За десертом Иван из любопытства и для поддержания «светской» беседы спросил у Ани:

– А где твой муж или бойфренд? Такая красивая девушка не может быть одна.

– Да сбежала я от него, он у меня киллером работает и вроде бы немало зарабатывает, но такой грязнуля, вечно придет с работы, снимет с себя спецодежду, всю заляпанную кровью и какой-то гадостью, а Аня стирай! Иногда его роба так тошнотворно воняет, что прикоснуться противно, а он говорит: «Что же ты хотела, Анечка, порой по четыре часа приходиться сидеть и ждать клиента в туалете, замаскировавшись под унитаз или плевательницу. Работа такая». И требует, чтобы спецодежда была к утру выстирана и выглажена, так как на следующий день у него опять встреча со следующим клиентом. А зачем тогда стирать, я вас спрашиваю? Абсурд. И так сойдет для засады. Или инструменты свои разделочные, которые, слава богу, сам моет, так после него в ванной всё приходиться отмывать от остатков крови. А начнёт свой пистолет чистить-смазывать, так всю кухню изгадит своим вонючим смазочным маслом, а Аня отмывай! Конечно, надо отдать должное, в деньгах он не отказывает, но иногда принесёт вместо денег с клиента кольца, цепочки, часы, мобильник, и Аня беги в ломбард, уговаривай приёмщиков, чтобы подороже приняли всё это барахло, испачканное кровью, а они что, слепые? Не видят, что ли, откуда товар? Вот и дают соответственно мизер. Всё, надоело!

– Ты её, Вано, поменьше слушай, любит она сочинять, талант сочинительский пропадает. И зачем только на землемера училась? – сказал Федя, посмеиваясь над её детективным рассказом.

– Не землемер, а землевед, – поправила его Аня.

– Хрен редьки не слаще, – парировал Федя.

– Кому как. – И нагнувшись к Вано, сказала тихо: «А вообще-то я алкоголичка и наркоманка», – и залпом допила стакан вина.

– Аня, ну зачем ты опять на себя наговариваешь, – возмутилась Женя.

– Правду говорить легко, – ответила та невозмутимо и, в свою очередь, спросила у Ивана:

– А ты чем занимаешься?

– Я вообще-то охотник, охочусь за удачей, птицей цвета ультрамарин, но как-то все безрезультатно. Однажды я даже подстрелил её влёт, а она упала на землю и побежала от меня, я ей в вдогонку пять выстрелов из дроби всадил, а она знай себе бежит да бежит «с свинцом в груди и жаждой мести, поникнув гордой головой». Так и ушла, прихрамывая, нагрузившись дробью, не попрощавшись, – закончил свою душещипательную повесть Иван под общий смех.

Через два часа после обильного и веселого застолья Федя предложил всем пойти в караоке-бар, расположенный неподалёку.

– Классно! – захлопала в ладоши Женя. – Там кальянная есть, заодно и курнём не по-детски.

Вся компания с шумом и смехом переместилась в караоке-бар, девчонки с Федей сразу пошли в кальянную, а Иван остался скучать в баре, так как он не курил.

– Пойду-ка я наверно в общагу, отосплюсь, а завтра с утра поеду к родителям, – подумал вдруг Ваня, рассматривая незнакомых людей в баре. Встал и незаметно ушел по-английски, не попрощавшись.

На следующий день уже после обеда Иван был у родителей, живших в соседнем городе, но дома их не оказалось, отец с друзьями уехал на рыбалку, а мать была на работе, и Ваня поехал к бабе Марии за город, чем сильно её обрадовал. После праздничного ужина, устроенного бабушкой в честь приезда любимого внука, Ваня прогулялся по яблочному садику. На фоне вечернего заката розовые и красные яблоки, во множестве висящие на деревьях, казалось, тихо дозревают в неослабевающей жаре, как в духовке.

Дойдя по песчаной тропинке до старенькой бани, Ваня с удивлением увидел огромную чёрную жабу, сидящую на дорожке, спинка у неё розовато поблескивала от закатного солнца, а в выпуклом глазу, повернутом к нему, отражался весёлый огонек. Ване показалось, что лягушка улыбается, внимательно рассматривая его одним глазом и как бы спрашивает: «Ну, как дела, как успехи?». Ваня осторожно присел возле неё и тихо сказал:

– Привет, ты всё толстеешь, – и осторожно погладил жабу по спинке указательным пальцем, загадывая очередное желание, как в детстве, отчего лягушка замерла, закрыв глаза от удовольствия, а он, медленно поднявшись, повернулся и пошёл обратно по тропинке к дому.

Вечером Ваня поднялся на мансарду, где по-прежнему пахло берёзовыми вениками, и долго сидел за компьютером, работая над статьей «Зависимость миграции стаи рыб от паразитов, живущих в них» в научный журнал по биологии моря. Через раскрытое окно мансарды слышно было, как стрекотали сверчки, как жаба неторопливо, периодически, говорила о возможном дожде и как две бабушки долго обменивались новостями прошедшего дня, стоя по привычке у дырки в заборе.

– А твой-то Ванюшка совсем уже вырос, я его едва узнала.

– Да, только молчаливый стал, всё пишет и пишет на своём компьютере, гулять никуда не ходит.

– А что пишет-то?

– Работу какую-то научную о земноводных.

– Это о жабах, что ли? – со знанием дела переспросила баба Зина.

– Не знаю точно, о каких-то водяных обитателях, кажется, – отмахнулась рукой баба Мария.

– Философом наверно будет.

– Почему это философом? – удивилась баба Мария странному заключению бабы Зины. – Он на биолога учится.

– Ну как же, много столетий философы разных стран ищут философский камень в голове у жабы, он даст людям долголетие и богатство.

– Дай-то бог, – с сомнением в голосе согласилась баба Мария.

Ване хорошо был слышен в тишине наступающей ночи разговор двух старушек на научные темы, и он улыбался про себя на их неожиданные выводы о теме его научной работы. Бабушки поговорили ещё минут пятнадцать и разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.

Сверчки смолкли, и в кромешной душной темноте появились десятки светлячков, они беспорядочно перемещались, освещая себе путь мигающим светом, да лягушка за баней продолжала настойчиво призывать дождь. Лягушечьи призывы услышала медленно проплывающая мимо тучка, и ближе к полночи по листьям садовых деревьев тихо зашуршали капельки мелкого дождя, отчего сразу стало чуть-чуть прохладнее.

Через полчаса ночной дождик так же тихо прекратился, и неожиданно из-за облаков выкатилась почти полная жёлтая луна. Она осветила чёрные блестящие яблоки, висящие на садовых деревьях, мокрые тёмные листья на ветках, и от стволов садовых деревьев поползли корявые тени в темноту примыкающего к саду леса.

Лягушки опять заквакали с разных сторон, радуясь обилию влаги и пищи. И только в третьем часу ночи подул лёгкий ветерок, и наконец по-настоящему стало прохладнее. Ваня выключил поднадоевший компьютер, быстро разделся, лёг в прохладную постель, пахнущую чистотой и свежестью, и мгновенно заснул, едва успев закрыть глаза.

В воскресенье вечером Иван вернулся в общежитие, так как с раннего утра надо было опять идти на работу, и застал там Аню сидящей на его кровати. Она уютно устроилась, обложив себя подушками с соседних кроватей, и увлечённо смотрела по телевизору старинный мультик по сказке Пушкина «Золотая рыбка».

– А где все остальные? – вместо приветствия удивлённо спросил её Иван.

– Федя с Женей уехали до завтра к её тетушке погостить, меня оставили здесь дожидаться тебя.

– А Кирилл с Алексеем где?

– Федя сказал, что их не будет неделю.

– Ах да, я и забыл.

– Вон смотри, Вано, какая старуха ненасытная, – переключилась Аня, указав пальцем на экран телевизора, – всё ей мало и мало, загоняла бедного старика.

– Жажда безграничной власти – это неизлечимая болезнь, такая же, как и наркомания, остановиться невозможно.

– Тогда я её хорошо понимаю.

Иван поставил на стол увесистую сумку с продуктами, которыми снабдила его бабушка, и пригласил Аню отведать деревенских разносолов. После ужина они завалились в постель и провалялись, не сомкнув глаз, практически до утра. А рано утром Вано побежал на работу, проводив Аню на автобусную остановку.

Так они встречались ещё раза четыре, пока Ваня не уплыл на острова выполнять преддипломную практику по изучению морских обитателей. Телефонной связи там не было, кроме спутниковой, которую использовали в крайних случаях, чтобы экономить батарейки. Когда он через месяц вернулся, то первым делом позвонил Ане. Но телефон взяла Женя и плача сообщила, что Аня десять дней назад умерла от передозировки наркотиков, и сказала, где она похоронена. После посещения её могилы Иван уволился с работы и уехал жить к родителям, где безвылазно сидел дома, напряженно работая над дипломным проектом, который всё больше напоминал диссертацию.