– Позвольте мне вас прервать, сударь.

– Государь… Дюмурье поклонился.

– Я уже давно размышляю об этих опасностях. Указав рукой на портрет Карла I, он вытер лоб платком и продолжал:

– Да если бы я и захотел об этом забыть, этот портрет заставил бы меня вспомнить!

– Государь!..

– Погодите, я еще не все сказал. Я в таком же положении, мне грозят те же опасности; может быть, эшафот Уайт-холла будет возведен на Гревской площади.

– Вы смотрите слишком далеко, государь!

– Я смотрю в будущее, сударь. В этом случае я взойду на эшафот так, как это сделал Карл Первый; возможно, не как рыцарь, но по крайней мере как христианин… Продолжайте, сударь.

Дюмурье молчал, пораженный твердостью короля, которой он не ожидал.

– Государь! – молвил он наконец. – Позвольте мне перевести разговор на другую тему.

– Как вам будет угодно, сударь, – отвечал король, – однако я еще раз хочу подчеркнуть, что я не страшусь будущего, которым меня хотят запугать, а если и страшусь, то во всяком случае я к нему готов.

– Государь, следует ли мне по-прежнему считать себя вашим министром иностранных дел после того, что я имел честь вам сказать?

– Да, сударь.

– В таком случае я на первый же совет принесу, четыре депеши; предупреждаю ваше величество, что они ни изложенными в них принципами, ни стилем не похожи на те, что подавали мои предшественники: они будут продиктованы обстоятельствами. Если первый опыт удовлетворит ваше величество, я буду продолжать; если же нет, государь, мои солдаты всегда готовы отправиться на границу, чтобы там служить вашему величеству; что бы ни говорили вашему величеству о моих дипломатических талантах, – прибавил Дюмурье, – мое настоящее призвание и дело моей жизни за последние тридцать шесть лет – война. Он поклонился, намереваясь уйти.

– Подождите, – остановил его король, – мы договорились об одном деле, но остается еще немало других дел.

– Вы говорите о моих коллегах?

– Да; я не хочу, чтобы вы мне говорили, что вам мешает такой-то или такой-то: подберите кабинет министров сами.

– Государь, это большая ответственность!

– Мне кажется, я иду навстречу вашим пожеланиям, поручая это дело вам.

– Государь! Я никого в Париже не знаю за исключением некоего Лакоста, – заметил Дюмурье, – его я и рекомендую вашему величеству на пост морского министра.

– Лакост? – переспросил король. – Это простой комиссар-распорядитель?

– Да, государь, он подал в отставку ради того, чтобы не участвовать в несправедливости, затеянной господином де Бонном.

– Это хорошая рекомендация… Что же касается остальных…

– Я должен посоветоваться, государь.

– Могу ли я полюбопытствовать, с кем вы хотите посоветоваться?

– С Бриссо, Кондорсе, Петионом, Редерером, Жансоне…

– Одним словом, со всей Жирондой.

– Да, государь.

– Ну что ж, пусть будет Жиронда; посмотрим, сможет ли она лучше решить эту проблему, нежели конституционалисты и фельяны.

– Остается еще одно дело, государь.

– Какое?

– Надобно знать, удовлетворят ли вас четыре письма, которые я напишу.

– Это мы узнаем нынче же вечером.

– Нынче вечером, государь?

– Да, время не ждет; мы созовем внеочередной совет, в который войдете вы, а также господин де Грав и господин Кайе де Жервиль.

– А Дюпор дю Тертр?

– Он подал в отставку.

Сегодня вечером я буду к услугам вашего величества, Дюмурье поклонился и пошел было к двери.

– Нет, погодите, – снова остановил его король, – я хочу вас скомпрометировать.

Не успел он договорить, как вошли королева и принцесса Елизавета.

Они держали в руках молитвенники.

– Ваше величество! – обратился король к Марии-Антуанетте. – Это господин Дюмурье, он нам обещает хорошо служить, а нынче вечером мы с ним составили новый кабинет министров.

Дюмурье отвесил поклон, а королева тем временем с любопытством разглядывала невысокого человечка, которому суждено было оказать на дела Франции такое огромное влияние.

– Сударь, знакомы ли вы с доктором Жильбером? – спросила она.

– Нет, ваше величество, – отвечал Дюмурье.

– Ну так непременно познакомьтесь.

– Могу ли я спросить, в качестве кого королева мне его рекомендует?

– Как великолепного пророка: три месяца назад он мне предсказал, что вы займете Место господина де Нарбона.

В эту минуту распахнулись двери в кабинет короля, отправлявшегося к обедне.

Дюмурье последовал за ним.

Все придворные шарахались от него, как от прокаженного.

– Теперь вы видите, что я был прав, – шепнул ему со смехом король, – вот вы и скомпрометированы.

– Перед лицом аристократии, государь, – отвечал Дюмурье. – Этим король оказывает мне еще одну милость. И он удалился.

Вечером в назначенное время Дюмурье вошел, держа в руках четыре депеши; де Грав и Кайе де Жервиль уже были здесь и ожидали короля.

Король и сам будто только и ждал появления Дюмурье: едва тот вошел в одну дверь, как король вошел в другую. Оба министра торопливо поднялись; Дюмурье не успел сесть, так что ему оставалось лишь поклониться; король в ответ кивнул.

Затем он придвинул кресло к середине стола и пригласил:

– Садитесь, господа.

Дюмурье показалось, что дверь, в которую вошел король, осталась приотворенной, а висящий в дверном проеме гобелен колышется.

Был ли это ветер? Или это происходило от прикосновения какого-то человека, подслушивавшего через портьеру, мешавшую увидеть происходившее, зато пропускавшую голоса?

Трое министров сели.

– Вы принесли свои депеши, сударь? – обратился король к Дюмурье.

– Да, государь.

Генерал вынул из кармана четыре письма.

– Кому они адресованы? – спросил король.

– Монархам Испании, Австрии, Пруссии и Англии.

– Прочтите.

Дюмурье еще раз бросил взгляд на гобелен и по тому, как он затрепетал, понял, что за ним кто-то подслушивает.

Он уверенно стал читать письма.

Министр говорил от имени короля, но в духе Конституции: не угрожая, но и не проявляя слабости.

Он обсуждал истинные интересы каждого государства, связанные с французской революцией.