– Ну что ж. Пришел мой час расплаты и твой час ликования…
Глаза подруги горели. Одежда – одна из ее самых больших слабостей. Она способна зарыться в отделе с платьями и не уйти оттуда, пока не подберет идеальный вариант. Даже если его там попросту не было, она все равно не сможет уйти без обновки.
Летний зной сменился прохладой огромного двухэтажного бутика. Вдоль стен длинными рядами висели самые разнообразные наряды, а изящная и дорого одетая женщина-консультант подошла к нам:
– Здравствуйте. Вы от мистера Эллингтона? – картинно сложила руки в области пупка.
– Да. Нам нужен неприлично дорогой и очень блестящий наряд, – скучающе протянула я.
– Извините, у меня на этот счет другие распоряжения, – растерялась она, чем немало меня смутила.
– Что, твой женишок поскупился на обновки для тебя? Не переживай, если нужно будет – я одолжу, – удивилась подруга.
– Нет, – спокойно ответила я, хотя мне было очень не по себе. – Посмотрим, что мой жених предлагает.
То, что мне предлагалось, повергло в шок… Стилист подобрала одно единственное платье, которое я бы и сама для себя выбрала. Не знаю, какое чутье ей подсказало, но это именно то, что нужно. Обычный белоснежный хлопковый сарафан до пола. На груди V-образный вырез, на плечах – тонкие лямочки, обтягивает талию и от бедер расширяется книзу. По краю подола мелкими стежками вышиты цветы васильков и ромашек. Подобной красоты в сочетании с простотой я раньше не встречала. Он сидел на мне идеально. С кудрявыми распущенными волосами и в этом наряде я напоминала лесную нимфу. Для сарафана подобрали белоснежные босоножки на высоком устойчивом каблуке. Я ликовала. Хоть на эту уступку мистер Эллингтон согласился пойти. Мне было невообразимо приятно и, хоть Одри и не понимала, но я светилась от счастья. Для подруги мы выбрали макового цвета шифоновый сарафан до пола, тоже на тонких лямочках и с юбкой-солнцем. В нем она выглядела как греческая богиня. Наконец, лесная нимфа и греческая богиня были готовы предстать перед кучей камер в дорогом Империале.
Тяжело вздохнув, я поплелась в машину. За Одри приехал Кристофер, потому мы поехали порознь. Жаль. Поддержка мне бы не помешала.
Лишь тогда, когда Империал проплыл за окнами автомобиля, я поняла, что едем мы куда-то не туда. Через несколько минут городской пейзаж стал переходить в пригород, а затем и вовсе сменился лиственными лесами и полями, усыпанными дикими цветами и травами.
– Бернард, что происходит? Куда мы едем?
– Вас не предупредили? – изумился он.
– Предупредили о чем? Меня что, ссылают из города?
Мужчина добродушно рассмеялся.
– Нет. Место празднования было спешно перенесено. Все гости ждут вас в другом месте.
– И где же?
– Скоро увидите. Осталось буквально 10 минут, и мы приедем.
Через 10 минут мы действительно остановились и, когда я вышла из машины, была готова расплакаться. На бескрайнем поле, усыпанном цветущими маками, васильками и ромашками располагалось два белоснежных шатра, наполненных людьми и украшенных красной шифоновой тканью и живыми цветами. Оттуда доносились звуки музыки и звонкий смех. Слова ведущего было сложно разобрать. Слева от шатров – широкая река, ласкающая песчаный берег. На кряжистом бревне, которое, должно быть, вынесло на берег штормом, в одиночестве сидел мистер Эллингтон. В льняных брюках и простой белой рубашке, расстегнутой у ворота. Даже не позаботившись о Бернарде, я почти побежала к нему. Острые каблуки утопали в земле и цеплялись за траву, поэтому, сняв обувь, я побежала к нему босяком. Но за 10 метров остановилась. Мужчина чем-то целеустремленно занимался. Рядом с ним лежали бумаги и куча цветов. Неужели он флористику решил изучить в день нашей вечеринки?
– Мистер Эллингтон, вы позволите? – я подошла ближе и, положив босоножки рядом с деревом, присела на корягу.
– Никак не могу понять, – сходу начал он, усердно воюя с копной цветов. – Здесь нарисовано, что это нужно завести сюда и продеть вот сюда. Так?
– Так, – согласилась я, улыбаясь от уха до уха.
– Но когда я это делаю – все рассыпается! – искренне возмутился он и продемонстрировал сей эффект.
Я от души рассмеялась и, приняв из его рук венок, в два счета закрепила концы так, чтобы он не распадался.
– Вы решили сменить профессию?
– Во-первых, ты… – в сотый раз напомнил он. – А во-вторых, флорист из меня оказался никудышный.
Я посмотрела на венок. Действительно, назвать его образцом красоты и вкуса было сложно. В нем ежа переплеталась с маками, лепестки которых от чрезвычайного усердия помялись и местами осыпались, ромашками и васильками, чье состояние тоже было далеко от идеального. Рядом с мужчиной лежало четыре начатых венка в еще более плачевном состоянии.
– Не переживай. На этот случай у меня имеется готовый. Хотел встретить тебя во всеоружии и сказать, что сплел сам. На тот случай, если выйдет провал, но.
– Этот венок, – я надела на голову венок, что сделал для меня Генри, – мне нравится гораздо больше, чем тот, что вы купили. Ну как?
– Ты прекрасна, – после недолгого молчания, улыбнулся он. – Я переживал, что из этой затеи ничего не выйдет… А что будем делать с этим?
Мужчина показал на неудавшиеся попытки, которые уже доживали свои последние минуты. Я осторожно взяла венки и, приподняв подол сарафана, зашла в воду по колено.
– А их мы отправим в последнее путешествие, – я пустила венки и, наблюдая, как они уплывают вдаль, загадала желание. Знаю, что оно все равно не сбудется, но вдруг…
Неожиданно для меня, мистер Эллингтон снял обувь и зашел в воду. Он обнял меня со спины. Его брюки намокли, как и подол моего сарафана, но мне было все равно и, как ни странно – ему тоже. Казалось сначала, что моя идея с такой вечеринкой обидела и возмутила его, но за каких-то пару часов, мужчина смог изменить планы и воплотить мою мечту в реальность. Только зачем?
– Здесь так красиво, – положив голову ему на грудь, я любовалась, как солнце раскрашивает небо нереальными красками и тонет в речной дали. Так спокойно в его объятиях. Словно он на самом деле мой жених. Словно это наш с ним мир. – Но для чего все это? Вы же хотели совсем иного праздника.
Я повернулась к нему, чтобы видеть его глаза, чтобы знать, что он на самом деле думает и чувствует, а не то, что хочет сказать.
– Я думал, это ты хотела совсем иного праздника. Женщины, которых я знал и знаю, хотят одного – шика, блеска, гламура и денег. Но то, что ты рассказала мне, стоя на балконе, в лучах восходящего солнца… я понял, что ты из другого мира. И ты достойна счастья. Надеюсь, этот праздник сделает тебя счастливой, хотя бы на этот вечер.
– Вы делаете меня счастливой, – вырвалось у меня. Сердце больше не могло молчать и скрывать, как горячо и трепетно я люблю моего прекрасного мистера Эллингтона. Заключив лицо мужчины в ладони, я поцеловала его. К счастью, моя пылкость и несдержанность не спугнули и, стиснув меня в объятиях, он ответил на поцелуй, страстно и с желанием. Его язык заигрывал с моим, то лаская, то покоряя его своей силой и напором, а руки блуждали по спине, прижимая меня ближе, хотя это было уже физически невозможно. Но нам обоим хотелось стать единым целым, слиться в потоке нахлынувшей страсти. Так некстати наш момент уединения и страсти был прерван вспышкой фотоаппарата. Я даже вздрогнула от неожиданности и, смутившись, спрятала лицо на груди у мистера Эллингтона. Впрочем, ради этого ведь все и планировалось.
– Мисс Уэйнрайт, не могли бы вы посмотреть в камеру и улыбнуться? Получится очень красивый снимок, – попросил другой журналист.
Да. Что-то я сомневаюсь, что в газеты выложат не снимок, где мы с Генри пожираем друг друга в объятиях страсти, а невинный, где мы, девственно чистые и непорочные, обнявшись, стоим на фоне заката. Тем не менее, выполняя свою часть сделки, я повернулась лицом к камере и улыбнулась. После короткой фотосессии мистер Эллингтон попросил журналистов удалиться и протянул мне руку, чтобы помочь выйти на берег, ведь зашли мы достаточно глубоко и ноги утопали в зыбком песке дна. Неожиданно он остановился и как мальчишка, озорно на меня посмотрел.