В коридоре, как всегда, днем, стоял холодный полумрак.

Пройдя несколько шагов, Надя остановилась и прислушалась. Где-то в полумраке раздавались сдавленные крики, стоны и глухие удары.

Надя побледнела и спросила Бетю:

— Что это?

Бетя также прислушалась и спокойно ответила:

— Это кричит Ксюра. Ее колотит Вася.

— Какой Вася?

— Швейцар. Он возлюбленный ее.

Надя, не дожидаясь ответа, быстро пошла вперед на крики и остановилась у полуоткрытых дверей одной комнаты. Это была комната Ксюры. И она увидала отвратительную и ужасную сцену.

На полу лежала полуодетая, толстая, как слоновая туша, Ксюра, а над нею стоял с жестоко-холодным лицом в розовой рубахе курносый Вася, рвал ее за волосы и топтал ногами.

Удары ног сыпались на ее грудь, бока и голову. Ксюра тяжело дышала, изворачивалась, старательно заслоняла свое жирное лицо руками от каблуков и носков своего возлюбленного и что-то сквозь стоны и плач лепетала.

— Боже. Он убьет ее, — прошептала в сильном испуге Надя.

— Ничего ей до самой смерти не будет, — услышала она позади себя тихий голос Бети.

— А что она говорит? — спросила Надя.

Бетя рассмеялась и ответила:

— Разве ты не слышишь? Она говорит: "Васенька мой дорогой, миленький. Дай Бог, чтобы тебе рученьки и ноженьки не болели".

Надя покраснела, нахмурила брови и сказала прерывающимся от сильного волнения голосом:

— И как ей не стыдно? Он колотит ее, а она, заместо того, чтобы отбиваться, молится за него? Какая она женщина?!

— Любовь не картошка, не выбросишь через окошко, — снова засмеялась Бетя. — Она сильно любит его.

— А почему он колотит ее так?

— Должно быть, потому, что она дала ему мало денег. Ведь он все деньги ее забирает.

Стоны и лепет к тому времени, когда подруги окончили разговор, утихли.

— Вася устал бить ее, — заметила Бетя. — Упарился, — и она постучалась в запертые двери соседнего номера, к чешке. Ответа на стук не последовало. Не получив ответа потом и на вторичный стук, Бетя толкнула двери.

Двери оказались незапертыми и поддались.

Надя увидала перед собой небольшую комнату с закрытыми ставнями, всю погруженную в мрак. В этой комнате было мрачнее, чем в коридоре.

Смутно и неясно вырисовывались на фоне этого мрака, как на негативе, некоторые предметы: кровать, стол и мягкое кресло. В комнате было тихо, как в могиле.

— Где же она? — спросила Надя. — Ее нет.

— А вот она.

Бетя указала на кровать, стоящую у стены. На кровати лежал какой-то серый, тяжелый куль. Бетя открыла ставни и впустила свет. И Надя увидала вокруг ужасный беспорядок.

Везде на полу валялись юбки, кофты. В углу лежало опрокинутое красное кресло. Пахло керосином.

Бетя подошла к кровати и стала тормошить куль. Куль не скоро зашевелился, и на свет Божий из-под толстой, серой шерстяной шали высунулась растрепанная голова чешки с плоским, веснушчатым лицом и красными, распухшими глазами.

— Опять плакала, — сказала Бетя и покачала головой. — Когда перестанешь?

Чешка ничего не ответила. Даже глазом же моргнула. Точно этот вопрос относился не к ней.

— Чего обедать не идешь?

Чешка, наконец, вышла из своего оцепенения и отрицательно покачала головой.

— Хочешь уморить себя? — спросила, наклонившись к ней, Бетя.

Чешка вдруг всхлипнула и задергала всеми мускулами лица.

Бетя оглянулась вокруг и, указав Наде на какой-то темный предмет в парусиновом чехле, стоявший в углу, сказала:

— Это ее арфа. Она только на прошлой неделе выкупила ее из ломбарда. Она целый год уже не играет на ней. А этот, — она указала рукой на фотографическую карточку, прибитую к стене и убранную бумажными пунцовыми розами и лентами, — ее возлюбленный-скрипач, с которым она ходила по дворам и играла. Как его звали? — спросила Бетя Чешку.

— Ян, — чуть слышно ответила Чешка.

Надя подошла поближе к карточке. Возлюбленный Чешки был стройный парень с веселым ухарским лицом и очаровательными, загнутыми кверху усиками. На голове у него чуть держалась круглая зеленая шляпа с небольшим перышком. В правой руке он держал скрипку. Рядом с ним стояла Чешка — неуклюжая, маленькая, в косынке и переднике с широким чубом и, как он, в правой руке держала арфу. И он, и она улыбались и производили впечатление двух беззаботных птиц.

— Какой красивый! — громко проговорила Надя. — Где он теперь?

— Я же говорила тебе давно, что он умер, — ответила Бетя. — Она поэтому так и плачет.

— Отчего же он умер?

— От тифа. А хорошая и веселая жизнь у них была. Она рассказывала мне.

Они, с тех пор как сошлись и перешли границу, два года по Подольской и Бессарабской губернии путешествовали. Они шли пешком от одного помещика к другому. Подойдут к одному, станут возле окон дома и давай играть и петь вальс какой-нибудь или песенку "Скажите вы ему, красавцу моему". Помещик или помещица выносят им за это деньги, молоко, хлеб с маслом и сметану. Они покушают и опять идут дальше. Если в какой-нибудь деревне случается свадьба или на какой-нибудь станции у начальника именины — они остаются на сутки и больше. Спали они в дороге где попало. В лесу, в поле, у речки. Вот было хорошо. Чешка аж дрожала, когда рассказывала. Они лежали в лесу, а над ними, понимаешь, поют птички. Встанут утром и умываются в речке. И опять идут. По дороге балуются. В траве валяются… И сколько еще они жили бы так, если бы не зашли в Одессу. В Одессе он схватил тиф и умер… Она после этого, как сумасшедшая, бегала по городу. Бежит, все ищет его и спрашивает всякого, кого встретит: "Где Ян?!.." Она так два месяца бегала по городу. На скелет сделалась похожей. Когда слезы у нее высохли, она вспомнила про арфу. Но арфа лежала в ломбарде. Она заложила ее, когда Ян был болен. Как выкупить ее? Денег у нее не было ни копейки. А деньги нужны были. Она была похожа на нищую. Юбки, сорочка, кофта, передник, все было на ней порвано. Пошла она искать работу. Но, как Елена, — помнишь? — работы не нашла… И она пошла к нам… Она целый год уже у нас и не было еще ни одного дня, чтобы она не плакала.

Чешка во время рассказа Бети не спускала с нее своих красных заплаканных глаз и, когда та кончила, накрылась опять с головой своей серой шалью и уподобилась прежнему серому, неподвижному кулю. И через минуту тело ее под шалью запрыгало и задергалось, как у раненной птицы.

Тяжелый ком подступил у Нади к горлу и, боясь разрыдаться, она бросилась вон из комнаты.

XXIV

БЕТЯ ПЛЯШЕТ

Однажды вечером, когда все девушки находились в зале, раздался веселый возглас Лели:

— Спиро пришел!

— Где он? — спросило несколько голосов.

— А вот! — и Леля глазами указала на дверь.

В дверях стоял молодой человек среднего роста, изящный, в темно-оливкового цвета костюме, с ярко-красным галстуком под отложным воротником, в лакированных ботинках на высоких подборах, с заложенными в карманы пиджака руками и улыбался. Лицо у него было такого же цвета, как и костюм, красивое, выразительное.

Немалую красоту придавали ему кокетливые, слегка подкрученные черные усики, розовые, как сирский рахат-лукум, губы, черные, как маслины, глаза и широкий, сдвинутый на лоб чуб.

На голове у него боком сидела мягкая вдавленная шляпа, а на правой руке, лежавшей в кармане, висели длинные коралловые четки.

Девушки захлопали в ладоши и весело заголосили:

— Спиро, зито! Элладо!

А Бетя заерзала на стуле и покраснела до корней волос.

Спиро улыбнулся еще больше, закивал приветливо головой и стал кого-то искать глазами. Та, кого он искал, была Бетя.

Найдя ее, он послал ей воздушный поцелуй и затем посмотрел в сторону Макса, сидевшего за роялем.

Макс приподнялся на своем круглом стуле, как на стременах на лошади, повернулся к Спиро всем корпусом так, что все позвонки у него хрустнули, и изобразил на своем лице почтительность и полную готовность служить.