– Ладно… – она выдохнула, уселась на табуретку и впервые посмотрела на меня прямо, – Майк… Сердишься? А это мне надо сердится! Я, между прочим, за Гариком уже два года бегаю! А тут ты пришла и отбила!

От такой наглости я растерялась даже.

Я? Отбила? То есть, мои слезы и сопротивление – это флирт такой?

А не сошла ли с ума моя подружайка?

– Ну чего смотришь? – неожиданно повысила голос Варька и заговорила быстро, с обидой и презрением, – думаешь, удастся все такой же чистенькой казаться? Не получится! Тоже мне, принцесса Несмеяна городская! На пацанов не смотрит, ходит, гордая, нос воротит!  А вот я знала, что ты не такая! Стоило Гарику поманить – и рванула с ним в кусты! Так я и знала, что ты – прошмандовка! Наверняка,  это из-за тебя Гарику по башке дали! Спала с кем-то, наверно, с женатым! Вот он и подкараулил! Из-за таких, как ты, шалав, потом нормальным девчонкам мужиков не достается!

И тут я не выдержала творящегося бреда, усмехнулась.

Грустно, на самом деле. Осознавать собственную дурость всегда грустно.

Варька, видно решив, что я над ней смеюсь, вскочила, обложила меня матом трехэтажным и выбежала из дома.

Напоследок она пообещала устроить мне веселую жизнь.

Тогда я, удивленная и ошарашенная произошедшим, не восприняла ее слова всерьез.

И, как выяснилось, очень даже зря.

Потому что слухи по деревне поползли тем же вечером. Мерзкие слухи. В них фигурировала я, парни, еще какие-то женатые мужики, наши соседи…

И много чего еще.

Гарик выходил невинной жертвой, которую я коварно сманила в кусты и там на него напал мой любовник, страшно меня ревнующий.

Бред полнейший, но, как и все самое бредовое, вирусно распространившийся не только по нашей деревне, но и до Васильевки доползший.

Я, признаться, не сразу оценила масштаб катастрофы.

Да и поначалу все казалось не таким страшным.

Ну, поговорят и прекратят…

Но, помимо шепотков возле колодца, косых взглядов на улице, начались неприятности похлеще.

Например, на нашем заборе кто-то написал матерные угрозы. Масляной несмываемой краской.

Бабушка, сначала удивленно посылающая сплетников в одно интересное место, схватилась за голову.

И за меня.

Попыталась вытрясти правду, но, кроме того, что я ничего не знаю и не понимаю, за что так со мной, не получила.

Свидетелей того, как мы с Гариком уходили в кусты, было много.

И ни один из них не сказал, что меня туда тащили против воли.

Выходило так, что я пришла в компанию, села в Гарику на колени, позволила себя лапать и целовать, а потом так же легко позволила себя увести в кусты.

Затем Гарика нашли без сознания, а я пропала.

Не иначе, специально приходила, чтоб любовника своего позлить. В любовники записали сразу  нескольких мужиков, среди них даже председатель колхоза фигурировал.

Я перестала показываться на улице, потому что жены тех, кого мне приписывали в любовники, устроили концерт под  воротами.

Особенно старалась молодая жена председателя колхоза, кряжистого мужика под полтинник.

Разговоры набирали обороты, уже приезжали васильевские  выяснять, что тут за шоболда такая объявилась, из-за которой их первый парень на деревне в больнице валяется.

Я растерянно бродила по дому, не понимая, за что мне такое? И как вообще все эти люди, столько лет приветливо улыбавшиеся мне, добрые, хорошие люди, вот так, по мановению руки, превратились в озлобленных дегенератов, верящих гнусным сплетням.

Я же никогда даже повода не подавала! Не мешала никому жить! Самая тихая, самая неприметная девушка в деревне! За что такое?

Это последнее было самым обидным, самым невыносимым.

Бабушка, несмотря на свой авторитет в деревне, ни на что повлиять не могла. Забор нам больше не пачкали, но дохлых собак подбрасывали, кур с отрезанными головами и прочие гадости, на которые так богато воображение распаленных травлей людей.

Самое ужасное, что мне и податься сейчас было некуда!

Уехать в город не могла, потому что мама с отчимом еще месяц назад умотали отдыхать в Европу, и назад планировали только к сентябрю, когда моей младшей сестре необходимо будет идти в школу.

Квартиру они на это время сдали.

Да и потом я тоже возвращаться не планировала. Хотела в сентябре начать поиски работы, пусть не по специальности, потому что кто возьмет молодого специалиста, дизайнера-графика, на хорошую работу? Да еще и с моей особенностью.

Потому мне самая дорога была в рекламные агентства, или типографии, где была возможность выполнять несложные заказы и общаться с клиентами посредством электронной переписки.

Платили там немного, но все же я рассчитывала , что удастся снять комнату, откладывать немного на интересные курсы повышения квалификации, набираться опыта   и попутно заниматься поиском хорошей работы.

Но все это – не ранее сентября, потому что в квартиру не попасть, а жить мне где-то , до того момента, пока не решу жилищный вопрос, надо было.

Боже, почему я так долго вообще тянула?

Но вот проявила слабость. Очень мне хотелось после окончания колледжа, перед взрослой жизнью, вернуться в детство. Насытиться бабушкиной бесконечной лаской, ее любовью, природой родного села, глубоким темным летним небом с миллионом звезд, падающих на меня…

Казалось, что стоит  провести лето, как обычно, и запас жизненной энергии будет восполнен, его хватит на все. На все мои планы.

И вот теперь мне еще полмесяца нужно как-то здесь… Существовать.

А затем уехать и вообще забыть про мое любимое место силы.

Потому что его больше нет. Уничтожено.

За что? Почему?

Я плачу все горче и горче, а бабушка поит меня травками, взятыми у тети Мани. И вздыхает тяжко.

Она, как никто, понимает, насколько памятливые в деревне люди. И насколько тяжело мне будет восстановить доброе имя.

Не просто тяжело. Невозможно.

– Мы не можем вернуться раньше, мам, – отрывисто отвечает мама бабушке по телефону. Звук разносится по всему дому, так что я волей-неволей слушаю. И вздрагиваю от холодности в голосе мамы.

В принципе, могла бы и привыкнуть за столько лет, но все равно цепляет. Особенно сейчас, когда мне очень-очень нужна ее поддержка.

– Марина, вот вы там по европам своим катаетесь, а тут девчонку со свету сживают! – бабушка голос не повышает, наоборот, старается говорить тихо и, подозреваю, косится в сторону моей комнаты. Не хочет лишний раз тревожить.

Но маме на все эти предосторожности плевать, она орет в трубку, не пытаясь хотя бы немного приглушить звук:

– А нехер было по кустам с парнями лазить! И вообще… Не ожидала я от нее такого. Ишь ты, тихоня-тихоня, а все туда же! Еще надо проверить, не беременная ли. Только этого мне не хватало! И куда ты смотришь там, мам?