На нем была офицерская форма.

Он не более минуты находился в гостиной, куда его ввел дворецкий, после чего дверь отворилась и вошел король.

Они впервые видели друг друга.

Король бросил на посетителя тусклый тяжелый взгляд, не лишенный, впрочем, наблюдательности; невысокий человечек пристально взглянул на короля; в глазах его ясно читались недоверчивость и ненависть.

В гостиной не было никого, кто мог бы доложить о незнакомце; это свидетельствовало о том, что о незнакомце доложили заранее.

– Вы – господин Дюмурье? – молвил король. Дюмурье поклонился.

– Как давно вы в Париже?

– С начала февраля, государь.

– Вас вызвал господин де Нарбон?

– Да, он прислал мне назначение в Эльзасскую армию вместе с маршалом Люкнером, а также сообщил о том, что я буду командовать Безансонской дивизией.

– Однако вы не уехали?

– Я принял назначение, государь; однако я счел своим долгом заметить господину де Нарбону, что поскольку приближается война (Людовик XVI заметно вздрогнул), угрожая принять всеобщий характер, – продолжал Дюмурье, будто не замечая волнения короля, – я подумал, что неплохо было бы обратить внимание на Юг, где нас могли бы захватить врасплох; вот почему мне показалось, что необходимо как можно скорее составить план обороны и отправить на Юг главнокомандующего с армией.

– Да, и вы представили свой план господину де Нарбону, переговорив предварительно с господином де Жансоне и некоторыми членами Жиронды?

– Господин де Жансоне – мой друг, государь, и я полагаю, что он, как и я, друг вашему величеству.

– Значит, я имею дело с жирондистом? – усмехнувшись, спросил король.

– Вы, государь, имеете дело с патриотом, верным слугою короля.

Людовик XVI закусил толстые губы.

– Значит ли это, что вы отказались от временного исполнения обязанностей министра иностранных дел ради служения королю и отечеству?

– Государь! Я прежде всего ответил, что предпочел бы портфелю министра, временного или постоянного, обещанное мне назначение командующим армией; я – солдат, а не дипломат.

–,А меня уверяли, что вы, напротив, и солдат, и дипломат.

– Это слишком большая честь для меня, государь.

– Я настаивал на атом назначении.

– Да, государь; а я продолжал отказываться, хотя вовсе не хотел бы вызвать ваше неудовольствие.

– Почему же вы отказываетесь?

– Потому что положение серьезно, государь; господин де Нарбон смещен, господин де Лесса скомпрометирован: всякий, кто хоть сколько-нибудь себя уважает, имеет право отказаться от этого места или попросить, чтобы его использовали в соответствии с его способностями. Итак, государь, осталось выяснить, стою я чего-либо или нет; ежели я ничего не стою, оставьте меня в моей безвестности; кто знает, какая судьба ждет меня, ежели я стану известен? Если же я чего-нибудь стою, не делайте из меня министра на одни день, не облекайте меня властью на миг; но дайте мне то, на что я могу опереться, чтобы и вы могли опереться на меня. Наши дела – простите, государь, как видите, ваше величество, я считаю эти дела своими – наши дела за границей настолько плохи, что монархи вряд ли захотят иметь дело с временным министром; это временное назначение – простите мне прямоту солдата (не было никого скрытнее Дюмурье; однако при определенных обстоятельствах ему хотелось выглядеть искренним) – это временное назначение вызовет неудовольствие Собрания, и в глазах его членов я лишусь популярности; скажу более: это временное назначение скомпрометировало бы и короля, так как могло бы показаться, что он дорожит своим прежним кабинетом министров и лишь ждет удобного случая, чтобы к нему вернуться.

– А что если бы таково и было мое намерение? Вы полагаете, сударь, что это было бы невозможно?

– Я считаю, государь, что настало время навсегда порвать с прошлым.

– Да, а мне – записаться в Клуб якобинцев, не так ли? Так вы сказали Лапорту.

– Даю голову на отсечение, что если бы вы, ваше величество, так поступили, вы примкнули бы разом ко всем партиям, но к якобинцам, быть может, скорее других.

– Отчего же вы мне не советуете прямо сейчас надеть красный колпак?

– Эх, государь, если бы это могло помочь… – проговорил Дюмурье.

Король на минуту задержал недоверчивый взгляд на человеке, ответившем ему таким образом, а затем продолжал:

– Итак, вы хотите стать постоянным министром?

– Я ничего не хочу, государь; я готов исполнить любые приказания короля, но предпочел бы, чтобы король послал меня на границу, а не оставлял в Париже.

– А если я, напротив, прикажу вам остаться в Париже и занять кресло министра иностранных дел? Что вы на это скажете?

Дюмурье улыбнулся.

– Я бы сказал, государь, что вы вернулись к предубеждению против меня, которое вам внушали.

– Совершенно верно, господин Дюмурье… Итак, вы – мой министр.

– Государь! Я всегда к услугам вашего величества, однако…

– У вас есть какие-нибудь условия?

– Замечания, государь.

– Я вас слушаю.

– В наше время пост министра – не то, что было раньше; оставаясь верным слугой вашего величества, я, войдя в кабинет министров, окажусь и на службе у народа. Так не требуйте от меня с этой минуты речей, к которым вас приучили мои предшественники: я буду говорить так, как того требуют от меня свобода и Конституция; исполняя обязанности вашего министра, я не смогу бывать при дворе; у меня не будет на это времени, и я нарушу королевский этикет ради служения моему королю; я буду работать только с вами или в совете и, предупреждаю вас заранее, государь, что это будет настоящая борьба.

– Борьба? Почему же?

– О, это нетрудно объяснить, государь: почти весь ваш дипломатический корпус представляют отъявленные контрреволюционеры; вы будете вынуждены сменить его состав, я буду препятствовать выбору дипломатов по вашему вкусу, я предложу вашему величеству таких людей, имена которых вам ничего не скажут; другие вам не понравятся.

– Ив этом случае, сударь?.. – торопливо перебил Людовик XVI.

– В том случае, государь, когда отвращение вашего величества будет слишком велико и достаточно мотивировано, то, так как вы – хозяин, я подчинюсь; но если ваш выбор будет вам навязан вашим окружением и я буду ясно видеть, что это поведет к тому, чтобы опорочить ваше имя, я буду умолять ваше величество об отставке… Государь! Подумайте, какие огромные опасности грозят вашему трону; его должно поддерживать общественное доверие, а оно, государь, зависит от вас!