Тимохин протянул ему пластиковую карточку.

  - Если придет Валерий, скажи, что мы ушли на пирс. Когда вернемся - ты не знаешь, а самое главное, ты понял, что нужно узнать, да?

  - Да, - ответил Королев.

  Тимохин одобрительно похлопал его по плечу.

  - Так, мужики, берем всю эту красоту с собой, - он показал пальцем на разрезанные пруты, - вплоть до мельчайшего обрезка; "сварку", молотки, и... Никит, возьми, на всякий случай, ящик с инструментами, чтобы сто раз сюда не бегать.

  Никита кивнул и пошел к шкафу, где всё и хранилось.

  Не прошло и пяти минут, как все были готовы уходить. Странное чувство испытывал сейчас Королев, глядя на этих молодых ребят, словно видел их в последний раз. Он никогда прежде не доверял своим внутренним ощущениям, ни разу в жизни не прислушивался к случайным мыслям о чем-то важном, что должно было произойти, как в его, так и в чужих жизнях - он верил лишь тому, что видели его собственные глаза. Но сейчас он вдруг ясно почувствовал, что глядит, например, на Егора, и понимает, что вот этим смеющимся карим глазам осталось недолго, в общем-то, "смеяться". Откуда в его голове, до сих пор не отдохнувшей от тех недавних потрясений на Фаяле, появилось это стойкое убеждение, он не в силах был объяснить, но зародившаяся вера в то, что произойдет что-то необычное, укреплялась в нем с каждой минутой. Ему было неудобно хотя бы намекнуть о своих ощущениях Тимохину, опять же мало его знавшего, но он только сказал, чтобы они были поосторожнее.

  Кто-то хмыкнул в ответ, как и ожидал Королев, но Тимохин, уже стоя в дверях, вдруг сделал серьезное лицо и сказал:

  - Всегда готовы, товарищ Королев.

  Потом, как полный придурок, заржал на весь коридор и, хлопнув дверью, пошел за своими подчиненными.

  - Не удивлюсь, если вы приползете назад пьяными, - сказал сам себе Королев, на этот раз не боясь, что его кто-то услышит, кроме чайки, севшей на камеру наблюдения и стучавшей своим крепким клювом по стеклу объектива. Интерактивное окно больше ничего не показывало, кроме спокойного океана и розовых лап чайки, которая хотела сесть на камере поудобнее и вытащить то, что попало в зазор между корпусом и держателем: иначе Петрович не мог себе объяснить действий чайки, никак не желавшей покинуть этот интересный для нее участок.

  Ему не дали досмотреть до конца фильм из жизни птиц: щелкнул замок двери, и в слесарку вошел Валерий.

  - Ваши уже ушли? - спросил он.

  - Да, только что, - ответил Королев, видя, что Валерий до сих пор не отошел от того разговора на пирсе, хотя прошел уже час, как минимум.

  - Вот что мне нужно он вас знать, Григорий Петрович. По вашим заверениям, вы открывали картой-ключом только двери склада и слесарки, так? - задал он тот же самый вопрос, что и несколько часов назад.

  - Ну да, а что случилось-то? - спросил Королев, чувствуя, как в нем закипает волна негодования на Валерия, который не понял его с первого раза.

  Валерий прокашлялся, и, обернувшись на дверь, шепотом сказал:

  - Творится что-то странное. Не могу сказать вам всех деталей, но кто-то проник в отдел сбора информации, что находится уровнем ниже.

  Королев спокойно смотрел на вспотевшие очки Валерия и снова ответил в той же манере, как он обычно отвечал тем, кто не внимательно его слушал:

  - Повторяю еще раз: я не был сегодня, да и вчера тоже, нигде, кроме конференц-зала, слесарки, склада и медкабинета. Я даже не знаю, как попасть на нижний уровень: у вас здесь столько хитрых ходов, что мне ни за что не догадаться, какой куда ведет.

  Валерий кивнул, очевидно, удовлетворенный таким ответом. Но в следующую секунду задал похожий вопрос:

  - А что, если я вам скажу, что на камерах наблюдения видно, как именно вы проходите на нижний уровень; как именно вы открываете дверь информационного отдела, и как, опять же, вы крутитесь вокруг главного компьютера, не обращая внимания на то, что тамошние сотрудники оттаскивают вас от рабочего стола, а вы сопротивляетесь, подобно дикому зверю. Что вы на это скажете?

  Королев закрыл глаза и представил, что будет, если он даст в рожу Валерию, этому лгуну и зануде, и как ему потом предъявят обвинения в оскорблении чести и достоинства...

  - Послушайте, - сказа Королев, - это всё очень интересно, но мне, честно говоря, не до ваших фантастических грёз. Почему вы не верите мне, я не знаю, но вот, что я вам скажу: я здесь всего лишь сутки, за которые ни один человек не смог бы узнать, где находится этот ваш информационный центр, а также ни за что бы за несколько секунд не догадался, где находится главный компьютер...

  Валерий был похож на человека, терпеливо выслушивающего оправдания того, кто, действительно, мог не иметь никакого касательства к тому, в чем только что его обвинили, но, странным образом, был виновен по всем статьям. Он смотрел поверх головы Королева с таким интересом, будто за спиной слесаря третьего разряда разыгрывалась настоящая драма на океане: к чайке, сидевшей около камеры, прилетела вторая, и они стали драться за добычу, которая так быстро мелькала на экране, что невозможно было разобрать за что, собственно, идет такая ожесточенная битва.

  Валерий, не дослушав Королева, спокойно сказал:

  - Да, мне было очень интересно услышать именно вашу версию, но теперь послушайте и мою. Вы, не понятным мне образом, притащили с Фаяла какой-то чудо-аппарат, и, спокойно пройдя через нашу охрану, воспользовались им, чтобы...

  - Чтобы что? - спросил Королев, чувствуя, что Валерий зашел в тупик. - Что мне было нужно в вашем главном компьютере?

  - Не знаю, - ответил, вдруг погрустневший Валерий, и, не прощаясь, моментально вылетел из слесарки.

  Королев, вытерев вспотевший лоб, не мог поверить в то, что сейчас с ним произошло. Он будто смотрел бредовый сон, в котором ему была отведена роль главного героя, и где он всегда был в чем-то виновен. Какие ему надо найти доказательства, чтобы к нему больше никто не цеплялся, а дал уже спокойно поработать! Он вдруг так захотел вернуться домой, в Москву, что даже готов был терпеть все тёщины подколки и странное поведение Ритки, которая была всегда на стороне мамочки. Ему больше не нужна была огромная зарплата, если ценой за это была его честь и свобода. Что еще придумает этот Валерий, поведение которого было очень схоже с тем, как вел себя когда-то покойный Штукк, бросивший ему аналогичные обвинения в преступлении, которого он не совершал. Замкнутый круг повторяющихся событий давал повод для долговременной тревоги, которую Королев не готов был переносить еще раз. Он прекрасно понимал, что нужно бороться за себя, найдя доказательства своей невиновности. Но как это сделать, если никого не было на его стороне: ни слесарей, ни медички, ни Валерия. Он чувствовал себя настолько обессиленным за последние часы, что готов был уже признаться во всех грехах. Нет, он, конечно же, не побежит прямо сейчас сдаваться местным властям, но он чувствовал, что находится именно на такой грани, когда можно плюнуть на всё и отдаться в руки несправедливого суда.