– Меня зовут Максим, – сообщает мой новый знакомый, протягивая руку. В ответ я протягиваю свою, и он мягко пожимает мои тонкие пальцы своими большими и теплыми.

– Меня Тася, – говорю я.

– Это я уже понял, – Максим кивает. – Таисия или Анастасия?

– Таисия.

– Твои родители знают толк в красивых именах.

– Спасибо, – он снова меня смущает. На улице теплая августовская ночь, но меня все равно немного знобит от волнения.

– Вообще-то, у меня рядом припаркован автомобиль, но ты, как и положено хорошей девочке, которой только исполнилось восемнадцать, вряд ли сядешь в машину к незнакомому дяде, верно? – улыбается он.

– Нууу… – протягиваю я, не зная, что ответить.

– Все нормально, – кивает Максим. – Я только закину туда лэптоп, и мы прогуляемся. Ты далеко живешь?

– Не очень.

– Отлично.

Мы бредем по пустым кварталам почти в тишине, лишь изредка обмениваясь какими-то фразами, но у меня нет ощущения неловкого молчания: напротив, мы как будто позволяем друг другу насладиться теплой летней ночью. Когда до моего дома остается совсем немного, не желая раскрывать свое место жительства, я останавливаюсь посреди тротуара:

– Дальше я сама.

– Предусмотрительная, – усмехается Максим.

– Есть немного, – я киваю, глядя на мужчину, который стоит напротив, так близко, что даже руку не придется полностью вытягивать, чтобы прикоснуться. А прикоснуться хочется очень, не знаю почему…

– Еще раз с днем рождения, Тася, – говорит мужчина мягко и хрипло, и я понимаю, что дыхание у него сбилось.

– Спасибо. И спасибо, что проводил. И оплатил счет. И за коктейли…

– Ты же видела записку? – спрашивает он тихо.

– Да, – у меня во рту все пересыхает. Он вдруг перехватывает мою ладонь, как там, в баре, и подносит к губам. Я хочу вырваться, но вместо этого замираю и завороженно смотрю, как он по-очереди погружает в рот мои пальцы, облизывая их, обводя по кругу горячим мокрым языком. После этого он направляет мою ладонь под подол летнего платья, заставляя коснуться влажными пальцами влажного уже белья. У меня перехватывает дыхание, я нервно сглатываю, но не вырываюсь, а вместо этого воровато оглядываюсь вокруг, боясь, что нас застигнут врасплох. Но на улице пусто, только фонарь мигает над нами оранжевым светом.

– Что ты делаешь? – шепчу я пересохшими губами.

– Ничего из того, что хотел бы, – отвечает он тихо. – Ты девственница.

– Это что, приговор? – хрипло спрашиваю я.

– Нет, – он ухмыляется. – Но это лишает меня возможности прямо сейчас прижать тебя спиной к столбу, задрать платье и вколотить в тебя член.

Я задыхаюсь от этих слов и не сразу замечаю, что он давно заменил мои пальцы своими и гладит через тонкую ткань мой набухший клитор и влажную промежность. Чуть отступив, я и вправду прислоняюсь спиной к столбу, а его вторая ладонь уже скользит по моим губам, очерчивая ловкими пальцами контур. Потом он наклоняется ближе, я ощущаю его дыхание на своем лице, и он целует меня. Я отвечаю – инстинктивно и рвано, тут же обнимая его за талию и впиваясь пальцами в твердые бока.

Но он отстраняется:

– Так дело не пойдет…

– Что? – я напрягаюсь, отпрянув от него.

– Если ты будешь так прикасаться ко мне – я не выдержу и трахну тебя, наплевав на твою невинность.

– Но…

– Никаких но, – он чуть отстраняется и вдруг расстегивает пряжку на своем ремне, выдергивая его из шлевок с характерным звуком.

Я замираю. Что он собрался делать?

– Подними руки над головой и сложи запястья крест-накрест, – говорит мужчина спокойно и твердо, заставляя меня смотреть на него во все глаза в предрассветном городском сумраке и мелко дрожать то ли от страха, то ли от возбуждения, то ли от того и другого одновременно.

– Я не понимаю… – начинаю я, растерянно мотая головой, но Максим наклоняется ко мне, обдавая кожу пьяным жаром, и повторяет настойчиво прямо в ухо:

– Просто сделай то, о чем я прошу. Просто… доверься. Иногда это бывает приятно – доверять кому-то.

– Да мы едва знакомы, – возражаю я на такой странный аргумент, но мужчина только усмехается:

– Это неважно. Твое тело хочет меня. Ты течешь так сильно, что я чувствую запах твоей смазки даже сейчас, – он как будто специально глубоко втягивает носом воздух, широко раздувая ноздри. Я смотрю на него с нескрываемым ужасом, но в то же время понимаю: он прав. Нижнее белье промокло насквозь, еще немного – и влага потечет по бедрам. В подтверждение моих собственных мыслей, Максим снова запускает ладонь между дрожащих ног, проводит по ткани трусиков и вытягивает обратно влажные пальцы, самодовольно ухмыляясь:

– Вот об этом я и говорю.

Я – маленькая загнанная птичка в лапах тигра. Сожрет – и перышка не оставит. Но почему-то я отчаянно хочу этого. Не думаю о последствиях… вообще не успеваю думать, если честно. А потому выполняю его то ли просьбу, то ли откровенный приказ: поднимаю руки над головой и перекрещиваю запястья, по-прежнему не отрываясь от темных порочных глаз напротив.

Мужчина быстро и ловко набрасывает на мои запястья кольца своего кожаного ремня, а потом затягивает, звеня тяжелой пряжкой.

– Не больно?

– Нет, – лепечу я едва слышно.

– Хорошо, – Максим кивает и толкает меня немного в сторону, заставляя прислониться спиной к холодной парковой ограде с витыми железными узорами. Лопатки упираются в металл.

После этого он запускает пальцы в мои волосы, вытягивая из них белоснежную праздничную ленту, которую я использовала сегодня вместо обычной резинки. – Прости, – говорит он виноватым голосом. – Я безнадежно испорчу ее… и тебя тоже, – и прежде чем я успеваю хоть что-нибудь сообразить, мужчина продевает конец ленты в зазор на пряжке, затягивает узел, а потом оборачивает второй конец вокруг ограды и затягивает снова. Я невольно дергаю руки вниз, но безуспешно: теперь я привязана и освободиться самостоятельно точно не смогу.

– Ты какой-то ненормальный, – шепчу я тихо, пытаясь унять пожар внизу живота, а Максим ухмыляется в ответ:

– Да я вообще тот еще извращенец и садист, – и затыкает меня поцелуем, а я послушно отвечаю, впуская его язык в свой рот, а его пальцы – в свои волосы, которые он буквально сжимает прядями в кулаки.

Этот мужчина и вправду кажется опасным – но ровно настолько, чтобы испытывать возбуждение от покалывающего внизу живота первобытного, животного страха, а не захлебываться ужасом. Сердце бьется в грудной клетке громко и глухо, словно ударяется о ребра, но я решаю последовать данному мне совету и просто довериться. Выбора-то у меня все равно уже нет: я привязана. И я сама позволила сделать это со мной.

Его руки скользят по телу так, как никогда и ничьи. Я позволяла своим ухажерам не слишком много, даже если они были симпатичными. Теперь я отчетливо понимаю причину: я просто не хотела их. С этим мужчиной все иначе. Я плавлюсь от его прикосновений, забывая о том, что мы едва знакомы, что я девственница, что мы посреди улицы, и хотя на дворе ночь, нас все равно могут увидеть случайные прохожие…

Связанные руки очень мешают, мне так хочется обнять его, обхватить на талию или плечи, положить ладони на теплое лицо, почувствовать кончиками пальцев волоски щетины, зарыться в короткий ершик на голове… Но он повторяет:

– Нельзя… Иначе я выебу тебя на месте.

А я не то чтобы против, но понимаю: и вправду нельзя. А потому позволяю ему забираться горячими ладонями под ткань платья, ласкать грудь, сжимать и выкручивать вставшие от возбуждения соски, вести ловкими нежными пальцами по бокам и животу, сминать бедра, сдвигать резинку нижнего белья и растирать набухший клитор. Его палец всего на одну фалангу погружается в мокрое влагалище, и я почти повисаю на ограде, запрокидывая голову и не сдерживая стона. Ремень больно впивается в запястья, а Максим зажимает мне рот ладонью: