Вся компания подошла к машине, где эксперт помогал поудобнее устроиться Алексею в ожидании врача. Коренастый водитель сержант Блинов спокойно курил около УАЗа.

– Похоже Степанов подкрепление ведёт, – сержант указал рукой с зажатой сигаретой в сторону школы.

В темноте хоть и с трудом, но можно было рассмотреть, как через спортивную площадку в сторону сарая двигаются три черные фигуры.

– Чудненько, в таком случае я, с вашего позволения, продолжу заниматься своими непосредственными обязанностями, а то коллега-медик уже здесь, а объект осмотра ещё недоступен, – с этими словами Михаил Данилович покинул машину и вернулся к дверям сарая.

– Вот, шеф, всё сделал, как ты велел, – не доходя до машины закричал Дима. – Кабинет организовал, там сейчас следачка людей допрашивать начала, тех, что в спортзале занимались. Это вот, – он показал на щуплого сутулого мужчину лет шестидесяти в черной форме с надписью «секьюрити» над нагрудным карманом, – Осипов Алексей Иванович – охранник. Ну, а медика вы и сами знаете. – Степанов мотнул головой в сторону высокого широкоплечего с гладко выбритой головой молодого мужчину в чёрном. Кожаная сумка на длинном ремне, перекинутом через грудь, тоже была чёрной. Дед судебного медика Сергея Михайловича Сомова родился в далёкой Африке сыном вождя и воином, как все масаи . Он приехал в Москву, чтобы стать врачом, да так и остался в Советском Союзе, женившись на русской девушке. От деда Сергей унаследовал кожу, цвета кофе со сливками, слегка оттопыренные уши на круглой голове, маслины круглых глаз под массивными надбровными дугами, слегка приплюснутый широкий нос, выпирающие толстые губы и пластику, присущую всем коренным жителям Чёрного континента.

Сомов молча протянул руку Кунгурову, потом сержанту, обернулся к кинологу, но, разглядев, что это девушка, кивнул ей.

– Чего-то я не понял, – удивился Влад, во время приветственных рукопожатий. – Почему следователь в школе, а не здесь?

– А это, Влад, ноу хау в работе следствия, – вместо Степанова сочным баритоном отозвался Сомов. – Мы пока ехали, Марина Вячеславовна мне доступно объяснила, что от трупов её тошнит, а в профессионализме опергруппы она не сомневается, поэтому доверяет тебе составить протокол от её имени.

– Вот коза драная! – вскипел Кунгуров. – Я ей составлю!… я ей так составлю…

– Да, брось ты, – флегматично прервал его возмущения сержант Блинов, щелчком запуская окурок в полёт. – Можно подумать, ты не знаешь, что Белозёрова через неделю помощником прокурора будет. Ей на комитет уже плюнуть и растереть. Даже я знаю, что она осмотры по фоткам пишет, – он обратился к темнокожему медику, – Сергей Михалыч, потерпевшего нашего осмотри.

– Точно! Серёг, у нас там раненый в машине, – спохватился Влад.

– Так не труп, слава богу? – спросил Сомов, залезая в машину.

– Да нет, это наш стажёр от кого-то по башке получил, а доступ к трупу сейчас Соловец сработает, я ещё не видел ничего. Думал злоумышленника поймать, но только штаны порвал да вымазался, как свинья.

Пока врач осматривал голову Алексея, тот порывался что-то сказать, но Сомов никаких посторонних разговоров, кроме, как о самочувствии, не допустил. А когда беглая диагностика и бинтование головы закончились, к машине вернулся эксперт Соловец. Его обычный вид столичного денди испарился: чёлка – дыбом, очки перекошены, усы обвисли подковой. Две фотокамеры с разными объективами болтались на груди, и он взволнованно теребил ремни руками. Тем не менее, о вежливости криминалист не забыл.

– Всех приветствую, кого не видел, – нервно поздоровался он, и, глядя на мнущегося в сторонке худого понурого мужчину в форме охранника, спросил, – это у нас кто?

– Охранник ключ от сараюшки принёс, – влез с комментариями Степанов, надул жвачный шарик и, когда тот лопнул, с чавканьем собрал резинку в рот, а потом поинтересовался, – Данилыч, ты там доступ к месту обеспечил? Шеф, может, пойдём уже смотреть?

– Слышь, Димон, я тебе русским языком сказал: не тарахти и выплюнь жвачку! – взорвался Кунгуров, – И без тебя тошно! – И тут обратил внимание на взъерошенный вид эксперта, – что такое, Михал Данилыч? Чего это тебя так…встряхнуло?

Соловец поправил очки, взлохматил и без того торчащую чёлку, ухватился за свои камеры, как за спасательные круги, и сказал:

– Владислав, отойдём.

– Эй, что значит «отойдём»? А я? – возмутился Степанов.

– «Я» свинья и последняя буква в алфавите, – отрезал старший опергруппы. – Данилыч, тебе ключ нужен? Нет? Значит ты, Дмитрий, охрану обратно в школу проводи к следователю. Потом вернёшься, будешь протокол писать, раз их величество не желают.

Степанов выплюнул жвачку.

– Вот всегда так! Как, самое интересное, меня в ссылку. Я думал…

– Ты не думай, – оборвал Кунгуров. – Исполняй!

– Пошли, – уныло сказал Дмитрий охраннику, и повернул в сторону черного без единого светящегося окна здания школы. Охранник пожал плечами и безмолвно направился следом.

– Ну, что там, Данилыч?

Но Соловец не торопился отвечать. Он ещё раз провёл рукой по волосам, поправил ремни камер на шее, переступил с ноги на ногу и только тогда продолжил.

– Хорошо, что ты Степанова отправил с поручением… Да… Так о чём это я?.. Вот что, друзья мои, сейчас мы вот как поступим…Ларочка, Саша, – обратился он к кинологу и водителю, – вы пока тут побудьте с нашим раненым, и от машины не отходите. А вы, коллега, – это уже судмедэксперту Сомову, – и ты, Влад, пойдёмте. Даже очень замечательно, что Марина Белозёрова трупов боится. Очень хорошо…Лишние глаза ни к чему. Пойдёмте.Он развернулся к сараю, но тут раздался голос Алексея Перова:

– Мне с вами, можно? Я же его нашёл, я уже видел.

– Нечего там посторонним делать, – отмахнулся Соловец, но пришедшая в голову мысль заставила его остановиться и озабоченно спросить, – Надеюсь, не фотографировал?

– Даже в голову не пришло, – слабо отозвался стажёр.

– Вот и славно, – с облегчением вздохнул криминалист. – Ты пока в машине остаёшься. Когда голова болеть перестанет, всё подробненько расскажешь. Пойдёмте, коллеги, и вот, – он достал из кармана и протянул Кунгурову свёрнутые в комочек бахилы и медицинские перчатки. – Надень. У вас, Сергей, свои?

– Разумеется, – ответил Сомов и достал из сумки белый халат и уже упомянутые вещи.

Около сарая все остановились, чтобы натянуть на обувь бахилы, а на руки перчатки. Медик облачился в белый халат. Из-под закрытой двери пробивались лучики света.

– Внутри есть лампочка, – пояснил Соловец, – но я вас, коллеги, сразу предупрежу: будьте очень, – выделил он интонацией, – очень аккуратны, объект крайне хрупок.

– Это что там в сарае хрупкое? – удивлённо проворчал Кунгуров.

– Сейчас всё поймёте, – ответил криминалист, открыл дверь, но прежде чем переступить порог, повернулся к оперативнику.

– Влад, я сейчас включу камеру, буду записывать, ты вводную часть, как положено, проговори, а дальше неофициально записывать будем, только, чтоб мы могли потом на бумагу перенести всё, что увидим. Хорошо?

– Кгм, – прочистил горло Кенгуров, – я ничего не понял, ладно, сделаем по-твоему. А кто-нибудь знает, адрес у школы какой?

– Не важно это сейчас, просто скажи: «школа № 7». Давайте быстрее начнём, кто последним зайдёт, запереть не забудьте, – Соловец распахнул дверь и на пороге повернулся с камерой к Владу. – Очень славно, что она есть, задвижка, то есть, никто нам не помешает.

– Включай шарманку. Я готов, – и уже глядя в камеру, – Производится запись осмотра мета происшествия…

Он назвал город, номер школы, дату, время и перечислил всех присутствующих поимённо, когда вводная часть закончилась, Соловец развернул объектив и шагнул вперёд, за ним Кенгуров и Сомов, который закрыл дверь и задвинул запор.

Внутри небольшой комнаты, по прикидкам Кунгурова величиной с кухню в брежневке, то есть не больше девяти квадратных метров, со стенками из необструганных досок, пахло застарелым сигаретным дымом, как бывает в редко проветриваемых помещениях, где много и часто курят и ещё чем-то смрадным, как в бомжатнике, подумалось Владу. Яркая лампа под потолком без утайки заливала тёплым светом сложенные горой старые сломанные стулья, три узкие полки на стене с картонными коробками, широкий самодельный стол под ними из таких же необструганных досок, как и стены, железную вешалку с кучей мятых рабочих халатов, несколько уличных мётел и веников. Очень аккуратное и ухоженное подсобное помещение. Даже дощатый пол чисто выметен.