Лука никак не исчезал из её жизни, даже когда умер, когда ей казалось, что уже всё позади, он вдруг опять появлялся, словно проклятие, никак не хотел отпустить её, тянул в омут. Следующий сон-воспоминание вернул ее во дворец Топкапы. Она шла длинными коридорами к валиде султан, досадуя, что опять её выставили глупой девчонкой, недалёкой и безграмотной. Хюррем и думать забыла о Луке. Ей хотелось признания и уважения, она просила помощи у матери падишаха в организации благотворительности, но та посмеялась над ней, а теперь вызвала к себе, верно, опять будет унижать.

– Валиде, вы меня звали…

– Подойди.

– Вы хотите поговорить про благотворительность? Если вы знали, каким будет ответ, то зачем велели написать письмо, чтобы посмеяться надо мной, чтобы напомнить мне, что я рабыня!?

Хюррем не могла сдержать обиду, как ни старалась. Она не заметила ярости в глазах собеседницы, считая, что та торжествует и празднует победу.

– Все неважно теперь уже… узнаёшь?

Мать Сулеймана держала в руках тетрадь, обернутую кожей, ничем не примечательную, но которую Хюррем узнала бы из тысячи.

– Ва… Валиде, я могу объяснить…

– Замолчи! Ты никак не сможешь объяснить этот позор, тебе конец, Хюррем, твоя жизнь у меня в руках, теперь тебе несдобровать!

Эта тетрадь Луки, в которой он делал записи на русском языке о своих чувствах к Хюррем, о султане, что забрал его любовь, и была тем наказанием, что преследовало её. А ведь мать султана была из Крыма и прекрасно знала русский язык. Это значит, она уже прочитала…

– Всё не так, как вы думаете.

– Молчи, я ожидала от тебя любой гнусности, но такого не могла даже представить, ты предала моего сына, изменила ему!

– Никогда!

Змей Ибрагим оставил дневник художника у себя, используя удобный момент. Он выждал время и пришел с этой вещью к султану, чтобы погубить ее, своего врага. События закружились водоворотом, люди и слова сменяли друг друга. Хюррем на мгновение показалось, что план Ибрагима сорвется. Однако тетрадь исчезла, словно призрак. Исчезла, чтобы сейчас появиться вновь и стать ее гибелью… В каком положении она оказалась, в глазах стояло марево, выхода не было. А валиде между тем говорила своей ненавистной невестке:

– Теперь слушай меня внимательно, Хюррем. Если эта тетрадь попадет в руки моего сына, конец придет не только тебе, но и моим обожаемым внукам, я даю шанс их спасти, потому что я их люблю, решать только тебе. Если ты хочешь спасти жизнь своих детей, ты немедленно отсюда уедешь, исчезнешь, и никто не будет знать, где ты находишься. Поедешь далеко. Ты либо уедешь, либо будешь приговорена к смерти и казнена вместе с детьми, тебе решать, говори, я жду твоего ответа!

– Валиде, вы ошибаетесь, прошу, будьте справедливы, я не совершила ничего дурного! – Хюррем отчаянно умоляла.

– Я прочла каждую строчку, Хюррем, и, что бы ты ни говорила, это ложь, ты согрешила!

– Нет, никогда, я могу поклясться даже своими детьми, я люблю повелителя и никогда не изменю ему, никогда!

– Что же это значит!? – валиде указала на тетрадь.

– С Лукой мы жили по соседству, дружили с детства, росли вместе. Татары налетели и убили мою семью, меня схватили и увезли, я думала, что он погиб… и вдруг, годы спустя, мы случайно встретились во дворце. Я была так взволнована, когда его увидела, просила оставить меня, даже золото предлагала, лишь бы он уехал, умоляла забыть меня. Я не изменница и могу поклясться, в моем сердце живёт лишь любовь к моему повелителю!

– Только ложь в твоих словах.

Все было напрасно. Хасеки оказалась в кольце, которое сжималось вокруг нее, словно узкий колодец. Бесполезно было бороться, Хюррем лишь растерянно повторяла:

– Валиде… валиде....

Она проснулась внезапно и резко. Какое-то время Хюррем понадобилось, чтобы осознать, что происходит. В комнате было темно, сквозь узорную решётку можно было разглядеть луну высоко в небе. Неизвестно, сколько проспала она после своего нервного срыва, но сейчас была ночь. Она лежала в кровати, заботливо переодетая Мерием в ночную одежду.

Постепенно до султанши стало доходить, почему, собственно её сон прервался. Кто-то или что-то тянуло её сорочку куда-то в сторону. При лунном свете она различила нечто небольшое и круглое, деловито тянувшее её неведомо куда. Нетрудно было догадаться, что это была Гизем. Хюррем хотела поймать проказницу, чтобы погладить, но кошка не далась. Она убежала к дверям и выжидательно села там, помахивая хвостиком и сверкая своими загадочными глазами. Опустив ноги в толстый ковёр, Хюррем прошла до двери. Как будто только и дождавшись этого, Гизем выскользнула за дверь. Это было даже забавно, и Хюррем, не задумываясь, вышла в коридор.

Пройдя до конца коридора, она заметила, что входная дверь была приоткрыта. Это было странно, и Хюррем осторожно стала подходить ближе, прихватив на всякий случай подсвечник потяжелее. Вскоре стали слышны и голоса. Разговаривали Периде и, как ни странно, Мерием.

– Скажи мне, кто он! – говорила Мерием.

– Говорю тебе, откуда мне знать.

– Но ты видела его, сама же сказала.

– Его лицо было закрыто.

– Он разговаривал с тобой?

– Сказал держать в порядке дом, а сад не трогать.

– Ну, скажи хотя бы, каков рост, голос, мне очень любопытно!

– А ну хватит, заходи в дом! – голос Периде хатун стал сердитым.

– Позволь ещё немного подышать, такой воздух…

– Довольно, потом еще поговорим.

Хюррем еле успела шагнуть за колонну, как Мерием вошла в дверь и прошла по коридору. Хюррем поспешила в свою комнату, стараясь не шуметь, и легла в постель. Через какое-то время к ней заглянула служанка, но султанша притворилась спящей. Всё это было очень странно. Хюррем чувствовала всем нутром, что здесь что-то не так. Почему это Периде разрешила выйти её служанке в сад, что это за доверие такое. Как странно они разговаривали, как будто знают друг друга, хотя днём и двух слов не сказали между собой. О ком расспрашивала Мерием, хотя это и так понятно, о хозяине этого дома, о том, кто держит их в плену. Их или же только её…

Хюррем очень не хотелось думать, что её служанка Мерием – предательница, но по своему горькому опыту она знала, как часто предают слуги. Будь она во дворце Топкапы, то знала бы, что ей нужно делать в данной ситуации, однако здесь среди чужих людей в незнакомом доме нужно было крепко подумать, как действовать. Хюррем не могла в таких условиях устроить, например, допрос с пристрастием, а ведь он бы сразу раскрыл все тайны.

Она вспомнила свой недавний сон про тетрадь Луки. Он был настолько реален, валиде, как живая, да упокоит Аллах ее душу. К чему вдруг приснилось это, когда уже пройдет тот давний страх… От Луки было ещё и письмо, из-за которого Хюррем тоже могла очень сильно пострадать.

«Александра, моя любимая с ангельским ликом, я делаю так, как ты хотела, уезжаю в родные края, где родилась наша любовь, но позволь мне перед отъездом увидеть тебя в последний раз, не откажи человеку, который будет любить тебя и оплакивать на протяжении всей своей жизни, жду тебя завтра у дворцового фонтана».

Именно тогда самая верная и преданная ей калфа подвела её в первый раз. Конечно, Хюррем не знала точно всех действий служанки, но со временем стало понятно, что предательство стало вторым именем этой женщины.

Сейчас, лежа в темноте и вспоминая последовательность действий в те дни, султанша лучше понимала мотивы и причины поступков многих. Тогда же все было в тумане, действовать приходилось почти наугад. Нигяр очень часто помогала Хюррем дельным советом, эта девушка протянула ей руку помощи, тогда, когда все от неё отвернулись. Хюррем долгое время ценила это. Однако, пришли другие времена. Хюррем чуть не попала в страшную беду, ведь тогда она еще не догадывалась, что, кроме всего прочего, калфа была влюблена в Ибрагима пашу. Да и откуда это было знать. Тайна вышла наружу много позже, всколыхнув весь гарем.