Значит, знакомый…
Родственник.
Интересно, как его зовут?
Нет! Не интересно! Не интересно тебе, глупая Майка! Ты себя уже показала, проявила во всей красе, овечка заполошная. Правильно меня бабушка так называет, овечка и есть.
Опять возвращаюсь к моему нелепому падению и побегу, переживаю его, стыжусь своего поведения.
Открываю глаза.
Высоко в чистом синем небе парит сокол, выискивает добычу. Слежу за ним взглядом и постепенно успокаиваюсь. Начинаю слышать другие звуки, которых раньше и не замечала, настолько все стук сердца перекрывал.
Вот дятел долбит сосну, вот береза шумит, вот вода в ставке плещет… Тихо и спокойно.
Легко.
Привычно.
Мая, приходи в себя. Тебе еще домой идти, к бабушке. Явишься розовая слишком или бледная, она переживать будет, отварами всякими поить…
А от того, что болит сейчас, отвара нет. Не придумали.
Гость у тети Мани, странный и чужой мужчина, уедет. А ты тут останешься.
Вечера в деревне
– Вот вечно ты чего-то не так сделаешь, – ворчит бабушка, споро раскатывая тесто по столу.
Ее сухие руки, натруженные, костистые, настолько ловко переминают белый, обсыпанный мукой пласт, что я не могу оторвать от них взгляда. Честное слово, гипноз какой-то… И даже ворчание ее кажется уютным.
Она привыкла со мной разговаривать, как, наверно, многие одинокие люди разговаривают, например, с кошкой. Не ожидая ответа. Хотя я могу ответить. И я разумная, в отличие от животных. Ну, по крайней мере, я надеюсь на это.
Но обычно наше общение ограничивается ее пространными беседами и моими жестами: кивание, пожимание плечами, улыбка.
Ей хватает. Мне тоже.
– Я же тебе говорила, надо дождаться ответа от Мани, она должна мне мазь приготовить. Спину прихватило опять, ты же знаешь…
Я выразительно закатываю глаза.
Бабушка опять наогородничалась и теперь ходит, недовольно проминая поясницу. Кто ей виноват? Могла бы меня попросить.
– И нечего мне тут глазюки свои катать, – хмурится бабушка, шлепая тесто обратно на стол, – почему не дождалась? Убежала, заполошная, полдня где-то бегала! Куры в огород пробрались, поросенку надо дать, воды еще натаскать…
Я только вздыхаю.
Не объяснить бабушке, почему я убежала. И слов таких не знаю, какими можно описать все, что чувствую, что думаю.
Вечером сяду, в дневник запишу.
– Тебя уже Варька прибегала, искала, – продолжает бабушка, убирая тесто в сторону и накрывая его чистой тряпочкой, – и чего ходит, чего ходит… Непутевая… Опять с Витькой спуталась… Не гуляй с ней, Майка. Шоболда она.
Киваю, глажу бабушку по плечу и иду делать домашнюю работу. Кормить поросенка, набирать воду из колодца… И думать про загадочного мужчину во дворе тети Мани.
Хорошо, что это все можно делать одновременно.
Варька застает меня как раз, когда я набираю воду во второе ведро.
– Майка!
Я поворачиваюсь, улыбаюсь, машу ей, чтоб заходила.
– Бабка твоя дома? – оглядывается настороженно, она в курсе, что бабушка ее терпеть не может.
Показываю, что нет. Она забегает во двор, скептически осматривает мой ситцевый халатик, ведро и заколотые небрежно волосы.
– Ты чего тут? До ночи впахивать собралась?
Пожимаю плечами. Как закончу, так и закончу. Куда торопиться?
– Давай, вечером в клубе будут танцы. Васильевские, говорят, приедут. Пошли.
Я отрицательно машу головой. Нет уж. Мне наш клуб деревенский не нравится, музыка там ужасная, да еще все время ставят блатную по запросам местного населения.
Ну и народ, соответственно…
В бабушкиной деревне на удивление много молодежи живет. В основном, потому, что здесь есть школа, причем одиннадцатилетка, детский сад, и все прямо в деревне. Кроме этого, здесь до сих пор существует совершенно не разваленный колхоз, который теперь называется по-другому, конечно, но суть прежняя. И народ там работает. Там, да на лесопилке.
В целом, богатая деревня, уже даже не деревня, а село.
Я здесь отдыхаю каждое лето, начиная с июня и завершая августом.
Правда, последние три года – с середины июня только, потому что экзамены в колледже занимают большую половину первого летнего месяца.
Но потом стабильно сюда.
В принципе, за столько лет могла бы и привыкнуть к местным развлечениям. Но никак. Не привыкла.
И потому клуб деревенский не переношу, а уж когда там в гостях русские байкеры на «Явах» из соседней Васильевки, то вообще лучше не соваться.
Сначала все будут надираться, потом смотреть на танцующих девчонок, потом делить тех из них, кто круче раздает авансы, а потом драться.
Это обязательная программа, видела сто раз. Не интересно.
Я лучше дома.
Посижу, попью чай, почитаю. Запишу в дневник все свои переживания за сегодняшний день. Вернее, одно, очень яркое переживание…
Варька смотрит на меня скептически, дует губы.
– Майка, ну хватит уже! Так и просидишь до конца лета у бабки под юбкой? Парни уже ржут над тобой!
Опять пожимаю плечами. Какое мне до этого дело? Они все время надо мной ржут. Думают, если не говорю, значит дурочка.
– Майкаааа… – Варька прыгает вокруг меня, теребит крашенную челку, – ну пошли-и-и… Там будет Гарик васильевский, прикинь?
Ну и что? Опять пожимаю плечами, занимаюсь делами.
Поднимаю ведро, несу в дом.
Варька топает за мной и ноет.
Я особо не вслушиваюсь. Ее нытье по Гарику из Васильевки, гордому обладателю новенькой, купленной с родительской премии за страду «Явы», я слышу уже второй год. По этому Гарику сохнут все девчонки, из нашей деревни, Васильевки и еще парочки соседских.
Хотя, по моему мнению, там особо не по чему сохнуть. Конечно, парень он видный, про таких говорят: «Первый парень на деревне», но с девушками обращается ужасно. Гуляет, а потом бросает, как надоест. Говорят, от него уже даже кто-то аборт делал. Бр-р-р…
В деревне слухи очень быстро распространяются, тут все на виду… И, по моему мнению, хотеть отношений с таким типом – это поставить на себе жирную печать… Как там бабушка говорит? Шоболды, вот.
После такого только в город…
А там не очень-то ждут молоденьких наивных дурочек. Разве что, в дешевых забегаловках и на трассе.
– Майка! – Варька испробовала все способы и теперь просто повышает голос. Интересно, она тоже считает меня дурочкой? Может, думает, что до меня не доходит с первого раза и надо сказать громче, чтоб услышала? – Ну, пошли-и-и!
Отказываюсь опять.
– Ну и черт с тобой!
Разворачивается, гордо взмахнув хвостом светлых волос, выбегает из дома.
А я продолжаю заниматься домашними делами, которых в деревенском доме всегда много.
Через час приходит бабушка, уже с мазью от тети Мани.
– А у Маньки-то родня приехала! – с порога начинает рассказывать она, и я замираю, вся превратившись в слух, – такой здоровенный мужичара… Нерусский какой-то, что ль… Черный весь, и нос здоровенный. И борода. Не видела, когда заходила?
