Он развернул другой холст.
— Это я писал в Москве.
На холсте был нарисован дом: двухэтажный, розового цвета, с красной крышей. Окна маленькие, неяркие. Над окнами резные наличники. Ни дать ни взять игрушечный домик.
— Таких домов в Москве становится все меньше, — пояснил Володя. — Это я как-то бродил в Замоскворечье, увидел этот особнячок, даже остановился. Нет, думаю, такую красоту, нельзя не написать. Просто невозможно!
По правде говоря, Егору больше понравилась картина, которую Володя привез с Байкала. Но он не желал обидеть брата, потому и хвалил обе картины: и ту, что нравилась ему, и розовый московский домик.
— Отдохни-ка немного от своей мазни, — сказала мама.
Володя покачал головой.
— И не подумаю. Буду ходить на этюды, у нас здесь такие виды, так и просятся на холст!
Егор сказал смущенно:
— Нарисуй меня.
— Почему же нет? Постараемся…
— А вы… а ты тоже художник? — спросил Егор Костю.
— Нет, я геолог.
— У него интересная работа, — сказал Володя. — Каждый год он ездит в экспедиции, в тайгу, в тундру…
— Вы что же, окончили университет или институт? — вежливо поинтересовался папа.
— Нет, я на третьем курсе института.
Володя обернулся к Егору:
— Ну, а ты-то как поживаешь?
— Я же сказал же тебе, что хорошо… — Егор подумал немного и добавил: — Я повесть пишу.
Володя подергал себя за бороду.
— Вот как?
— Я давно, — ответил Егор. — Я все время что-нибудь сочиняю.
— Это хорошо, — серьезно заметил Костя.
Егор хотел было рассказать, о чем он пишет, что это за повесть и о чем хочет еще писать, и еще ему хотелось узнать от Володи, почему это он говорит «я писал», а не «я рисовал», и еще — зачем это он отрастил себе такую бороду, ведь без бороды удобнее, с нею просто-напросто жарко, но тут мама решительно заявила:
— Давайте-ка, друзья, ложитесь спать, не теряйте зря времени!
Володя с Костей отправились в светелку под чердаком, и Егору, которому спать совсем не хотелось, тоже пришлось идти к себе в комнату.
Лежа уже в постели, Егор вспомнил, что так и не успел попробовать пирог. За разговорами совершенно забыл…
После дождливой ночи утро выдалось теплым и ясным. В голубом, хорошо промытом дождем небе — ни облачка. Светило большое солнце, пели птицы.
Егор проснулся, выбежал во двор, увидел: Володя и Костя, стоя друг против друга, занимались утренней зарядкой. Размахивали руками, гнулись до самой земли, поднимали ноги, а потом стали бегать по двору, и за ними бежал Кузя, громко, восторженно лая.
Потом Володя стал медленно ходить, глубоко дыша и плавно раскидывая руки, и Кузя тоже перестал бегать.
— Сейчас позавтракаем и пойдем к замку, — сказал Володя.
— И Костя тоже? — спросил Егор.
— И Костя, и, если хочешь, ты с Кузей.
— Конечно, хочу! — воскликнул Егор. — Пойдешь с нами, Кузя?
Кузя оглушительно громко залаял.
— Еще бы не пойдет, — сказал Костя.
Развалины «замка» находились на самой окраине города. Вернее сказать, это был никакой не замок, а просто обломки большой, некогда благоустроенной и богатой помещичьей усадьбы.
Но окрестные жители с чьей-то легкой руки окрестили усадьбу замком, и так оно и осталось на все времена.
Вокруг развалин разросся огромный запущенный сад. Вековые липы возвышались рядом с дуплистыми, уже много лет не плодоносившими яблонями. В траве прыгали лягушки, и гомон стоял в воздухе, несмолкаемый гомон от множества птиц.
Егор шагал впереди, держа в руках холст, свернутый в трубку.
Володя нес мольберт, Костя — ящик с красками. Только Кузя не нес ничего, бежал впереди, время от времени оглядываясь назад.
Володя остановился:
— Смотрите, какие различные оттенки зеленого, от темного, чуть не аспидного, до совсем светлого, изумрудного…
Егор огляделся. Вдали темнели деревья леса, они казались и в самом деле почти черными в горячем, радостном блеске летнего солнца; трава была густо-зеленой, а листва деревьев в саду отличалась тем блестящим, свежим цветом, который обычно зовут салатовым.
Костя снял очки, протер их платком и надел снова. Глаза его взволнованно блестели.
— Что за красотища здесь!
— Еще бы, — с гордостью произнес Володя, словно именно он, своими руками создал всю эту красоту. — Потому и писать здесь есть что: куда ни глянь, один пейзаж лучше другого!
— Почему ты говоришь «писать», а не «рисовать»? — спросил Егор. — Ведь ты же не пишешь, а рисуешь.
Володя пояснил:
— Если работаешь маслом, масляными красками, то говорят «пишешь», если карандашом, сепией, — то «рисуешь». Понял?
— А ты чем будешь рисовать… писать?
— Я — маслом. Так что буду писать.
Нельзя сказать, чтобы Егор понял решительно все, что сказал Володя, однако предпочел молча кивнуть. Пишет так пишет, не все ли равно?
Кругом белели покрытые зеленым лишаем обломки мрамора.
— Это была когда-то, должно быть, веранда, — сказал Володя.
— Давай приземлимся здесь, — предложил Костя.
— Давай.
Володя долго ходил задумавшись, то подносил кулак к глазам и смотрел сквозь него, словно в бинокль, то, закинув голову, вглядывался в небо, как бы пытаясь разглядеть там что-то, видное лишь ему.
Наконец раскрыл мольберт, положил возле себя ящик с красками.
Костя лег на траву, заложив руки за голову, и Егор лег возле него.
Где-то высоко над их головами слышались птичьи голоса да время от времени пролетал легкий ветер, и тогда листья шумели, словно озеро в непогоду, и вновь затихали надолго…
Егор, сощурив глаза, смотрел на Володю. Володя, казалось, забыл обо всем, прилежно нанося на холст всё новые мазки. Порой он отходил на несколько шагов назад, издали глядя на холст. Лицо его было сосредоточенным. Он поймал взгляд Егора, подмигнул ему.
— Скучаешь?
— Нет.
— Умному человеку не бывает скучно, — сказал Костя.
Егор обрадовался. Стало быть, этот Костя, по всему видать, очень умный и его, Егора, тоже считает умным.
Егор приподнялся с земли:
— Я никогда не скучаю, потому что у меня всегда есть дело…
— Какое же дело? — спросил Костя.
— Я или пишу стихи, или повесть, или читаю, или хожу на речку…
Он искоса глянул на Володю, но Володя уже не слушал его, снова стоял возле своей картины, осторожно водя по ней кистью.
Егору очень хотелось поговорить с Костей о том, интересно ли быть геологом, нравится ли ему ездить в экспедиции? Все-таки, должно быть, здорово интересно ходить с рюкзаком по лесам и горам, встречать разных людей, говорить с ними и потом вдруг отыскать какой-то неведомый источник. А вода в этом источнике самая что ни на есть хорошая, может вылечить любую болезнь. И вот на этом самом месте строят курорт, и люди приезжают изо всех городов, и все они очень благодарны геологу, который открыл источник.
Если бы он, Егор, не решил стать писателем, он бы наверняка стал геологом.
Так думал Егор и незаметно для себя задремал.
Когда он проснулся, то увидел: над ним стоит Володя и длинной травинкой щекочет его нос.
— Ну и соня же ты! — сказал Володя.
Егор быстро вскочил на ноги.
— Что, уже кончил рисовать, то есть писать?
— Еще нет…
Возле его картины стоял Костя.
— Как тебе? — спросил Володя.
— Неплохо.
Егор подошел к картине. Прямо на него глядели темно-зеленые липы. На земле белели обломки мрамора. Вдали, на фоне голубого, озаренного солнцем неба, виднелись зубчатые вершины деревьев.
Все было совершенно так, как и в самом деле, — и липы, и земля, густо поросшая травой, и белые куски мрамора, и темневший вдали лес.
— Мне еще работы на неделю, — сказал Володя.
Егор удивился:
— Неужели еще не все сделал?
— Нет, конечно. Надо многое доделать.
Егор отошел на несколько шагов назад. Чем дальше он отходил, тем все гуще, все рельефнее становились краски, тем глубже казалось небо на картине.
