Так как государства жаловались на памфлеты якобинцев, он переложил вину за их презрительные ругательства на свободу прессы, чье солнце помогает расцвести сорнякам, но в то же время взращивает и богатый урожай.
Наконец, он просил мира от имени свободной нации, а представлявший ее король занимал свое место по праву наследования.
Король слушал с все возраставшим вниманием.
– Я никогда не слышал ничего подобного, генерал! – заметил он, как только Дюмурье дочитал последнюю депешу.
– Вот как министры должны писать от имени короля! – проговорил Кайе де Жервиль – Что ж, дайте мне депеши, – продолжал король, – они будут отправлены завтра же – Государь! Курьеры уже готовы и ожидают во дворе Тюильри, – возразил Дюмурье.
– Я бы хотел иметь копии, чтобы передать их королеве, – несколько смутившись, признался король.
– Я предвидел желание вашего величества, – молвил Дюмурье, – вот четыре точные копии.
– В таком случае отправьте ваши письма, – смирился король.
Дюмурье направился к той двери, в которую вошел; там его ожидал адъютант, которому он передал письма.
Спустя некоторое время послышался конский топот: несколько лошадей выезжали разом со двора Тюильри.
– Хорошо! – когда все стихло, промолвил король, словно отвечая своим мыслям. – А теперь займемся составлением кабинета министров.
– Государь! – обратился к нему Дюмурье. – Прежде всего мне бы хотелось, чтобы вы, ваше величество, попросили господина Кайе де Жервиля остаться в нынешнем кабинете.
– Я его об этом уже просил, – отвечал король.
– Я весьма сожалею, государь, однако я вынужден отказаться: я чувствую себя день ото дня все хуже и нуждаюсь в отдыхе.
– Слышите, сударь? – поворотившись к Дюмурье, молвил король.
– Да, государь.
– Кого же вы прочите в министры?
– У нас есть господин де Грав, он согласился остаться. Грав поднял руку.
– Государь! – проговорил он. – Речь господина Дюмурье удивила вас только что своей откровенностью; я же еще более того удивлю вас своим унижением.
– Говорите, сударь, – попросил король.
– Вот, возьмите, государь, – продолжал де Грав, вынимая из кармана бумагу. – Вот что пишет обо мне одна всеми уважаемая дама; это несколько сурово, но вполне справедливо; будьте добры прочесть.
Король принял из его рук бумагу и прочитал следующее:
«Де Грав воюет; это во всех отношениях человек ничтожный: природа создала его нежным и робким; предрассудки заставляют его проявлять гордость, а сердце повелевает быть любезным. Стремясь ко всеобщему примирению, он, однако, не имеет собственного голоса. Я так и вижу, как он на манер придворных вышагивает позади короля, высоко задрав голову, которая едва держится на тщедушном тельце, и выкатывая белки своих голубых глаз, которые он может держать открытыми после еды лишь благодаря трем-четырем чашкам кофе; он немногословен будто из сдержанности, хотя на самом деле у него просто нет никаких мыслей; он настолько путается в делах собственного департамента, что рано или поздно подаст в отставку».
– Вот уж действительно оценка женщины, – заметил Людовик XVI, дочитавший записку до конца лишь по настоянию самого г-на де Грава. – Это написала госпожа де Сталь?
– Нет, государь, дело серьезнее: это оценка госпожи Ролан.
– И вы хотите сказать, господин де Грав, что согласны с ее мнением?
– По многим пунктам – да, государь. Я останусь в кабинете министров до тех пор, пока не ознакомлю с делами моего преемника, после чего буду просить ваше величество принять мою отставку.
– Вы правы, сударь: вы удивили меня даже более, нежели господин Дюмурье. Если вы твердо решили подать в отставку, я бы предпочел получить вашего преемника из ваших же рук.
– Я хотел просить у вашего величества позволения представить вам господина Сервана, человека порядочного, в полном смысле этого слова, человека крепкой закалки, высокой нравственности, строгого философа и по-женски доброго; кроме того, государь, это настоящий патриот, отважный воин и мудрый министр.
– Пусть будет господин Серван! Итак, у нас есть три министра: господин Дюмурье – министр иностранных дел, господин Серван – военный министр, господин Лакост – морской министр. Кому мы доверим финансы?
– С вашего разрешения, господину Клавьеру, государь; он прекрасно разбирается в финансовых делах и хорошо распоряжается деньгами.
– Да, – кивнул король, – его действительно считают весьма энергичным и работоспособным; однако он слывет раздражительным упрямцем, мелочным и неуступчивым в спорах.
– Это недостатки, свойственные всем членам кабинета, государь.
– Оставим недостатки господина де Клавьера в стороне; итак, господин Клавьер – министр финансов. Кто возглавит министерство юстиции?
– Государь! Мне рекомендовали адвоката из Бордо по имени Дюрантон.
– Жирондист, разумеется?
– Да, государь; это человек весьма образованный, очень прямой и истинный гражданин; однако он слаб и ленив; мы его подстегнем, и тогда сможем быть за него спокойными.
– Осталось министерство внутренних дел.
– По общему мнению, государь, на пост министра внутренних дел следует назначить господина Ролана.
– Вы хотите сказать: госпожу Ролан?
– Чету Роланов – Вы с ними знакомы?
– Нет, государь; но, судя по тому, что говорят, он похож на одного из героев Плутарха, а она – на жену Тита Ливия.
– Знаете ли вы, господин Дюмурье, как будут звать, вернее, как уже зовут ваш кабинет министров?
– Нет, государь.
– Правительство санкюлотов30 .
– Я принимаю прозвище, государь; тем лучше все увидят, что мы – мужчины.
– Все ваши коллеги готовы?
– Я успел предупредить только половину из них.
– Они согласятся?
– Я в этом совершенно уверен.
– Ну что ж, вы свободны, сударь; послезавтра – первое заседание.
– До послезавтра, государь.
– У вас есть время обо всем подумать до послезавтра, господа, – продолжал король, поворотившись к Кайе де Жервилю и де Граву.
– Государь! Мы уже все обдумали и придем послезавтра только затем, чтобы ввести наших преемников в курс дел.