– Вы делали «Рыбку Поньо на утесе» только о пятилетних детях, или еще и для пятилетних детей?

Хаяо Миядзаки: Ну, если пятилетние поймут мою картину – а в этом я уверен, то и взрослые, будем надеяться, худо-бедно в ней разберутся. Лучше уж так, чем наоборот, когда взрослые пытаются делать кино специально для детей, как они себе их представляют, и принимаются сюсюкать… в результате это неинтересно ни детям, ни родителям.

– Говоря о возрасте, нельзя не упомянуть время в ваших фильмах – эпохи всегда перемешаны, намеренно перепутаны.

Хаяо Миядзаки: Именно. В «Рыбке Поньо на утесе», действие которой разворачивается в наши дни, вдруг появляются животные и рыбы Девонской эры – которая, честно говоря, всегда меня занимала. Вы не представляете, какое это счастье: что хочу, то и вставляю в фильм. Вы не можете помнить, какой была Земля в доисторические времена – а я напомню.

– Как современность и древние эпохи, так же в «Рыбке Поньо на утесе» легко находят общий язык дети и старики.

Хаяо Миядзаки: Дети и старики понимают друг друга, и в этом скрыто настоящее волшебство. При нашей студии Ghibli действует нечто вроде детского сада, творческой студии для малолетних; там сейчас обучаются и играют девять детей. Для того чтобы испытать счастье, мне достаточно просто взглянуть на них. Я постарался передать это чувство в картине.

– Иногда старики ближе к детям, чем собственные родители.

Хаяо Миядзаки: Меня заклевали за ту сцену, где мать мальчика, Лиза, уезжает из дома и оставляет его одного: «Как она могла так поступить с собственным ребенком?» Но я всерьез считаю, что в определенный момент родители должны отпустить своих детей, позволить тем развиваться самостоятельно. «Я бы никогда так не поступила», – сказала мне одна из моих коллег. «Поэтому мой фильм – не о тебе», – ответил я ей.

– Насколько вас удивляет то, что западный зритель понимает и любит ваши работы?

Хаяо Миядзаки: Запад и Восток сегодня ближе, чем когда-либо, поэтому искусство становится более универсальным.

– Мы всегда узнаем ваш почерк, даже если не можем прочитать начальные титры, – и при этом вам удается не повторяться…

Хаяо Миядзаки: А вы как думаете, почему? Если бы я имел ответ, не мог бы этого осуществить. Анализировать – не моя профессия. Мое дело – сделать работу хорошо. Чем тяжелее работаешь, тем больше вознаграждение. Я никогда не оборачиваюсь назад, не хвалю себя, не восхищаюсь собственным трудом. Не вспоминаю о предыдущем фильме… да я и «Рыбку Поньо на утесе» почти уже забыл! Никакого удовольствия мне не доставляет просмотр законченной картины. Она остается в прошлом.

– Как именно рождался фильм, тоже забываете?

Хаяо Миядзаки: Все начинается с одного яркого образа. В этот момент я не представляю себе, о чем будет мультфильм, кто будет его героем, как будет разворачиваться сюжет. Это вроде паззла: я собираю его понемногу, маленькими частями. В конце концов, всегда остается самая важная деталь, которую никак не впихнуть в общую картину. Я всегда думаю: может, спрятать ее в другую шкатулку, на будущее? Вдруг еще пригодится?

Мир анимации шире, чем может показаться, и иногда приходится заниматься мелкими подробностями, о которых заранее не задумываешься. Вы видите на экране синее небо, и вам не приходит в голову, сколько краски понадобилось на него, сколько облаков мы нарисовали, чтобы оно перестало быть обычной картинкой и стало небом. Потом меня спрашивают: «Кстати, как выглядит та часть неба, которая в объектив не попала? А правый угол? А левый?» Все должно быть тщательно продумано. Хотя показать на экране можно далеко не все. Я долго объяснял моим аниматорам, что морская владычица Гранд Мамаре обычно представляет собой рыбу длиной в три километра, но никакой экран такой размер не вместит! Пришлось дать ей ненадолго человеческий облик, и тогда она поместилась. Вот она, магия.

– А с какого образа начиналась «Рыбка Поньо на утесе»?

Хаяо Миядзаки: Дождь, на море шторм. По волнам плывет маленький кораблик, и прожектором пытается рассеять мрак; а на берегу, на утесе, с маяка кто-то подает ему ответные сигналы. И еще одно. Утром мальчик открывает дверь своего дома и видит, что море пришло к его порогу. Сначала я увидел это, потом задался вопросом: «Но как такое могло произойти?» Так началась работа над фильмом.

– А как повлияла на сюжет «Русалочка» Ганса Христиана Андерсена?

Хаяо Миядзаки: Когда я впервые прочитал эту сказку, то никак не мог понять – почему, собственно, русалки лишены души? И если у них нет душ, как можно обрести душу? Эти вопросы никогда не покидали меня. Сказка Андерсена казалась мне мучительной, душераздирающей историей. Однажды я сказал себе: «А что плохого в том, что русалка превратится в пену морскую?» Мой фильм – своеобразный ответ.

– Насколько для вас, жителя Японии – островного государства – важен контакт с морской стихией, в которой происходит действие фильма?

Хаяо Миядзаки: Океан – то место, где зародилась жизнь на нашей планете. Я всегда это знал. Я так много об этом думал, что знание превратилось в бессознательное ощущение. Я погружался все глубже и глубже в собственное подсознание и там, во тьме, почти коснулся дна. Этот фильм пришел оттуда. Но не только: были и внешние факторы. Например, у одного из моих аниматоров во время работы над картиной родился ребенок. Настоящая Поньо! Он не мог работать, думал только о ребенке, не спал ночами… Именно он нарисовал отца Поньо, Фудзимото. Помните, у того круги под глазами? Это автопортрет. Все его чувства, разделенные нами, остались в фильме. И его ребенок: мы долго работали над картиной, и за это время дитя научилось двигаться, ходить, разговаривать, петь. А поначалу было закутано в простыню, как рыбка в сеть. Как Поньо.

– Вопрос, который всегда задают европейские зрители, – насколько на вас повлияла традиционная японская культура?

Хаяо Миядзаки: В той сцене, когда Поньо бежит по волнам, ощущение стремительного движения я позаимствовал из классического свитка XII века «Сигисан Энги Эмаки», тоже посвященного сказочным мотивам. Больше ничего не вспоминается. Но я очень часто чувствую, что, придумывая что-то, изобретаю прием не впервые, что кто-то испытывал это до меня. Причем именно в живописи – ведь я обхожусь без компьютерной графики.

– Почему?

Хаяо Миядзаки: Это дает мне ощущение большей творческой свободы.

– Не боитесь, что зритель не поймет – сейчас ведь по всему миру сплошное 3D снимают?

Хаяо Миядзаки: Мы постоянно рискуем: деваться некуда, ведь бюджет каждого фильма велик, цикл производства медленный, и остается лишь надеяться на успех в прокате. Дети нас поддержат – не зря мы их в нашей студии воспитываем! Пока удается выживать. Не то, чтобы мы намеренно стремились к риску. Просто заданные стандарты качества расслабиться не дают. К счастью, мы делаем не больше одного фильма за раз, и «Рыбка Поньо на утесе» получилась недлинной. Чем короче – тем лучше для проката.

Из известных науке – воздушные крейсеры и ракеты в «Конане, мальчике из будущего», планеры в «Навсикае из Долины ветров», летающие корабли в «Небесном замке Лапута» (там же левитация – от маленького камешка до целого острова), гидропланы в «Порко Россо». Из общепринятых в фольклоре – метла в «Ведьминой службе доставки», дракон в «Унесенных призраками», превращение в птицу в «Ходячем замке».