Сара Данн старательно боролась со слезами. Сейчас она стояла на расстоянии вытянутой руки от Рубинии, которая презрительно смотрела на неё с высоты третьей ступеньки.

– Почему ты не отвечала на мои звонки? На мои письма?!

Рубиния Редклифф невозмутимо пожала плечами.

– У меня нет времени на бездарей, Сара!

Ледяной озноб пробежал по моей спине. Там, где у других людей сердце, у неё, очевидно, был камень.

– Что за ангелочек наша славная Рубиния, – с иронией пробормотала бабушка.

Глаза Сары Данн излучали ненависть. От ярости и отчаяния и, наверное, ещё от разочарования её стало трясти.

– Я могла бы убить тебя, Рубиния, ты, мерзавка! – выкрикнула она, и то, как она это сделала, напугало меня.

Перси почувствовал это и ткнулся мордочкой мне в колено: «Не переживай, я рядом и присмотрю за тобой», – сообщил он мне таким образом. Мой Перси!

– Ах, Сара! Мы же не станем сейчас желать невозможного. Даже на это ты не способна! – едко рассмеялась Рубиния.

Я знаю, это плохое чувство, но в тот момент я её ненавидела. И поделом. Ей доставляло такую извращённую радость мучить бедную женщину перед публикой, что это было действительно противно. Наверное, вчера ей доставило такое же удовольствие раздавить мечты Финна, словно жука под каблуком.

Сара Данн окончательно сломалась. Она в отчаянии прижала руки к лицу и, громко всхлипывая, побежала к палатке «Отдыха контрабандиста».

Целую вечность царило неловкое молчание. Потом по рядам пошёл нерешительный шепоток. Думаю, все вокруг были так же шокированы, как и я. Все, кроме Рубинии Редклифф. Проходя мимо, она небрежно бросила букет роз на стул и целеустремлённо направилась к одному из официантов в ливрее, который аккуратно нёс на серебряном подносе дорогие фужеры с жемчужно переливающимся шампанским. Унижение бедной женщины перед публикой только повысило ей настроение. Ведьма, снежная королева, садистка!

Как только я могла быть так глупа. Неожиданно мне всё стало ясно. Финн не заболел. Конечно, нет! Это была вынужденная ложь! Он знал Рубинию Редклифф с её чёрной душой намного дольше, чем я, и поэтому отлично понимал, на что она способна. Она могла высмеять его, его талант, его мечты и надежды перед всем Эшфордом. Я повторюсь: в тот миг я ненавидела Рубинию Редклифф от всей души!!!

Мы с бабушкой и Эндрю прокладывали себе дорогу сквозь толпу посетителей к нашей площадке. Перси бежал трусцой рядом, вытянув нос и взволнованно принюхиваясь.

– Не думай о глупостях, мой милый! – прошептала я ему. Я точно знала, что за фильм крутился в тот момент в его собачьей голове. Его название гласило: «Перси остался один на кухне «Отдыха контрабандиста», и в этом кино шла речь о фиш энд чипс[6], стейке, печёночном паштете и огро-о-омном ростбифе. И о Перси среди всего этого великолепия!

– Бедная женщина! – пробормотала бабушка. – В каком она отчаянии. У неё украли доброе имя музыканта, а с этим и средства к существованию. Хуже и быть не может. Как бы мне хотелось её обнять.

– Представить не могу, чтобы Рубиния позволила себе сказать такое без веских оснований, – глубоко убеждённым тоном произнёс Эндрю. – Она же незлой человек.

Неужели он был слеп и глух? Застонав, Эндрю закатал рукава своей розовой дизайнерской рубашки.

– Ну и пекло!

– Не могу не согласиться.

Легка на помине. Эти слова принадлежали Рубинии Редклифф, плывшей следом за нами. Перси тут же тихо зарычал. Мой пёс лучше разбирается в людях, чем Эндрю.

– Освежающее купание в Бухте контрабандиста. Как это… заманчиво! – пропела она шёлковым голосом и опустила ресницы.

Рубиния, как всегда, выглядела сногсшибательно. Сегодня она заплела свои огненно-рыжие волосы в длинную свободную косу, на её правом плече висела дорогая дизайнерская сумочка от Прада, того же зелёного цвета, что и её глаза, вокруг шеи вился яркий жёлто-зелёный платок, а лимонно-жёлтое платье подчёркивало идеальную фигуру. Она сделала глоток шампанского, и тут мне впервые бросилось в глаза кольцо на её левом безымянном пальце. Действительно, роскошное серебряное кольцо с золотой окантовкой, в котором сверкал большой красный камень. Рубин. Я не разбираюсь в драгоценных камнях. Но бабушка – да! И она позже объяснила мне: зелёные камни называются изумрудами, синие – сапфирами, а красные… вот именно, рубинами. А то, что я приняла за серебро, по оценке бабушки, скорее было платиной. Что ещё гораздо благороднее и, конечно, дороже.

– Может быть, позже. После обеда. – Рубиния продолжала мечтать о купании в море.

– В вечернем солнечном свете после пяти там, внизу, должно быть сказочно, – сказал Эндрю, глядя на бокал Рубинии так, будто его мучила жажда. Но ведь и правда было жарко. – По крайней мере, так говорит лорд Эшфорд.

Эндрю оторвал взгляд от бокала и улыбнулся снежной королеве.

– Как счастливый владелец усадьбы мечты он, очевидно, знает это лучше всех, – заливисто рассмеялась Рубиния.

Я не могла понять, как она в мгновение ока из подлой и жестокой превратилась в приторно ласковую. Она решительно вручила Эндрю свой пустой бокал.

– Что ж, увидимся позже. Я должна непременно попробовать торт Эми. Надеюсь, в выпечке у неё больше таланта, чем в музыке, – захихикала Рубиния, и её смех пробежался по гамме вверх и вниз.

И что сделал Эндрю, этот старый предатель? Он засмеялся в ответ.

– Эми – первоклассный пекарь! – возразила бабушка с медоточивой улыбкой. При этом она бросила на Эндрю один из своих взглядов «Я непременно отмечу это в классном журнале», и тот от ужаса поперхнулся собственным смехом.

«А вы злобная ведьма! И не получите ни крошки моего торта», – хотела закричать я. Но что я сказала? Ничего! Хотя на языке вертелись и другие замечания.

– Я охотно позволю убедить себя в этом, моя дорогая миссис Ферн. Но только если в торте нет орехов! К сожалению, в моём меню может быть только такая выпечка. У меня ужасная аллергия. 6-й класс[7]. Поэтому всегда ношу с собой аптечку… – двумя пальцами она открыла защёлку дизайнерской сумочки и вытащила красный пакетик с белым крестом посередине, – …но осторожность прежде всего!

Историю про аллергию на орехи она рассказывала всем без исключения. Хотели её слушать или нет. И я твёрдо знала, что во всём Эшфорде не было ни взрослого, ни ребёнка, который не знал бы об этой аллергии Рубинии, опасной для её жизни. Нда, и одному конкретному человеку ей не стоило об этом рассказывать. Своему убийце!

– До скорого! – попрощалась Рубиния и пошла прочь, покачивая бёдрами.

День тянулся, как жвачка. В то время как в палатке «Отдыха контрабандиста» были битком забиты все лавки, а «Гиннесс» тёк рекой, всего пара человек думала о пирогах с чаем.

Так что у меня появилось время, чтобы мне погадала Софи Кэмпбелл, жена викария, одетая, как предсказательница, и ожидавшая клиентов. Но для чего это всё? Моё будущее оказалось черным-черно, как безлунная ночь. Это я и так знала. До свидания с Финном никогда не дойдёт, потому что мой лучший шанс разрушила Рубиния Редклифф. Она виновата в том, что однажды я умру старой и одинокой.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я проверила, достаточно ли ингредиентов для выпечки мы упаковали. Гвоздём программы мы заявили мастер-класс по выпечке для детей, который должен был начаться в 17 часов. Вышло бы, конечно, очень глупо, если бы вдруг выяснилось, что у меня закончились, например, ягоды калликарпы[8]. Я уже начала раскладывать пакетики макадамии этой кричаще-зелёной марки по производству биопродуктов с сердечками на упаковке, когда Перси сел и навострил уши. И я услышала тоже, что и он. Шорох. Неясный шум доносился из большого куста лавровишни[9] в паре метров от нашей площадки.