Девочка быстро пожимает ладонь и представляется:
- Никакая я не Айла, если что. Я - Шарлотта. Но вы можете звать меня Чарли.
========== Часть 4 ==========
- Кстати, откуда ты знаешь, кто я? – спрашиваю я Шарлотту, когда мы быстрым бодрым шагом подходим к фабрике.
Ответ мне заранее известен: в газетах писали о предстоящей свадьбе, даже прикрепили фотографию, где у меня такой вид, словно я съела что-то несвежее и теперь мучаюсь от проблем с желудком, а один умник-журналист из местной желтой газетенки догадался поместить мою фотографию на первую полосу под заголовком «Сладкие планы юной старлетки», где я была представлена в амплуа охочей до чужих денег посредственной актриски. Несмотря на то, что с легкой руки всемогущего Саймона в следующем же выпуске вышло опровержение, несколько дней я не решалась показываться на улице, и даже потом меня еще долго мучило то ужасное чувство, когда кажется, что все вокруг шепчутся о тебе за спиной, искоса провожая осуждающими взглядами.
Тем не менее, для того, чтобы установить контакт с Чарли, нужен старт, и ничего умнее мне в голову не приходит.
- Видела в газетах, - небрежно бросает Шарлотта. – Я вас совсем иначе себе представляла.
- Правда? Как?
- Более, не знаю… красивой, что ли, - как ни в чем не бывало замечает она.
- Прости, если разочаровала, - улыбаюсь я, стремясь скрыть, насколько уязвлена этим небрежным замечанием.
- Ничего страшного.
Она всего лишь ребенок, и ее слова не истина в последней инстанции, мысленно успокаиваю себя я, но бестактная девчонка ненароком разбередила старую рану: я всегда казалась себе человеком, целиком и полностью состоящим из «не» - некрасивая, невысокая, нежеланная, недалекая, ненужная. Вернее, почти всегда, поскольку последние два года у меня не раз возникал повод убедиться в обратном, однако же, несмотря ни на что, подобные пессимистические парадигмы уже перекроили по-своему мою личность, заложив определенный фундамент, и менять что-либо – значило бы меняться самой, целиком и полностью, а к этому я готова не была.
Весь путь до фабрики Шарлотта молчит, никак не реагируя на мои расспросы по поводу ее уличной жизни и планов на будущее. Она вся сосредоточена на дороге: идет, руки в карманах, спина ссутулена, глаза не мигая глядят перед собой – настоящий моллюск, забившийся в раковину.
Лишний раз убедившись, что рассчитывать на откровенность не стоит, я пропускаю ее сквозь кованые ворота фабрики. Она без особого интереса оглядывается по сторонам и, как только появляется возможность, спешит укрыться в тепле помещения. Ее не удивляет ни странной формы дверь в торце коридора, ни сам коридор – что бы ни происходило в голове у Чарли на самом деле, весь ее вид выражает абсолютную безучастность к происходящему: она погрустнела, помрачнела и идет, еле переставляя ноги.
- Жарко здесь, - негромко произносит Шарлотта, и это ее первые слова за прошедшие десять минут.
- Да, действительно. Можешь снять дубленку и шапку и оставить здесь.
Без всяких вопросов, с той же постной миной на лице, она одним движением скидывает дубленку на пол, ногой задвигает ее в дальний угол и стягивает с волос лыжную шапочку, отчего несколько длинных волосков на макушке, наэлектризовавшись, взметаются вверх. Без дубленки она кажется особенно хрупкой, того и гляди взлетит на воздух. Жалость накатывает внезапно, как морской прилив, и сердце съеживается в странном отчаянном томлении.
Бедная, бедная девочка! До чего же ужасен мир, если в нем страдают дети. И как жаль, как мучительно жаль, что я не могу абстрагироваться от него, поселиться в своих фантазиях, потому как, прав Эдвин, от горькой правды никуда не денешься. Даже здесь, даже на фабрике нельзя забывать, что ее со всех сторон окружает другая, жестокая, неподвластная нам реальность, которая ни за что не оставит в покое.
Я долго копошусь около двери, пытаясь совладать с замочной скважиной, намертво заглотившей металлический ключ, но нежелающей открывать перед нами врата к своим сокровищам, словно предчувствующей появление нежеланной гостьи. Наконец механизм в замке щелкает - неохотно скрипнув, дверца отворяется, и Чарли стремительно и юрко кидается внутрь, как мышка в родную норку.
- Потря-ясно. Как потря-я-ясно, - доносится до меня ее голос, в котором, наконец, появляются и изумление, и живость.
Когда я, пригнувшись, пролезаю за ней следом и закрываю изнутри дверь, губы девчонки уже перепачканы шоколадом, челюсти усиленно работают и маленькие глазки лихорадочно поблескивают.
- Чарли! - укоризненно говорю я. – Разве я разрешала тебе прикасаться к чему-либо?
- Разве запрещали? – ухмыляется юное создание, одной рукой вытирая крем с пальцев о вязаный свитер, другой - отламывая от коры дерева кусочек брусничной вафли.
- Как бы то ни было, не забывай, что ты в гостях и должна вести себя подобающе, - мягко прошу я, стараюсь не смотреть на толстый пласт коры, который оседает вниз от легчайшего прикосновения маленьких нахальных ручонок.
- Я в плену, - с набитым ртом выдавливает Шарлотта, зорко оглядывая окрестности на предмет, чем бы еще поживиться.
- Ты, должно быть, ужасно голодна? Пойдем, я тебя накормлю, - проигнорировав последний выпад, предлагаю я, заметив с какой неумеренной жадностью она заталкивает в себя все, что только попадается под руку. Не время сейчас для нравоучений.
Но Шарлотта ехидно улыбается во весь рот:
- Лучше оставьте меня здесь. Я накормлюсь сама.
- Чарли, если сразу съешь такое количество сладкого, заболит живот.
- Ага, родители всегда так говорят, чтобы им больше досталось. Еще они говорят, что если ковыряться в носу, будет косоглазие. Это тоже чушь. И про то, что под кроватью не живут монстры – враки: я сама их видела. Вы небось тоже своим детям лапшу на уши вешаете…
- Шарлотта…
- Чарли. Просто Чарли. Что?
- Ты действительно видела под кроватью монстра?
- Зуб даю! - энергично кивает девочка, ни на секунды не прекращая жевательных процессов. - Наверняка они и под вашей кроватью есть, вот только ночь наступит, я покажу.
- Договорились. Тем не менее, сейчас тебе все-таки придется пойти со мной, а потом, так и быть, я разрешу тебе поиграть в шоколадном цехе, - с тяжелым сердцем обещаю я, представляя, во что мне это все потом выльется. Пожалуй, линчевание еще покажется ничтожной карой.
- По рукам, - вздыхает Чарли, протягивая мне липкую грязную ладошку.
- Тогда пойдем скорей, - нетерпеливо тереблю ее за плечо я, нервно взглянув на циферблат наручных часов. – Нам нужно успеть попасть во-он в тот домик около водопада раньше, чем…
Не договорив, я утягиваю ее подальше от почти уже совершенно лысого дерева и, не отпуская руки Чарли, чуть ли не бегом бросаюсь в сторону домика Бакетов.
Сейчас всего час дня, значит, Вонка еще должен спокойно творить в своем цехе изобретений, значит, ничто не помешает мне отвести ребенка к Бакетам, а они, можно не сомневаться, встанут на мою сторону. Вилли, конечно, обидится, рассердится, может, и вовсе перестанет со мной разговаривать, как он обычно делает, когда между нами проскакивает искра обоюдного непонимания, но в этот раз я точно не буду переживать и мучиться, потому как моя афера того стоит. Счастье одного ребенка заслуживает и не таких жертв.
Однако, хотя дверь в дом Бакетов и открыта, внутри никого нет. На всякий случай я даже, перепрыгивая через ступеньку, поднимаюсь на чердак к Чарли, но и там меня встречает только впопыхах застеленная постель. Я машинально взбиваю подушку и расправляю одеяло.
- А здесь убого, - констатирует Шарлотта, поднявшись наверх следом за мной. – Это здесь вы живете?
- Нет, здесь живет семья Бакетов, и если ты знаешь, кто я, то и о них наверняка слышала. Шарлотта… пожалуйста, следи за своим языком. Для умной девочки ты ведешь себя чрезвычайно грубо.
- Да, я знаю о Бакетах, - кивает головой Шарлотта, не удостоив вниманием мою просьбу. - Мальчик, который нашел золотой билет. Я тоже хотела выиграть, пришлось даже разбить копилку, чтобы хватило на несколько шоколадок. Еще родители немножко подкинули… Но мне не повезло, - вздыхает она.
