— Все четыре? — Аська рассмеялась. — Нравятся?

— Да, — честно призналась Маша. — Мне кажется, она очень яркое явление на эстраде. Просто звезда.

— Ну-у… — протянула Катька. — Тривиальные кабацкие песенки. И голосок — так себе. Хотя какая, хрен, разница, фанера все вытянет. Вот найти бы такого продюсера, как у этой замарашки Ирмы…

— Я не согласна, что она замарашка. Она прирожденная звезда.

— Ха! — снова возмутилась Катька. — Гонору у нее на трех Пугачевых хватит, сиськи торчат, спина узкая. И все достоинства. У нее продюсер, которого даже у вышеуказанной Пугачевой нет. Он ее нашел, сделал и раскрутил.

А вот зачем ему это нужно было… Не знаю…

— В ней есть что-то особенное, — тихо проговорил Павел. — В ней есть харизма.

— Но петь-то она не умеет! — парировала Аська.

— А на эстраде и не нужно хорошо петь, — со знанием дела ответил Павел. — Харизма — это козырная карта.

— Мне бы встретить где Аркадия Нестерова — великого папашу-продюсера, я б ему все свои харизмы показала, — Аська мечтательно закинула голову.

— Да нет у тебя харизмы, — сурово обрубил ее Павел. — Харизма — это природный дар. Это ядерный реактор внутри человека. Можно стать артистом и без харизмы, но без нее не стать звездой. К тому же Нестеров — это мыльный пузырь. За ним другой человек стоит.

Маша испугалась. Есть ли у нее эта загадочная харизма? И что это вообще такое? Группа крови? Не слышала о такой. Состояние души? Как ее искать-то в себе?

Она и сейчас, борясь с холодом в полупустом троллейбусе, пыталась нащупать в себе тайные ростки этой самой харизмы. Три дня прошло, как Маша в Москве. Поселилась в чистенькой комнатке двухкомнатной квартирки (спасибо Катюше-ангелу). Хозяйка — бабушка подозрительная и сварливая, но, в общем, мирная. Заявила сразу, что не потерпит двух вещей: гостей и грязи.

Первый день пребывания на новом месте Маша посвятила уборке. Драила старенький кафель в ванной, унитаз и раковины от ржавчины отчистила, полы вымыла, даже окна газетой протерла, чтобы блестели. А два следующих дня колесит по всем московским увеселительным заведениям. Десять — в первый день, двенадцать — во второй.

И все мимо. В половине мест, адресами которых ее снабдили новые друзья, певицы вообще не требовались. Предлагали стать официанткой. Маша отказалась — успеет еще. В остальных ресторанах и клубах уже все дни за кем-нибудь числились. Сегодня французское трио выступает, завтра «Шансон-дуэт», и так далее. И главное, в каждом кабаке ее спрашивали про опыт работы. «Где вы еще поете? Ах нигде… Ну, тогда и нам не нужно. В интинской „Астории“? Не в Москве? Всего хорошего, девушка». Ни один менеджер даже спеть не попросил. С наступлением ранних осенних сумерек Маша уже и надежду на устройство потеряла. Хоть и успокаивала себя в душе, что не все потеряно, что клубов и ресторанов в Москве больше, чем потенциальных посетителей, все равно было страшно.

Плата за комнату не маленькая — три тысячи. Еще месяц, и придется садиться на жесткую диету: хлеб и вода. Иначе не выжить в Москве. Одна дорога сколько денег сжирает.

Метро — семь рублей в один конец, наземный транспорт — столько же. Только вытаскивай из кошелька да отстегивай.

А каково тому, кто Москвы не знает да по ошибке не в тот транспорт садится? Эх, и дорого же в Москве ошибаться.

«Нужно бы родителям позвонить, — подумала Маша, открывая дверь клуба „Фламинго“. — А что мне им сказать? Сообщить-то пока нечего…»

Потомок древнего аристократического рода кисло поморщился, мотнул головой и вновь уставился в монитор компьютера. Голова у него гудела. В который раз он давал себе обещание больше никогда не проявлять слабость в общении с Сержем Бобровым, которое неизменно заканчивалось отвратительным утренним похмельем. Александр с тоской подумал, что уже третий день в Москве, а из всех красот этого замечательного (как он вычитал в книгах) старинного города он видел лишь три ресторана, по сути, ничем не отличавшихся от любых других в Европе.

«Нет бы прогуляться по Красной площади или посетить Большой театр, — ругал себя сэр Доудсен, мужественно превозмогая тошноту. — Я же как последняя свинья, да простят меня эти благороднейшие создания, ем и пью! Кошмар! Где мое благоразумие?!»

«Если так и дальше пойдет, — пришел он к мнению, — я закончу свою бесславную жизнь, так и не оставив в ней хоть какой-нибудь значимый след. Ну, разве что в полицейских отчетах, вернее, в милицейских, нужно привыкать к местному диалекту».

Александр снова поморщился. Несмотря на строгие выговоры, голова его все равно гудела, кабинет плыл перед глазами, а тело взывало придать ему лежачее положение. Потомок гордых Доудсенов изо всех сил старался не пасть духом.

«В конце концов, у меня есть дело!» — напомнил он себе, с ужасом понимая, что дела как таковые совсем перестали его интересовать. А ведь, казалось бы, как все хорошо складывалось. У него прекрасный офис, под его началом замечательный коллектив, который принял его с воодушевлением… Тут его физиономию перекосила самая кислая гримаса, на которую только он был способен. Он прекрасно понимал, что его попытки приободриться терпят неудачу. Москва встретила знатного англичанина вовсе не так радушно, как он ожидал, держа в памяти календарик, купленный отцом в гостинице «Интурист» в год своего посещения столицы бывшего СССР. На календарике славянская красотка в кокошнике, из-под которого стекала на ее плечи толстенная русая коса, держала огромный каравай. И при этом ласково улыбалась. Под красоткой располагалась надпись: «Добро пожаловать!»

Так вот, теперь Александр не ощутил и толики того календарного гостеприимства. Народ по Москве ходил по большей части хмурый, а местами даже злой. Жители российской столицы, словно сговорившись, постоянно норовили наступить потомку древнего рода на ногу, тем самым привести с трудом доведенные до блеска ботинки в полную непригодность. Квартира, арендованная фирмой как уютное прибежище директора московского филиала, где он мог бы расслабиться, забыв о невзгодах трудного рабочего дня, совершенно не оправдывала возложенных на нее надежд. Едва Александр переступил порог, ему показалось, что он чуть не врезался лбом в противоположную стену холла. Конечно, глупо было сравнивать московскую квартиру с замком Матчингем в Дербишире. Младший Доудсен прекрасно понимал, что на Земле полно домов, сильно уступающих размерами его родовому поместью. Но то, что жилище, предназначенное для человека, походило на собачью конуру, — этого он никак не мог принять. Он обошел все три комнаты и, снова выйдя в холл, обратился к своему заму Виталию с немым вопросом.

— Хм… — Виталий почесал лысеющий затылок. — Обычно в таких квартирах обитают целыми семьями. Можете мне поверить, для Москвы у вас шикарные жилищные условия.

— В каком смысле? — Александр не хотел ему верить.

— Вы не видели стандартных квартир, — Виталий усмехнулся.

Таким образом, в распоряжение потомка всех славных Доудсенов досталась квартира в центре города на набережной реки Яузы в новом высотном доме из красного кирпича с зеленой крышей — ужас для любителя английских просторов и предмет зависти коренных москвичей. Новое рабочее место тоже встретило Александра неласково. Главное здание компании международных перевозок Speed располагалось в огромном здании викторианского стиля в Сити на улице Тренидл, а это практически в деловом центре Лондона. Внутри этого архитектурного шедевра просторные коридоры, вместительные офисы для клерков среднего звена и шикарные кабинеты директоров. В самом его сердце, на пятом этаже, находятся конференц-зал и святая святых компании — кабинет ее владельца и бессменного руководителя Реджинальда Блэра. Роскошь и простор здания утвердили молодого аристократа в ошибочном мнении, будто бы и все филиалы обладают вместительными офисами и внушительными кабинетами. Московский филиал, к его разочарованию, представлял собой убогую комнатенку, в которой разместился весь персонал: два менеджера, заместитель директора — вышеуказанный Виталий и секретарша. К комнатенке примыкала еще меньшая каморка, единственным достоянием которой являлось маленькое грязное оконце. Возле него Александр нашел письменный стол, на котором стоял до того старый компьютер, что его впору было поместить в музей древностей, и продавленный предыдущими директорами стул. Подчиненные встретили его без особенного энтузиазма. Менеджеры скупо поздоровались, а секретарша, оценив его взглядом, криво усмехнулась. Правда, уверенная русская речь из уст вновь прибывшего англичанина, с коей он обратился к сотрудникам, их слегка позабавила. Но в целом атмосфера осталась гнетущая. Работник привыкли к частой смене руководства, а потому не возлагали на нового босса никаких надежд.