- След этих зубок очень узнаваем. Ну а кто такие ими-лумпы – стыдно не знать, тем более учителю, Элли. Это дальние родственники умпа-лумпов, тоже крошечный народец из Лумпаландии, который, правда, поклоняется шалфею и эвкалипту или тому подобной ерунде, полезной для зубов. Зубы для ими-лумпов – самое важное, они стачивают себе их с двух сторон так, чтобы те треугольниками торчали из десен, и впиваются ими в руки и ноги каждого чужеземца. Зубы – их единственное оружие, они отточили технику их использования до блеска. Когда я был в Лумпаландии…

Тут он резко прерывается, выпускает мою руку, его лицо недоуменно вытягивается, а брови взлетают вверх, так и норовя совсем спрятаться за козырьком цилиндра.

- Элли! – тревожным полушепотом восклицает он, нагибаясь ко мне так близко, что сердце, на мгновение совсем остановившись, пропускает единственный удар, который я ощущаю всем телом. – Ничего не говори! Но, кажется, я теперь совсем как ты. Я… галлюцинирую!

- Что? – удивленно переспрашиваю я. На губах против моей воли расцветает глупая улыбка.

- Не «что», а галлюцинирую, - недовольно поправляет он. - Это значит, вижу то, чего не существует в реальности. И нечего улыбаться! Это ты заразила меня! Вон, смотри туда! – он берет меня за плечи и медленно разворачивает на сто восемьдесят градусов. - Видишь что-нибудь? – раздается над ухом взволнованный вкрадчивый шепот.

Впереди на поляне Шарлотта, воровски озираясь, набивает фруктовыми леденцами свою мягкую игрушку-рюкзак.

- Ах, да это же Чарли! Я совсем забыла представить вас друг другу! - говорю я, нарочито хлопая себя по лбу и посылая Шарлотте гневный выразительный взгляд. Я же строго-настрого наказала ей ждать меня, не сходя с того места, где я ее оставила, а она, между прочим, дала клятву! Девочка, не замечая моих гримас, продолжает срывать с ветвей леденцы, градом осыпающиеся от ее прикосновений.

- Ах, Чарли! – Вонка разжимает хватку и испускает звонкий смешок. – А я уж было перепугался! Но зачем же нас представлять друг другу, Элли? Мы и так знакомы, ты забыла? Он же в будущем унаследует фабрику! Только… хм… что-то с ним сегодня не так. Утром он определенно выглядел иначе… - Вилли подозрительно хмурится.

- Нет-нет, это не Чарли Бакет, - поспешно поправляю я. – Это девочка Чарли. Шарлотта.

- О-у. К твоему сведению, я сразу понял, что это ненастоящий Чарли. Меня не проведешь! - Вонка дергает головой, как породистый голубь. – Хм. Шарлотта. Твоя ученица?

- Э-э, - нерешительно мнусь я, сдуваясь под его выжидающим взглядом. – Вообще-то нет. Не совсем. Я ее… нашла.

- На улице? – любопытствует Вонка.

- Ну да.

Он морщит нос и укоризненно цокает языком:

- Неужели тебя в детстве не учили, что нельзя подбирать с улицы всякую гадость? Предупреждаю, мы ее не оставим!

- Она не гадость! – возмущенно накидываюсь я. – Как ты вообще можешь так отзываться о живом человеке?!

Вонка раздраженно закатывает глаза и начинает медленно и деловито мне втолковывать:

- Я так говорю, потому что… - он не договаривает. Около его глаз отчетливо проступают злые морщинки, губы смыкаются в тонкую линию. – Эй ты, городская находка, немедленно перестань! То, что ты делаешь, карается по закону! Это прописано в конституции Шоколадной Фабрики, статья тридцать четыре, параграф семь! Немедленно прекрати или получишь наказание в виде недели общественных работ – будешь зубной щеткой отдраивать котлы от шоколада, пока не заблестят, как зеркала! – гневно восклицает он, перехватывая другой рукой тросточку. Шарлотта оборачивается и нахально пожимает узкими плечами, так мол и так, что тут поделаешь. Хотя стоит она довольно далеко, на ее непроницаемом лице ни тени стыда или страха.

- Вот почему, Элли, гляди, - уголком рта обращается ко мне Вонка. – Только посмотри, что она сделала с леденцовым деревом. Оно измучено, истерзано, изуродовано!… прямо как твоя сегодняшняя обувь – не обижайся. И как вообще можно любить детей? Они же варварские дикари! Дикарские варвары! Брр! – он раздраженно передергивает плечами.

Я начинаю метаться, как малек в рыбацком сачке, не зная, что мне отстаивать: то ли чистоту детских душ и помыслов – что заведомо бесполезно – то ли чистоту собственных сапог, которые, на мой взгляд, выглядят вполне опрятно. И в итоге спрашиваю совершенно иное:

- Что за свод законов? И потом, как ты ее накажешь, она же несовершеннолетняя?

- О-о, Элизабет, ты столького не знаешь, - чуть ли не мурчит Вонка, улыбаясь, как довольный кот. Его гнев заканчивается так же внезапно, как начинается.

- Вот именно, - соглашаюсь, добавляя в слова как можно больше сарказма. – Я столького не знаю.

Нарочно или нет, но Вонка иронии не замечает и согласно кивает головой:

- А я всегда говорил, девочка моя, что тебе не хватает эрудированности! Нужно расширять кругозор. Бери пример с меня: я ежедневно борюсь с собственным невежеством!.. Ты говоришь, она несовершеннолетняя, - вдруг снова серьезнеет он.

- Да, конечно, да ей не больше семи! Так что с наказанием точно ничего не выйдет.

- С каким наказанием? – вскидывает бровь Вонка. Ни с того ни с сего он становится мрачнее тучи.

- Ну котлы же!

- Котлы? Элли, все-таки в последнее время ты очень странная. Скажи мне, - он хитро прищуривается, - разве в таком возрасте дети не должны быть прикреплены к родителям?

- Ну-у, они явно не имеют права жить отдельно, - недоуменно соглашаюсь я. – К чему ты клонишь?

- Ага! – Вонка вскидывает вверх указательный палец. – Недаром я несколько лет изучал психологию преступников! Я раскусил тебя! Ты совсем как орех! Как миндаль в сахаре!

- Ты изучал психологию преступников? - шокировано спрашиваю я, и мой вопрос звучит синхронно с его: «Ты попалась на горяченьком!»

Следующие реплики мы снова произносим хором:

- Да, я же говорил, что у меня широкий кругозор!

- Горяченьком?!

Вонка переплетает пальцы вокруг моего предплечья, притягивает к себе и начинает быстро тараторить серьезным обвиняющим шепотом, прожигая меня насквозь проницательным взглядом:

- Да, Элли, да, я чувствовал, что такое может случиться. Сначала люди хандрят, а потом похищают чужих детей. Так всегда бывает. Ничего не отрицай! – он быстро подносит к моим губам указательный палец. - Я как в воду глядел. К твоему сведению, ты в большой опасности. Если правда всплывет наружу – а рано или поздно это случится – тебе придется, знаешь как это называют, «мотать срок в тюремной камере», а там ужасно скучно и плохо кормят. Это я тебе точно говорю. Но можешь не волноваться, пока я один в курсе дела, ты в безопасности: можешь доверять мне, я не выдам тебя, даже если они признают меня твоим сообщником… Хотя… если вдруг они признают, ты же будешь это отрицать, правда? Я бы не советовал тебе сознаваться. У меня есть пастила забвенья, мы можем накормить ею это… это существо… Эй! Эй! Девочка! Уйди оттуда! Это очень-очень опасно, - снова отвлекается он, резко распрямляясь.

Я смотрю по направлению его взгляда, и, ни минуты не раздумывая, кидаюсь вперед.

- Элли, и ты туда же? – разочарованно кричит мне вдогонку Вонка.

========== Часть 6 ==========

Но я знаю, что делаю.

Шарлотта, ловко вскарабкавшись вверх по лилово-малиновому склону вулкана, крепко держится руками за кайму кратера и, низко нагибаясь, зачарованно глядит прямо во враждебное шипучее чрево. Тем временем в напряженном воздухе уже слышится подозрительный рокот. Я нервно сглатываю слюну.

- Чарли, слезь, пожалуйста! Ты слышишь меня? Сейчас рванет! Слезай оттуда! – сложив ладони рупором, зову ее я. Зову громко, но она делает вид, что не слышит.

- Чарли! Чарли! – я машу снизу руками, пытаясь привлечь ее внимание. – Он сейчас взорвется! А ну быстро вниз!

Вилли подходит сзади и становится рядом.

- Интересно, - с невинным любопытством спрашивает он, - девочке удастся удержаться, или шипучка ее все-таки смоет? Ты на что ставишь?