Другой малыш тоже был на подходе: шла двадцатая неделя, мой живот округлился, ребенок начал активно шевелиться. Я знала, что это будет девочка. Она уже не любила резкие звуки и громкую музыку: сразу начинала беспокойно двигаться, и тогда я прижимала руку к животу и говорила ей что-то утешительное, и ей богу, мне казалось, она меня понимает. Это было странное чувство. От одной лишь мысли, что скоро здесь появится малышка, у меня сосало под ложечкой. Мама предложила мне переехать к ней и Саймону в свободную комнату хотя бы на первые несколько месяцев после родов и купила детскую кроватку еще до того, как я с благодарностью приняла ее помощь. Шарлотта составила список имен, которые считала наиболее удачными, и уговаривала меня дать ей право самой выбрать, как назвать малышку; первые имена в списке (Эванджелина, Диаманта и Патриция) вполне объясняют, почему ее попытки остались безуспешны. Я почти перестала плакать по ночам и с нарастающим оптимизмом смотрела в будущее.

Последний раз я плакала неделю назад, когда одним ненастным вечером обнаружила на своем пороге Чарли Баккета. Он совсем не изменился, но на добром лице его ясно читалось смущение и еще почему-то тревога.

- Чарли! – как можно непринужденнее постаралась воскликнуть я, улыбаясь так широко, что боюсь, улыбку можно было принять за оскал. – А мы только поужинали. Ты голоден?

- Я… нет.

- На улице льет как из ведра – не стой же на пороге! Проходи, отряхни зонтик, вот так. Я сделаю тебе какао. Или ты предпочитаешь чай? Может, кофе?

- Э-э, какао будет в самый раз, спасибо.

Шарлотта выглянула из своей комнаты, поздоровалась и снова скрылась за закрытой дверью. Уже четвертый раз она бралась за город фей – предыдущие три рисунка были безжалостно разорваны в клочья.

Приготовив какао, я положила три больших маршмеллоу поверх теплой пенки и протянула ему кружку. Его руки дрожали – я так и не поняла, от холода ли или от волнения.

- Принести тебе плед? Сухие носки?

Чарли молча покачал головой. За окном сверкнула молния, и дождь хлынул с новой силой с таким звуком, точно кто-то бросил горсть булавок в стекло.

- Ты пешком пришел?

- Угу.

- Вовремя успел, - боюсь, мой голос звучал совсем не так беззаботно, как мне того хотелось. – Ну так… что стряслось?

- Франческа станет совладелицей фабрики, - прохрипел мальчик, опуская взгляд. – Сейчас идут приготовления. Повсюду слоняются адвокаты. Малли вчера проглотил одного - еле вытащили. Тот вращал глазами и рвался обратно внутрь, кричал, что потерял бриллиантовую запонку… Уже назначена дата. Тринадцатое мая. Будет большое торжество.

- Через… две недели? – пробормотала я, не зная, что еще тут можно сказать.

- Да. Так получается, - он вдруг резко вскинул на меня глаза. – Миссис… кхм… Вы должны этому помешать! На вас вся надежда! Меня мистер Вонка и слушать не желает.

- Помешать? – я искренне удивилась, вспомнив, с каким обожанием Бакеты всегда смотрели на Скварчалупи. - Но зачем?

- Неужели вы тоже не заметили? Франческа, с ней что-то не так, что-то в ней неправильно… Она улыбается, а глаза ее не смеются. И все, что она говорит, так складно и занимательно, что кажется, она это просто придумала. Я думаю… я знаю, она лгунья. Она врет даже в мелочах, когда рассказывает все эти милые истории из ее детства. Этого никто не видит, ни родители, ни бабушки с дедушками, ни мистер Вонка – никто. Но я точно знаю, что это так, я чувствую. Простите, что я спрашиваю, но почему вы здесь, миссис Вонка? Почему вы уехали? Из-за Франчески? Она сказала, что это потому, что вы тяжело переживаете отъезд Шарлотты и вам нужно немного отдохнуть и собраться с мыслями. Но Шарлотта здесь, с вами, я видел ее… Тогда почему вы не возвращаетесь?

Я молча села рядом на софу и обняла его за плечи.

- Мистер Вонка… Он… он стал очень странный. Нервничает больше, чем обычно, и все забывает. Когда я спрашиваю, когда вы вернетесь, он все время повторяет “очень скоро, мой мальчик, очень скоро”. Но я ему не верю. Мама говорит, что когда взрослые говорят “очень скоро”, иногда это означает, что должно пройти какое-то время. Но… вы ведь не вернетесь… да?

Я не успела ничего ответить, как Шарлотта пулей выскочила из своей комнаты и остановилась посреди зала.

- Я тоже считаю, что так оставлять это дело нельзя! И ты совершенно прав насчет Франчески, Чарли. Она та еще… лужа дерьма.

- Шарлотта!

- Да, это грубо и бла-бла-бла, но только не говорите, что вы не согласны!

- Шарлотта, немедленно вернись в свою комнату. Живо! Ты наказана. И если не хочешь, чтобы я вымыла тебе рот с мылом, думай, что говоришь!

- Да что с вами не так?! Я же просто помочь хочу! Ну и пожалуйста! – в слезах она затопала ногами, а потом с такой яростью хлопнула за собой дверью, что сверху упал наличник.

- Нет, я не вернусь, Чарли, - повернулась я к окаменевшему мальчику, мой голос все еще звенел нежеланным холодом. – Мы с мистером Вонкой разошлись. Это сложно объяснить, это дела взрослых. Но я хочу, чтобы ты знал, что на нашу с тобой дружбу это не может никак повлиять. Ты всегда желанный гость в моем доме – приходи, когда захочешь, я буду очень рада.

- Из-за Франчески?

- Чарли…

- Мистер Вонка теперь женится на ней?

- Я… я не знаю, Чарли. Мне… все равно.

Он долго и пристально смотрел мне прямо в глаза, а потом решительно протянул обратно кружку с недопитым какао:

- Вы тоже лгунья.

========== Часть 35 ==========

Период сезонных дождей затянулся. Дорожки в парке совсем размокли, так что при ходьбе ноги месят мягкую и рыхлую, как тесто, грязь. С молодой листвы за шиворот стекают ледяные капли, от сырости из носа течет, да и сам воздух кажется мокрым. Пару дней назад я приобрела резиновые сапоги и сейчас иду, разбивая прозрачные зеркала луж, и восхищаюсь своей дальновидностью.

Шарлотта не пожелала составить мне компанию и была отправлена к Эду и Мэтти «нянчить малыша» - как с важностью говорила она. Если честно, втайне я этому рада. Сейчас мне больше чем когда-либо хочется побыть одной и слякотный неуютный парк – мое лучшее прибежище.

На календаре тринадцатое мая. Сегодня Франческа окончательно утвердит свою власть над фабрикой и ее владельцем, и у меня не было бы сердца, если бы меня это не волновало. Ночью я не сомкнула глаз, и сейчас чувствую себя разбитой. В горле стоит ком. Я не могу сидеть на месте, я хочу идти быстрым, совсем не прогулочным шагом, идти километры, пока не заноют ноги. Движение приносит мне слабое утешение. Движение отвлекает внимание.

Незаметно для себя я приближаюсь к пруду. Сегодня на воде нет уток, для которых я прихватила из дома остатки черствого хлеба, зато прямо у самого берега, нахохлившись, угнездился белый лебедь.