Ввиду того, что храма у нас пока нет, и украшать зелёными веточками нам нечего, все их держали в руках, как в вербное воскресение. А уж как мужики петь старались - соловьями разливались, на девушек косясь.

Для праздничного стола привёз я не только обычную норму сухого вина (на этот раз Изабеллы), но и помидоры, которые мы посадить забыли. Точнее забыли поставить вовремя рассаду на них, вот и пропустили время посадки в грунт. Чеснок и лук репчатый пока привозные. А вот красный перец у нас вырос. Не такой жгучий, как кайенский, но злее паприки. Так что аджика получилась. Даже не совсем кавказская аджика, а то, что моя мать в своё время сама делала и называла ««огонёк»» - острый чесночно-томатный соус из натуральных ингредиентов, не кетчуп клятый. А к нему в полевой кухне что-то вроде чанаха томлёного с молодой картошкой, да привозными баклажанами. Да с сайгачатиной. А во второй полевой кухне – щи с молодой капусты.

Народу понравилось необычное праздничное блюдо.

А после торжественного обеда инженер и стряхнул покрывало со своего макета. И скромно встал, рядышком, не дыша.

Что сказать? Лепо. И как проект, да и вырезано искусно. Шатровый храм, устремлённый ввысь, опирающийся на четыре массивных крыльца с круговым гульбищем и невысокой колоколенкой над одним из крыльев. Просто космическая ракета, устремлённая ввысь на стартовом столе. А под каждым крыльцом внутри подклет для хозяйственных нужд храма. И под самим храмом просторный полуподвал. Храм же не только культовое здание, еще и хозяйство при нём.

Аплодисменты Жмуров сорвал. Неожиданно для меня, первыми захлопали ладошками бывшие узницы фашистских концлагерей. Остальные подхватили.

После того, как артельщик каменщиков с ошалелым видом отошел от стола с макетом, я ухватил его за локоть.

- Осип, коли после оговорённых с Тарабриным работ, останешься у меня, то строить этот великолепный храм предстоит тебе.

Осип Каменюка – мужик основательный, у артели в почёте, не первый год её возглавляет. Это очень яркий показатель при прямой-то демократии в русской артели. Выслушал меня внимательно.

- Спаси Христос тебя, барин, - поклонился он, стянув с головы шапку, - Соблазнительно такую лепоту своими руками изладить. Но сам я того не решаю. Мне с артелью это дело обмозговать надо. Как артель скажет, так и будет. К тому же у нас и семьи в станицах на том берегу.

- А семьи, если у меня останетесь, везите сюда. Мы вам слободку поставим, - завлекаю я мужика хитрована, прикидывающегося передо мной валенком. - Хозяйство домашнее под боком будет. Только покажи где колодец вам копать – я для него бетонные кольца привезу. Да и сыновей мастерству обучать есть тут где. Поначалу на каменоломне. Потом на стройке. А лучшие ваши сыны, наверное, и камень резать смогут фигуристо.

- Платить как будешь: по сезону или месячину? – прищурил Осип хитрый глаз.

- Договоримся, - обещаю я, ещё не зная под чего подписываюсь.

Но договор - это согласие при полном непротивлении сторон, как завещали нам классики советской литературы. Так что договоримся. А как конкретно - это я у Тарабрина чуть позже выясню. Этот сезон артели на его иждивении. Я их только кормлю. А у Степаныча с ними очень сложные расчёты. Не для средних умов.

- Ну, тады пойду я с народом пообщаюсь. Тут как опчество решит, так и будет. Без обид, коли что, – разводит Осип руками.

- А ещё я всю твою артель одену в одежду для работ на свой кошт, - завлекаю напоследок, имея в виду джинсовый секонд-хенд из Америки. – Свою трепать не придётся.

- Струмент заморский будет? Как у чурошников, - предъявляет Осип уже специфические хотелки.

- Договоримся, - обещаю. Теперь уже точно договоримся.

Отстал я от артельщика и выискал глазами девушку Аню из пятнадцатого века, ту самую дочь замкового слуги из Соснова, что в Русском воеводстве Польской короны выросла. Она как раз о чём-то скромно беседовала с отцом Онуфрием и матушкой Иулиной.

Позвал их всех присесть за стол у макета. Народ как раз, насмотревшись на макет, разошелся по манежу общаться с женским полом, разбившись на кучки.

- Нравиться тебе такая церковь? – спросил у девицы, оглаживая макет из секвойи.

- Любо. По душе мне такой храм, - отвечает. – Его у нас построят?

- У нас, - отвечаю. – А что можешь мне сказать про человека, который такое изладил?

- Плохой человек такое сделать не может. – В голосе девочки прорезается убеждённость. - Тут надо чтобы Господь свою десницу простёр над его главой. Но почему вы меня пытаете? Что я понимаю в этом?

Пришлось прояснить ей, кто есть кто.

- Я тебя от рабства басурманского освободил и теперь я тебе вроде как опекун получаюсь, раз отца твоего рядом нет. А человек, который этот храм строить у нас будет, попросил у меня, как твоего опекуна, твоей руки.

- Он православный? – спросила и тут же покраснела, смутилась. – Да что это я. Другой веры человек наш храм строить не будет.

Святая простота. В самом московском Кремле итальянские католики православные храмы строили. И какие храмы! Но подтверждаю.

- Православный. Без обману. Вон отец Онуфрий подтвердит.

Священник подтверждающе кивает с ласковой улыбкой.

И матушка его согласно кивает.

А я продолжаю.

- Если ты вообще ничего не имеешь против, чтобы выйти замуж, то я готов тебя познакомить с возможным женихом. Насильно выдавать тебя никто не собирается. Будет твоё согласие - всем любо. А если жених не по нраву придётся – что же, на всё воля божия. Звать жениха знакомиться?

- Ну, если только посмотреть, без обещания завтра венчаться, без моего согласия, то почему бы и нет. – Пожимает худыми плечиками, опуская глаза в стол. - Меня ещё никто не сватал. Интересно.

- Зови Жмурова сюда, - поймал я за рукав одного из пробегающих мимо воспитанников Юшко и снова обратился к девушке. – Погуляете вместе, поговорите. А завтра, после утренней молитвы, ты мне своё мнение скажешь. А мы тоже расстараемся – первая свадьба у нас будет, как-никак. А платье, и приданое тебе я обеспечу, как то опекуну полагается.

- А хата у него есть? – спрашивает Аня.

Отвечаю с удовлетворением. Нравится уже мне ход её мыслей.

- Он строитель. Инженер. Розмысл, по-вашему. Дом построит такой, какой захочешь. Да всё что ты вокруг видишь, построено по его думкам. И многое ещё не окончено.

Жмуров пришел несколько смущённый. Я даже не ожидал такой реакции от прожженного мужика, командовавшего бичами и уголовниками на золотых приисках.

Пересели. Инженер рядом с отцом Онуфрием. Я с девушкой напротив.

- Кхм… - прокашлялся священник. – Как говориться: наш купец, ваш товар. Что в приданое за девицей честной даёте?

- Да мне и приданого не нужно, - вспылили Жмуров. – Мне Анна люба. Да и о каком приданом может идти речь, если её, можно сказать, голой из турецкого плена вынули.

- А вот тут ты не угадал, - вставил я своё веское слово. – Как её опекун заявляю, что приданое у Ани будет не хуже чем у других, чтобы ты не смог её никогда попрекнуть, что она бесприданница. Голой и босой тобой взята из милости. Так что думай, что у меня просить будешь. А пока идите, детки, погуляйте, пообщайтесь, познакомитесь.

- Можете за руки подержаться, - влезла Иулина с нравоучением. – И только. Если на то будет ваша воля, то на следующей воскресной службе огласим вас женихом и невестой, вот тогда и целоваться сможете по праву. А там после уборки урожая и свадебку отыграем, коли Господь сподобит.

- Идите, идите, - благословил их десницей отец Онуфрий.

И молодые пошли, беседуя на ходу. Прямо к калитке в собачий питомник. Ох хитёр инженер. Там у борзой суки целый выводок месячных щенков. А щенки для девушки на втором месте после котиков, как известно. Умиление вызывают. А там и до розовых пони дойдёт. Точнее - до наших арденов. Им тоже скоро в срок жеребиться.

Кроликов что ли завести для девчачьего умиления? Нет. Они будут конкурентами с лошадьми за корм. А мясо тут просто табунами пока по степи бегает. Не ко времени.