Берестов почувствовал, что к нему кто-то направляется. Он оглянулся и, правда, к нему шёл пожилой партизан Макар Осипович Шумейко, сухонькой, но жилистый старик. В отряде его звали просто «дед». Любил он побалагурить, а заодно трубку выкурить, колхозная привычка с мужиками после работы таким манером вечера коротать.

— Ну, что, Алёша, чего на небо смотришь, аль архангелов узрел? — спросил иронически «дед» и тоже посмотрел вверх, но там кроме облаков ничего не нашёл.

— Может, снег пойдёт, — предположил Берестов и улыбнулся.

— Нет, рано ещё, — со знанием дела сказал пожилой партизан, — рано. Вот деньков через пару снежок и пойдёт.

Дед дымил трубкой, наслаждался.

— А вот я тебе историю расскажу, — предложил он, — не возражаешь?

— С удовольствием послушаю, Макар Осипович.

— Тогда слушай, — и дед благодушно стал рассказывать, — со мной это случилось, аккурат перед самой войной. Помню ночь звёздная такая. Старуха моя уже спит, а я на крыльце сижу, курю. Хата моя была с краю села, ближе всего к лесу. Надо сказать, хмельной я сильно тогда был. Соображал, домой нельзя. Старуха моя в шею выгонит, не терпела меня косого. Вот и прилаживался на воздухе спать. Тут вижу с неба недалече что-то белое с неба спускается. Интерес меня разобрал. Поднялся с трудом и, шатаясь, побрёл посмотреть. Дошёл я до реки, вижу, мужик какой-то голый по берегу ходит. Думал мерещится. Подошёл поближе и, правда, стоит в чём мать родила, а рядом вещи лежат. Услышал, что кто-то идёт, обернулся и на меня смотрит. Я на него. Так в гляделки и играли.

— Ты чего это, а? — спросил, наконец, я его.

А он сразу подобрался, насупился, одеваться начал и молчит.

— Ты кто такой будешь? — я ему опять и голос повысил на манер нашего председателя. Хотел, чтобы строгость была, да язык подвёл, заплёлся малость.

Молчит.

— Купался здесь. Люблю ночью купаться, — отвечает.

— А что белое было? — спрашиваю.

— Ничего не было, пьян что ли?

— Нет, было! Хорошо видел, — из меня, когда выпью, упрямство лезет, себе противно, но такой характер.

— Это, наверно, архангелы спускались по твою душу. За грехи тебя наказать. Видать, пьёшь много, — сказал и ко мне двинулся.

Я стою, на него смотрю. А он приближается, и лицо у него недоброе. Уж близко подошёл. В глаза друг другу смотрим. Тут слышу бабка моя зовёт меня.

— Здесь я, на реке, — кричу что есть мочи, чуть не упал.

— Спать иди окаянный, завтра на работу рано.

— Иду, — отвечаю ей.

Потом гляжу, невдалеке мальцы наши деревенские на рыбалку идут. Меня увидали, поздоровались. Тут незнакомец осклабился, недовольно головой так мотнул и пошёл вдоль реки от меня и мальцов.

Дед попыхтел немного и продолжил: «вот теперь интересуюсь, может не только я архангелов вижу».

— А больше того человека не встречали? — спросил Берестов, чтобы разговор поддержать.

— Больше не встречал. Да и встретил бы, вряд ли узнал, пьян ведь был. Хотя слышал как-то голос один, знакомым мне показался. А может, померещилось. Всякое бывает.

— А где слышали-то?

— Да у нас в отряде, — простодушно ответил дед, — мы тогда с несколькими хлопцами раздобыли самогон, погуляли славно. Наш майор тогда сильно на нас осерчал, сказал в следующий раз расстреляет к чёртовой матери.

— Как в отряде? — зацепился Берестов, — когда?

— А когда, не помню кто, самогон принёс, и почудилось.

— А с вами-то кто был? — добродушно спросил Алексей, а сам напрягся, точно охотник при виде добычи.

— Тимошка, Михалыч, — дед принялся загибать пальцы, — Вовка Малой, цыган и кузнец Степан. Только кузнец после помер.

— Как так? — не понял Берестов.

— Да, непонятно. Все пили, а наутро кузнеца мёртвым нашли. Вот после этого наш майор строго настрого пить запретил. Можно, говорит, когда сам предложу. Закон. Никто не спорит. По делу. А иногда так хочется, хоть вой.

И дед тяжело вздохнул, замолчал, видимо, снова захотелось.

«Неожиданная удача, — думал Алексей после разговора с дедом, — главное, чтобы не пустышка. В этом направлении следует покопаться. Шумейко недавно в отряде, ещё не со всеми накоротке. Если предположить, что крот узнал его, то будет сторониться или попробует проверить память деда. Смерть кузнеца о многом говорит. Видимо, Шумейко всё-таки опасен. Осечка? Была ли попытка устранения нежелательного свидетеля? Пока только одни вопросы. Ответов нет».

Тут Берестова позвали обратно в землянку — типографию. Он извинился перед Шумейко и пошёл вердикт после спора выслушивать.

***

20 ноября 1941 г.

«В течение дня наши войска вели бои с противником на всех фронтах. Особенно ожесточённые бои происходили на ростовском (Ростов-на-Дону), волоколамском и тульском участках фронта».

«Отряд пришёл в движение…»

«Время поджимает, время, время…», — старший лейтенант машинально посмотрел на свои командирские часы. Как всегда, они шли точно и не подводили.

Тишков встретил Берестова.

— У тебя что? Начальство интересуется, — спросил майор.

— Открылись новые обстоятельства, Степан Иванович.

Старший лейтенант быстро их изложил, а также свои соображения на этот счёт.

— Действуй, как считаешь нужным. От меня помощь нужна?

— Да. Вы же расследование инцидента c самогоном проводили?

— Конечно, самым тщательным образом.

— От чего умер кузнец?

— Фельдшер чётко установить причину смерти не смог, говорит, предположительно, от сердечного приступа. Только Степан здоровый был мужик. Хотя, чего не бывает! Но в свете новых открывшихся обстоятельств, выходит не случайная, а преднамеренная. Думаешь, будут ещё попытки?

— Не исключаю такую возможность. Самогон кто принёс, установили? Откуда он?

— Установили. Фёдор Быков в деревне выменял, паршивец.

— А почему он не пил, причину знаете?

— В тот раз, возвращаясь, на полицаев напоролись, ранили его тогда. Рана несерьёзная, но неприятная.

— А зачем вообще ходили в деревню?

— Вот вопросов у тебя, Алексей Николаевич, зачем… — майор задумался, силясь вспомнить, что за надобность была туда партизан посылать, — а, знаешь, хорошо, что ты меня об этом спросил. Никто им не приказывал туда идти, самовольно пошли. Быков дружков взял, думал получится быстро обернуться. Местный он, все тропы здесь знает. Я им тогда форменный разнос учинил.

— А в какую деревню ходили?

— В Бражино

— Сколько им времени понадобилось сходить туда и вернуться?

— Да часов шесть, может, чуть больше. Ты же с нашим лесом ознакомился. На телеге особо не раскатаешься. А вот пешком выходит иногда быстрее.

— А с кем Быков ходил?

— Постой, дай вспомнить… Назар Губарев, а кто второй, хоть убей не помню.

— Вспоминайте, Степан Иванович.

Тишков глубоко задумался. Стоял не шелохнувшись, словно окаменел. Наконец, лицо его прояснилось.

— Как же я забыл! Вторым был Чепец Никита.

— А кто инициатором выступил, установили?

— Говорят, как-то само-собой вышло. Решили на троих сообразить, выпить сильно захотелось. Стресс снять.

— Только из троих двое почему-то пить отказались! Зачем ходили тогда?

— Под арест я их тогда посадил, самогон изъял. Выходит, не всё.

— Долго сидели под арестом?

— Да пару дней, чтобы дурь выветрилась.

— Значит, кто-то из них бутылку и передал деду.

— Ай-да, Алексей Николаевич, молодец. Только как кузнеца отравили? Самогон-то был нормальный, пятеро-то живы.

— Этого я пока не знаю, но выясню. В любом случае, круг сузился до двоих.

— Действуй, действуй, Алексей Николаевич.

И майор пошёл широкими шагами в направлении землянок, где располагались бойцы первой и второй рот.

А Берестов принял решение сначала зайти к Руденко, который выполнял обязанности комиссара отряда, и уточнить про Губарева и Чепца, а потом отправиться искать Николая Чертака и двух партизан, чтобы обсудить с ними план действий.