В бочках нашлась крупа.

Мелкая, белесая, совершенно незнакомая. А вот и мука. И кажется, масло в огромном кувшине. В другом – тоже, но какое-то не такое, зеленоватое и с острым запахом.

Стася уже не удивилась, обнаружив уксус.

И отдельный погреб, в котором ждали своего часа белесые головы сыра.

…молоко.

…простокваша и творог, за которым она моталась в город.

Рыба сушеная. Рыба вяленая.

Рыба свежая, если так можно сказать о рыбе, выловленной черт его знает, сколько лет тому, но огромные туши лососей свисали с крюков. На чешуе их поблескивал лед, как и тот, что был рассыпан под ними.

Разделанная туша оленя.

Полсотни зайцев, во всяком случае, Евдоким Афанасьевич уверял, что это именно зайцы, просто освежеванные и потрошеные.

Дикий кабан и его печень. Копченые медвежьи лапы. И совершенно деликатесные, но вида напрочь несерьезного рябчики.

Мед.

И снова мед. И опять мед. Орехи… мука опять…

– Зачем же вы меня в город отправили? – Стася не удержалась и сунула в рот кругляш фундука, правда, готовая немедля выплюнуть, но… орех был обыкновенным. Ореховым. Ни затхлости, ни гнилого привкуса.

– Во-первых, было интересно, как вы, боярышня, справитесь, – Евдоким Афанасьевич корзину с орехами облетел, чтобы ненадолго исчезнуть в ближайшей стене. А появившись, сообщил: – Винный погреб тоже сохранился.

Актуально, ей теперь только вина и не хватало.

Или… взять бутылку и напиться?

– Во-вторых, как видите, любезная ведьма, пусть я и связан с домом, однако в нынешнем своем состоянии не всегда способен на него повлиять. И потому могло статься, что вы просто не сумели бы пройти. А если и сумели бы, то не факт, что все это… – он обвел погреб рукой. – Оказалось бы пригодным к употреблению. Все-таки столь длительное нахождение продуктов под стазис-пологом… довольно интересный эксперимент.

То есть орех жевать не стоило?

– А в-третьих… – призрак замолчал, явно подбирая нужные слова. – Мне показалось, что вы до конца так и не поверили в то, что с вами случилось. А это… весьма опасное состояние.

Стася вздохнула.

И сгрызла еще один орех. Назло себе и миру.

…ударилась красавица о сковородку и обернулась ведьмою, которая оную сковородку и добра молодца отняла и ею его же оприходовала, да так, что позабыл он и про дом свой, и про матушку, и про норов прежний. И зажили они душа в душу.

Народная сказка о прекрасной ведьме и недобром молодце.

Из окна верховный маг города Канопень выползал задом, потому как магия магией, а осторожность еще никому не помешала. Нога нащупала виноградную лозу, которая под весом Ежи опасно натянулась и захрустела. Посыпались камушки, предупреждая, что лоза не так и прочна.

– Что ты там возишься? – свистящим шепотом поинтересовалась боярыня Подольская, особа выдающихся достоинств, которые успел оценить не один лишь Подольский, правда, сам он о том не ведал, всецело убежденный в том, что Боги послали супругу ему кроткую и прекрасную. – Скоро Гашечек вернется.

Она присела на подоконник, одною рученькой придерживая края кружевной накидки, а другою – зеркальце на длинной ручке. Зеркальце прекрасная Елена, из-за которой в позапрошлом году в городе состоялись три дуэли и два мордобития, а в этом с точностью до наоборот, держала на вытянутой руке, поворачивая то влево, то вправо.

Оттопырив языком щеку, она слегка нахмурилась. Показалось, что на белоснежной идеальной коже появилась крохотная морщинка.

– Я… спускаюсь, – честно сказал Ежи, мысленно пообещав себе, что в следующий раз найдет любовницу если и не замужнюю, то всяко такую, которая обретается в одноэтажном особняке. Или хотя бы на втором… не выше второго.

Нет, вид из башни, в которой обреталась боярыня, открывался пречудеснейший, но вот что касается остального…

– Слышала, что в городе ведьма объявилась, – Елена оттянула другую щеку, затем задрала голову, потрогала пальцами нежное горлышко, убеждаясь, что уж на нем-то кожа осталась прежнею, мягкою и без морщин.

Ежи перебрался на другую ветку, подумавши, что прошлым разом эти самые ветки выглядели куда как более прочными. Теперь будто расшатались. Вон, одна даже обвисла.

– Слухи, – пропыхтел он, стараясь не обращать внимание на курлыканье голубей.

Голуби обретались тут же, на чердаке, и Елена уверяла, что голоса их действуют на нее успокаивающе. Супруг верил. И в голубей, и в тонкость натуры, требовавшей уединения, и в то, что оное уединение способствует сохранению брака. Глядя на самого боярина Подольского, человека в высшей степени достойного и царству полезного, однако при всем том ни статью, ни обличьем прекрасной супруге не соответствовавшего, Ежи верил. В то, что сохранности брака касается.

– А если правда? И ты можешь спускаться как-то… побыстрее?

– Куда уж быстрее.

Ветки приходилось нащупывать, притом надеясь, что они в достаточной мере прочны, да и в стены каменные вросли крепко. Меж тем в рот и нос лезли листья, по шее пробежало что-то мелкое и быстрое, а еще Ежи, кажется, умудрился вляпаться в паутину.

Он с детства терпеть не мог пауков.

– Еще быстрее, – раздраженно произнесла Елена и зеркальцем помахала. – Ты меня компрометируешь!

– Извини…

…а ведь в первый раз он карабкался по этому вот винограду, изнывая от страсти. Сердце колотилось, руки дрожали, в голове же крутилось, что вот она, любовь. Пришла, настигла… опалила взглядом. Кажется, так принято было писать в дамских альбомах.

Альбом у Елены тоже имелся.

Его она и поднесла при первой встрече, стесняясь и робея, не смея обратиться с просьбой, и тогда-то Ежи, оставляя в альбоме какой-то глупый стишок из книги «Истинных кавалеров», выученный аккурат для подобного случая, ощутил в груди томление.

Потом были случайные встречи.

Короткие беседы.

И намеки.

Игра, доставлявшая удовольствие обоим, напомнившая о тех, полузабытых временах, когда Ежи был еще не верховным магом в захудалом провинциальном городке, но обыкновенным студентом, в меру одаренным, в меру перспективным. Перспективы остались в прошлом, как и те, столичные романы, но…

– Если Гашечек со мною разведется, ты должен будешь жениться, – заметила Елена, и в темных очах ее блеснуло что-то такое, донельзя предвкушающее, заставившее Ежи поторопиться.

К браку он готов не был.

Категорически.

И потому, когда очередная ветка треснула-таки, он лишь выругался. Сквозь зубы. И дал себе слово, что более никогда в жизни… найдет любовницу из простых. Снимет дом. Обставит. Будет навещать трижды в неделю по согласовенному расписанию, как это ныне принято. Может, никаких страстей, зато и сам целее будешь…

…вспомнилось вдруг, что при всей своей неказистости господин Подольский славился меткостью и характером резким, нетерпимым.

Служил опять же.

Поговаривали, что и воевал.

На винограде стало совсем неуютно.

– Дорогой, – Елена отложила-таки зеркальце и наклонилась, легши на подоконник, помахала ручкой. – Если ведьма настоящая, ты ведь скажешь?

– Всенепременно, – Ежи чувствовал, что земля уже близко, однако врожденное благоразумие мешало ему просто разжать руки и спрыгнуть.

– Только обязательно скажи… мне вот Фроська клялась, что будто бы настоящая.

– Ну, если Фроська…

– Она на рынок ходила, а там говорят, что настоящее некуда.

– Конечно, им оно виднее…

– И что живет она в лесу… в темном-темном лесу… только там, наверное, не очень удобно. Как ты думаешь?

Ежи не думал, Ежи пытался понять, сколько ему еще до земли осталось. И надо ли прыгать?

Мало ли… там, помнится, розовые кусты росли, аккурат под башней, здоровенные, с колючками, которые и зачарованную ткань пробивали с ужасающей легкостью.

– И если так, то, может, предложить ей денег? Чтобы нормальный дом сняла… хотя кто сдаст ведьме? Или все-таки сдадут… главное, если услугу оказать, то и она проникнется.