыпал мне что-то в чашку, это точно. Я сидела, бездумно глядя в огонь, мелкими глотками пила горький травяной чай с ароматом мёда и размышляла только об одном: почему я пришла именно сюда? Не в свою комнату, не осталась в поместье, а приволокла своё разбитое, вымотанное тело в святилище?
– На всё воля Милосердного, – повторял Ферн истину, придуманную им самим. Его голос доносился будто издалека, перед глазами у меня до сих пор стояло побледневшее лицо Лагре с кровью на губах. – Даже если случилось ужасное.
– Милосердный умеет воскрешать людей, – прошептала я, крепче сжимая горячую кружку.
– Верно. В умах прихожан он умеет всё.
– Но волхв из твоих рассказов и правда мог воскрешать людей.
Мой голос прозвучал тихо и надтреснуто, но слёз в нём больше не было. Я отставила чашку. В груди пекло`, там разгоралось что-то новое, чуждое и крепкое. Ферн возился у очага – поджаривал куски хлеба с сыром.
– Мог. Но лишь поднимать на ноги, не возвращая к истинной жизни. – Ферн отряхнул руки и пристально, цепко посмотрел на меня. – Истод проделал большой путь. И если бы его не остановили, он пошёл бы дальше. Но кто-то может завершить начатое за него. По-другому, не так, как он хотел. Без крови и разрушений.
– Научиться ворожбе, посетить захоронения погибших от Мори на Перешейке, понять, к чему стремился Истод. И воскресить Лагре. Царству нельзя без командующего…
Ферн улыбнулся:
– Наконец мы с тобой пришли к общему мнению.
– Что будет с Аркелом? – спросила я. – Его казнят?
– Очевидно, его поместят под стражу, – согласился Ферн. – Суд займёт какое-то время. Дуэли до сих пор узаконены, несмотря на все протесты и предложения запретить этот обычай, но простолюдин не имеет права убивать командующего, даже на дуэли. Так что, скорей всего, твоего шута повесят, и притом довольно скоро.
Я стиснула виски. Как бы мне хотелось, чтобы всё было наоборот! Чтобы Лагре убил Аркела. Так было бы правильнее. Услышав выстрел, я была уверена, что мой брат стрелял первым и пуля, конечно же, попала в цель. Лагре остался бы жив… Я могла бы скорбеть об Аркеле, но на самом деле, вероятно, испытала бы облегчение.
Мне было бы легче, если б Аркел пал на дуэли от руки брата, но если его позорно повесят на площади под довольные крики толпы, я почувствую себя оплёванной. Слухи разлетаются невероятно быстро, и скоро все бы узнали, что осуждённый спал с сестрой убитого им командующего Лариме. Да уж, хуже не придумаешь.
Мне нужно было собрать сведения, прежде чем ехать на Перешеек. Отчего-то я чувствовала, что Перешейком дело не ограничится – Княжества, вот где жила истинная ворожба, вот где Истод оживлял мертвецов и вот где правит страшный князь-волхв, князь-чудовище.
И если мне предстояло увидеть эти земли, то я должна была подготовиться.
Весь Стезель знал: антиквар Штиль, владелец лавочки, бывал в Княжествах, а вернулся совсем не тем, кем был прежде. О нём ходило множество небылиц, подкреплённых ещё и тем, что Штиля мало кто видел, он предпочитал вести затворнический образ жизни, но я твёрдо решила: антиквар – тот, кто мне нужен.
В лавке было темно. Я вошла, над головой звякнул колокольчик, но проходить дальше не спешила, ждала, когда глаза привыкнут к полумраку. Постепенно из сумерек вырисовывались очертания предметов: на полу стояла огромная ваза, которую я могла опрокинуть, если б забрала чуть правее, в углу приютился огромный свёрнутый ковёр, на потолке поблёскивали хрусталём старинные люстры, но ни в одной из них не было свечей. Пахло деревом, лаком и старой бумагой – запах затворничества, запах добровольно выбранной медленной смерти среди вещей.
– Чем могу помочь?
В прихожую вышел юноша, на вид младше меня. Русые волосы он расчесал на косой пробор, а руки держал за спиной, как вышколенный дворецкий. Должно быть, подмастерье.
– Добрый день. Мне нужно увидеть господина Нимуса Штиля. Вы проводите меня к нему?
– С радостью. – Юноша улыбнулся и кивнул в сторону основного помещения, отделённого от прихожей шторкой из сверкающего стекляруса.
Я прошла за ним, украдкой разглядывая странную одежду юноши: не то халат, не то кафтан с длинными рукавами, закрывающими кисти рук.
