Мари выглянула в окно и не поверила глазам: холм, на котором белой свечой возвышался их маяк, застилала пестрая желтая рябь. Без всякого предупреждения солнечные головки одуванчиков разом заполнили весь склон! Глубоко вдохнув теплый, напитанный предвкушением лета воздух, Мари почувствовала, что ветер за ночь поменял направление и больше не дышал дождем, как в предыдущие месяцы, вместо этого легкими теплыми порывами ерошил он шерсть небесных овец, неспешно идущих на стрижку, и качал желтыми головками в зелени молодой травы.

Такой славной погоды не было даже, когда день уравнялся с ночью, и одна из обитательниц маяка покинула его, чтобы стать хозяйкой в новом доме. Одновременно с радостью и сожалением помогала тогда Мари своей подруге с переездом. И хотя молодая жена почтальона жила совсем недалеко и все так же продолжала помогать в булочной, Мари было непривычно готовить только на двоих и не видеть за ужином улыбающегося лица Жаннет. Девушка вспоминала, как часто подруга-художница спускалась в гостиную, заляпанная краской, сама того не замечая, а когда ей говорили, принималась тереть рукой, еще более размазывая краску по лицу… Мари улыбнулась майскому утру и своим воспоминаниям. Отстранившись от подоконника, на который опиралась ладонями, девушка быстро побежала по винтовой лестнице вниз. Распахнув входную дверь, она босиком ворвалась в царство одуванчиков. А чуть позже охапка желтых цветов была помещена в глиняную вазу, украсив стол в гостиной.

Наверху хлопнула дверь, и на металлической лестнице послышались торопливые шаги. Проходя мимо комнаты Жаннет, Томми бросил взгляд на деревянную дверь, слегка приоткрытую сквозняком, – ему захотелось привычным движением забарабанить по ней с криком «Жаннет, вставай!», чтобы разбудить работавшую почти до зари художницу. Теперь эта привилегия досталась другим. Анри рассказывал как-то за ужином – а они продолжали часто собираться все вместе – что привычки Жаннет не сильно изменились после свадьбы.

Из комнаты все еще доносился слабый запах масляной краски…

– Томми, я должна серьезно поговорить с тобой, – Мари накрывала на стол.

«Хорошенькое начало такого солнечного и теплого дня», – подумал мальчик, прицеливаясь, что бы ему ухватить со стола и побыстрее ретироваться. Конечно же, Мари собиралась говорить с ним о лодке, которую они уже несколько месяцев строили вместе с Элис и Сэмом младшим.

Все свободное время Томми проводил на пляже, рядом с бывшим домом капитана Нордваттера, где ребята установили деревянные подпорки для своего судна и небольшой навес. Элис тоже старалась уделять их «Фрегату», как называл его Томми, достаточно времени, но у нее была помимо этого еще танцевальная школа и строгая мама. А Сэм, хоть и был хорошо знаком с устройством малых судов и являлся отменной подмогой молодому капитану, нес обязанности старшего сына в большой семье Фюшкинсов и не всегда имел возможность приходить на «верфь» каждый вечер. Томми же проводил там иногда даже и дневное время, и, разумеется, это шло в ущерб занятиям в школе. Мальчик догадывался, что еще до того, как мадам Жерни успела уведомить Мари о своих тревогах, та уже получила вести из другого более близкого источника. Но что он мог поделать? С тех пор, как пришло потерянное письмо от считавшихся пропавшими без вести родителей, мальчик с трудом мог оторвать мысли от морских путешествий, а взгляд – от горизонта, где небо соприкасалось с манящей водной гладью, обещающей огромный новый мир. По ночам, при свете лампы, он читал выпуски журнала Географического Общества, которые для него выписывал из города мистер Вилькинс, расстилал на полу коричневатые простыни карт, позаимствованные у него же или оставшиеся от мистера Нордваттера. Вместе с Сэмом и Элис они чертили на обратной стороне старых рулонов обоев планы корабля, обложившись книгами из библиотеки капитана, теперь обитавшими на маяке. К удивлению мальчишек, Элис показала себя весьма способной в расчетах. Знавшая работу с выкройками, она легко справлялась с перенесением чертежей из одного масштаба в другой, аккуратно и педантично перерисовывая их в нужном размере. Сэм был хорош в практической части и знании моря, а инструмент в руках мальчишки казался продолжением его рук. Томми же отвечал за анализ литературы и идейную составляющую. И, хотя Сэм иногда посмеивался, что руки у Томми росли не из самого привычного места, юный мечтатель все же являлся основным строителем их будущего «Фрегата».

– Послушай, – Мари налила чай, – я понимаю, что в такую погоду, как сейчас, в школу ходить не слишком хочется…

– …У, не в эфом фело… – Томми отчаянно запихивал в рот бутерброд почти целиком.

– Да прекрати же дурачиться! – девушка встряхнула собранными в конский хвостик волосами, – подавишься!

Однако не тут-то было, Томми блестяще справился с бутербродом, глотнул чая, схватил еще один, и со словами «мне пора» бросился к двери.

– Томми!

Дверь хлопнула, только вздрогнули желтые головки одуванчиков.

– Совсем не совладать стало… Ладно, вечером поговорим, – Мари добавила молока себе в чашку и села завтракать.

Томми вприпрыжку летел через лес, спугивая с ветвей голосящих весенние песни птиц. Было еще рано, и Городок-вниз-по-холму спал, редкие хозяйки сонно потягивались, собираясь растапливать печь, и только те, что держали скот, были уже на ногах. Даже ранняя пташка – Мари – еще не вышла на лесную тропинку, чтобы первой открыть булочную и наполнить улочку ароматом свежего хлеба, а Томми уже бежал к берегу, где в старом домике на сваях он хранил свой инструмент.

Теплый соленый ветер ударил в лицо мальчику, взъерошил его светлые волосы, дернул за воротник рубашки, забрался внутрь и захлопал ею, как парусом корабля при смене галса1.

Нашарив под заветным камнем ключ, мальчик отпер домик и вытащил наружу тяжелый деревянный короб с инструментом. «Сделаю пока, что успею, – подумал Томми, – а там как звонок услышу – побегу». Звонок он, конечно же, не услышал.

***

Элис было не усидеть. Она то бросала взгляд за окно, открывавшее клочок голубого неба и школьного двора, но, разумеется, берега через него было не увидать, а то украдкой поглядывала на закрытую вслед за отгремевшим звонком дверь классной комнаты. Но Томми не появлялся, причем такое происходило уже не первый раз. Элис догадывалась, где она могла бы найти его сейчас, и это-то и тревожило ее. Почему он так часто стал пропускать занятия? Но в очевидном беспокойстве об образовании друга была и совсем иная нотка. Ведь обещание ходить в школу было частью его соглашения с Мари. Неужели он снова собирается уйти? Дверь смущенно скрипнула, и в класс скользнул мальчик, удостоившись укоряющего взгляда преподавательницы. Элис сразу вскинула голову, но тут же снова опустила взгляд в книгу – это был не Томми.

Обернувшись, девочка встретилась взглядом с большими карими глазами одноклассника, сидевшего в противоположной части комнаты. Сэм Фюшкинс, долговязый мальчик, в силу своего роста отправленный на заднюю парту, неопределенно пожал плечами. В ответ Элис слегка поджала губы, что было скорее знаком задумчивости, чем недовольства, и отвернулась к доске. Вся надежда была на третий урок. Географию Томми старался не пропускать.

Тем временем в небольшом домике почтальона, покрытом свежей желтой краской, раздался страшный металлический грохот. Однако он никого не потревожил, ибо в доме сейчас находилась только лишь виновница шума. Мать почтальона в этот момент занималась подравниванием кустов в саду, к тому же была глуховата, и ничего не услышала, продолжая неспешно орудовать секатором. На кухне Жаннет недовольным взором оглядывала последствия своих действий. Несколько крупных кастрюль, все еще продолжая покачиваться на округлых бортах, словно корабли в дрейфе, лежали на полу, куда были низвергнуты рукой незадачливой хозяйки. Сковородки в силу своей формы занимали более стабильное положение, уже перестав издавать низкий гул, которым они сопроводили приземление. Наибольший урон получила фарфоровая чашка, просто попавшая под сковородо-кастрюльную лавину. Теперь она представляла собой разбрызганную по полу горстку черепков.