— Увы, — скромно отвечал неаполитанец, — вряд ли я могу претендовать на это. Такие фантазии служили еще моим предкам, тиранам Сиракуз, чтобы поднимать их фаллосы. В своих архивах я нашел описание этих ужасов, изучил их и теперь собираюсь возродить древние традиции для услады своих друзей.

Первым позвонил в колокольчик Гравинес; его выбор пал на шестнадцатилетнего юношу, который предстал перед ним через несколько мгновений, и Гравинес, обладавший единоличным правом пользоваться им, сначала выпорол мальчика, обласкал и искусал его член, раздавил ему одно яичко, совокупился с ним и наконец приговорил его к сожжению: такой содомит, саркастически заявил герцог, заслуживает того, чтобы закончить свою жизнь в огне. Затем вызвала жертву Клервиль, и нет нужды уточнять, что она выбрала самца, которому еще не исполнилось и восемнадцати и который был красив как Адонис; жестокая распутница выпорола его, заставила облизать себе вагину и анус; потом вместе с ним запрыгнула на сцену и сама усадила его на вертел; пока он истошно кричал и извивался, один из палачей содомировал ее.

Следующей была Олимпия; она вызвала тринадцатилетнюю девочку. После недолгих, но бурных ласк она велела повесить ее.

Затем настал черед Фердинанда. Как и Клервиль, он выбрал юношу.

— Я люблю истязать женщин, — пояснил он, — но еще больше мне нравится убивать представителей моего пола.

Появился юноша двадцати лет от роду, обладатель геркулесового члена, с лицом, которое могло бы стать символом Любви. Фердинанд заставил его прочистить себе задний проход, сам совершил с ним содомию, подверг флагелляции и отвел к машине, которая раздробила мальчику кости. После чего его, полуживого, привязали к колесу и оставили умирать на нем в глубине сцены.

Ла Риччу привлекла юная дева шестнадцати лет, прелестная как богиня Юности; он заставил ее испытать самые мерзкие и жестокие унижения и приказал изрубить на мелкие куски.

Шарлотта вызвала двенадцатилетнюю девочку; позабавившись с ней, королева любовалась тем, как жертве отрубают голову, и принимала при этом сразу два мужских члена в оба отверстия.

Я выбрала очаровательную девушку и, как оказалось, не прогадала: никогда еще моим глазам не представало столь безупречное и соблазнительное существо. Я облобызала и облизала ее сантиметр за сантиметром, отвела на арену и вместе с палачами подвергла жесточайшей порке. Мне дали тяжелый бич из воловьей кожи, каждый удар которого вырывал из прекраснейшего в мире тела кусок величиной с ладонь; жертва скоро испустила дух, я легла на труп, и палачи по очереди удовлетворили меня.

Наши кровавые игры продолжались очень долго. Если подвести общий итог, мы уничтожили одну тысячу сто семьдесят шесть человек, то есть по сто шестьдесят восемь на каждого, из них шестьсот девочек, остальные были мужского пола. Шарлотта и княгиня Боргезе ограничились девочками, я приняла на свою душу равное количество самцов и самок, точно так же распределил свои жертвы Ла Ричча; но Клервиль, Гравинес и король Фердинанд расправлялись исключительно с мужчинами и по большей части убивали их собственноручно. В продолжение этой оргии мы совокуплялись почти беспрерывно, и наших атлетов пришлось заменять несколько раз. В общей сложности чудесный спектакль продолжался сорок пять часов, так что можете представить себе, в каком состоянии мы вернулись в свою гостиницу..

— Не забудьте, мадам, о бумаге, которую вы подписали, — шепнула я Шарлотте, когда мы прощались.

— А вы не забывайте о послезавтрашнем свидании, — ответила королева. .

Дома я подробно рассказала Клервиль о своей сделке с королевой.

— Твой план просто великолепен, — восхитилась моя подруга.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что я задумала?

— Что ты имеешь в виду?

— Я терпеть не могу Шарлотту.

— Милая моя, поцелуй меня… Я полностью разделяю твои чувства.

— Знаешь, Клервиль, эта женщина постоянно охотится за мнбй, как будто без меня не в состоянии кончить. А такая докучливость всегда мне претила. Только тебя, мой ангел, одну тебя во всем мире я могу простить за то, что ты ко мне привязана.

— Ну какая же ты умница, Жюльетта!

— Стараюсь походить на тебя.

— Ну ладно, моя радость, скажи, как ты собираешься поступить с этой Шарлоттой?

— Послезавтра у нас в руках будет вся королевская казна, и я отправлю вот эту записку обворованному Фердинанду. — И я прочитала бумагу, подписанную рукой королевы. — После этого, надеюсь, наш общий друг приговорит свою жену к смерти или, по крайней мере, к долгому заточению.

— Да, но Шарлотта обязательно выдаст нас и скажет, что отдала сокровища нам.

— Но кто ей поверит? Тем более, что сообщникам нет никакого смысла передавать королю эту записку.

— Как бы то ни было, Фердинанд начнет расследование.

— Я знаю заранее, что оно будет безрезультатным. Добычу мы закопаем в саду. Что же касается до короля, я займусь им сама. Если только он будет всерьез подозревать нас, я пригрожу, что обнародую его дьявольскую шутку, которую он сыграл с народом во время праздника Угощения. Фердинанд труслив и глуп, он испугается и прекратит дело. А потом не зря говорят, что бесславна победа, добытая без потерь. Чтобы добиться богатства, надо рисковать: неужели пятьдесят миллионов не стоят таких волнений?

— Но если все раскроется, нам грозит смертный приговор.

— Ну и что из того? Меньше всего в этом мире я страшусь петли. Разве ты не знаешь, что во время повешения человек испытывает оргазм? А ради лишнего извержения я готова на все. Если меня пошлют на эшафот, я взойду на него с высоко поднятой головой и с ясным взором… Однако не волнуйся, Клервиль, злодейство — наш союзник и покровитель, а мы — его фавориты. Поэтому проиграть мы не можем никак.

— Ты намерена посвятить Боргезе в наш план?

— Ни в коем случае. Она мне больше не нравится.

— Черт возьми, я тоже презираю ее!

— Надо бы поскорее от нее избавиться.

— Завтра мы, кажется, собирались подняться на Везувий…

— Этот вулкан был бы лучшим средством для ее погребения. А какая это будет красивая смерть!

— Если мы с тобой возненавидим кого-нибудь, Жюльетта, ненависть наша способна творить чудеса.