– И чо? – не догонял полноватый Вася, втягивая лапшинку в рот.

Хорек продемонстрировал двумя руками внушительную женскую грудь. Все трое прыснули. Катенька покраснела еще сильнее и отложила в сторону вилку. Встала и, выбросив в мусорный контейнер несчастную грудку, выскочила из кухни.

Снова дзынькнула микроволновка.

– А вот Мария борщ уважает, это сразу видно, – добавил Батрухин, когда я уже открыла дверь, чтобы выйти.

В лицо бросилась краска. Он намекает на мой третий размер?! Я хотела было обернуться и высказать все, что думаю о подобных разговорах. Но заставила себя вдохнуть поглубже и выйти. Катю мне было жалко, но не настолько, чтобы нарваться на увольнение.

Михаил Степанович, как я и ожидала, был у себя. Собирался обедать.

– О! Маняша, заходи. У меня сосиски с макаронами. Присоединишься?

В кабинете витал густой сосисочный дух, воспринимать который на сытый желудок было тяжко.

– Спасибо, дядь Миш. Я вам первое принесла.

Поставила перед ахэчистом посудину с уже разогретым в микроволновке борщом.

– Ох, епт… Борщ! Настоящий, домашний! Я-то, старый, думал, ты шутишь.

Выражение на лице немолодого мужчины дорогого стоило. Я рассмеялась.

– Ну я же обещала. Вы пробуйте-пробуйте.

– А ты? Точно не хочешь со мной?

– А я уже пообедала. Я пойду, дядь Миш. Мне еще нужно с Катей из приемной поговорить.

Произошедшее не давало покоя. Девушка ничего плохого не сделала, за что они с ней так? В приемной Кати не было, я обнаружила ее в самом логичном месте – в женском туалете. Кто-то приглушенно всхлипывал в одной из кабинок. Я подошла и тихонько постучала.

– Катя? Катя, вы здесь?

Еще минут пять я уговаривала ее успокоиться и не принимать близко к сердцу треп озабоченных идиотов. Вскоре заплаканная Катенька вняла моим увещеваниям и вышла. К тому моменту мы уже перешли на ты.

– Посмотри на Наталью Ивановну? Ее фиг кто обидит, и тебе придется стать такой, чтобы работать в коллективе. А слова – это только слова. Собака лает – ветер носит.

– Ты права, Маш. Не понимаю, чего я так расклеилась. Наверное, ПМС.

Катенька осторожно умывалась, но потом плюнула и смыла всю косметику. Макияж все равно уже было не спасти. Без него она стала выглядеть еще младше.

– Катюш, а сколько тебе лет?

– Двадцать два. Эх… И обед свой с дуру выкинула, а есть хочется… А еду из автоматов я стараюсь не есть. Она вредная, и у меня может аллергия начаться.

– Тогда у меня только одно предложение…

– Борщ? – с надеждой улыбнулась она.

Я кивнула и развела руками.

– Ага. Ну и еще чай с бутербродами найдется.

– А давай! Не умирать же от голода, – с радостью согласилась помощница. – Заодно и накрашусь у тебя.

Через пять минут мы сидели у меня в каморке. Я кормила Катю борщом, и слушала ее удивленные охи и ахи.

– А как ты ночуешь одна? Не страшно? А где моешься? А в окно никто по ночам не заглядывает? Не холодно? А крыс нет?

И еще много-много других вопросов, на которые я едва успевала отвечать.

Обед закончился, и Катеньке пора была возвращаться в приемную, а мне следовало привести в порядок кухни на этажах.

– Ой! Я ведь все еще не накрашенная! – вдруг вспомнила она: – У тебя есть косметика?

Я покачала головой.

– Как-то не привыкла я краситься.

– Блин! Что же делать… Как я выйду туда в таком виде? – она с несчастным видом наморщила лоб.

Как по мне, ей было совершенно не о чем беспокоиться.

– Маша, – Катенька ухватила меня за руку. – Помоги, а? Принеси мою сумочку из приемной. Скажи Наталье Ивановне, что я попросила. Она не будет препятствовать. Только поскорее, а то у Ярослава Александровича совещание в два, мне надо быть обязательно.

Тяжко вздохнув, я согласилась и поспешила в приемную. Голос Наты Ванны раздавался из кабинета Данилова, и я, немного поколебавшись, взяла сумочку Катеньки, и заторопилась назад. Стоило мне выскочить за дверь, как я столкнулась с Батрухиным со всего размаху и едва не упала.

Тот успел ухватить меня за талию, только прижал намного сильнее, чем требовалось.

– Арсений Евгеньевич, я спешу! – напомнила, когда поняла, что вместо того чтобы меня выпустить, зам продолжает пялиться мне в декольте.

– Какая у тебя тонкая талия, Мань… – промурлыкал Батрухин низким голосом. – Держал бы и держал.

– Арсений Евгеньевич! – прошипела я и стукнула его сумкой.

В этот миг дверь приемной распахнулась, и в коридор вышли Данилов с помощницей. В глазах Ярослава Алексеевича промелькнул холод – словно окно ледком затянуло.

– Арсений, ты чем занимаешься? – негромко спросил он.

Батрухин выпустил меня будто нехотя, и я поспешила прочь, не слушая, что он ответит боссу.

Данилов

Хорошее настроение внезапно улетучилось. Перед глазами так и стоял Батруха, прижимающий к себе уборщицу. Та вырвалась и очень быстро убежала, но было ясно, между ними точно что-то есть. Иначе с чего бы девушка виновато оглядывалась?

От этой мысли раздражение только усилилось, хотя Ярослав и пытался убедить себя, что ему нет никакого дела до этих двоих и их личной жизни, но до самого вечера мысли не давали покоя и лезли в голову отвлекая. Лишь железная воля заставила сосредоточиться и закончить работу.

Ближе к пяти в кабинет заявился Сеня.

– Яр, как насчет забить на все и сходить потренить? Что-то все достало.

Данилов хотел было его послать, но передумал. Накануне он уже тренировался, но размяться никогда не вредно. Да и мысль санкционированно начистить смазливую рожу зама на ринге, показалась весьма привлекательной.

– Только за, – испытав злой азарт, согласился он.

Главное, ничего ведь не придется делать. Батруха любит покрасоваться перед девками в зале. Наверняка сам и предложит спарринг. Так и вышло.

Обменявшись первыми ударами, мужчины разошлись в стороны.

– Злой ты какой-то сегодня, Яр, – прошепелявил через капу Батруха.

Я тебе покажу сейчас, какой я злой, мрачно подумал Данилов, но ничего не стал отвечать. Вместо этого, снова ринулся вперед и провел серию ударов, практически не сдерживаясь. Сенька отбил первый, заблокировал второй. Последовала контратака. Яр не пропустил ни одного и ответил жестко. Ударил по корпусу. Прикрылся. Снова ударил, не давая противнику опомниться.

Стайка фигуристых фитоняшек, расположившихся на ближайших тренажерах, с интересом наблюдали за их поединком о чем-то переговариваясь. Новая атака разозленного Батрухи вышла удачной. Даже пришлось уйти в глухую защиту. Раздались восхищенные возгласы. Сенька обернулся, подмигнул им и пропустил мощный удар в челюсть, сбивший его с ног. Несколько мгновений Данилову потребовалось, чтобы осознать содеянное и прийти своему заму на помощь.

– Живой? – склонился он над поверженным противником.

Тот с трудом сел и шумно выплюнул капу. Потянул застежку защитного шлема.

– Бьешь так, словно я у тебя бабу увел. Если у меня сотряс будет, это на твоей совести. А моя совесть спокойно будет отдыхать на больничном.

Почему-то извиняться совершенно не тянуло. Данилов и не стал.

– Меньше на сиськи пялиться надо, – вылетело как-то само собой.

А ведь хотел же другое сказать. Менее экспрессивное. Н-да…

Досадуя, что опять не сдержал раздражение, Яр выпрямился и направился в душ. Почему-то именно сегодня он изменил своей привычке мыться в офисе, и это злило. Неужели, все из-за нее? Из-за этой девчонки-уборщицы?

Под упругими струями воды стало только хуже. Вернулось вчерашнее наваждение, а вместе с ним и зверский стояк. Матерясь, и пытаясь успокоиться, Ярослав врубил ледяную воду. Так и стоял, пока зуб на зуб не перестал попадать. В раздевалке он снова столкнулся с Сенькой, выходящим из сауны.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».