- Конечно, Лиззи! – воодушевленно кивает мама, радуясь, как доктор, чей пациент с успехом прошел первую стадию лечения.

- Да, но вот Вонка… Для него известие о моей беременности станет неприятным сюрпризом – и поверь мне, это еще в лучшем случае. На самом деле, я не знаю, как он отреагирует, и больше всего я боюсь, что он отстранится и замкнется в себе. Вдруг это убьет его? Вдруг сломает?

- Лиззи, умоляю тебя, не утрируй – от беременности мужчины не умирают, - мама насмешливо морщит лоб. Он слабо морщится: сказываются инъекции.

- Ты просто не знаешь его…

- Как и ты, раз его реакция для тебя остается непредсказуемой.

- Понимаешь, он привык, что все его желания сбываются.

- Какая милая привычка. Я была бы тоже не против привыкнуть к чему-то подобному. А если серьезно, то Лиззи, когда ты уже перестанешь все драматизировать? Жизнь довольно прозаична и куда проще, чем тебе кажется. Факты таковы: мужчины действительно иногда не хотят детей. Но иногда они меняют свое мнение. И иногда это случается уже после того, как ребенок появился на свет.

- Да, но понимаешь… – с жаром начинаю доказывать я, но, осекшись, быстро замолкаю. На кухню, зевая и устало почесывая щетину, входит Саймон. Он, как всегда, в рубашке с закатанными рукавами, как будто только что сорвался с офиса и вот-вот уедет опять.

- Докладываю обстановку: ребенок заснул. Ее папа на вечер и по совместительству клоун, сказочник, фокусник и магазин игрушек смертельно устал. Для восстановления энергии ему требуется поцелуй и подписанный Вилли Вонкой контракт на смешную сумму в восемь миллионов фунтов. Любовь моя, - обращается он к маме. – первое к тебе, Лиззи – второе по твоей части.

Я пожимаю плечами:

- Боюсь, тут я бессильна.

- Не надо бояться. Посмотри на коллекцию брендовой обуви твоей матери, восхитись и узнай у нее все тонкости манипулирования мужским сознанием. На время передачи тайных знаний я даже готов выйти из комнаты и плотно захлопнуть дверь.

- Какие еще тайные знания? – мама невинно хлопает ресницами. – Совершенной женщине требуется совершенная обувь, в глубине души ты и сам это знаешь. Иди поцелую, а то еще рухнешь в обморок от переутомления.

Когда Саймон узнал о нашей свадьбе, он пришел в такой экстаз, что откупорил коньяк, подаренный им с мамой на годовщину, и самозабвенно упивался им весь вечер, каждый новый глоток сопровождая яркой, но абсолютно неуместной цитатой. Я еще не видела людей, которые были в таком состоянии аффекта от счастья. Он напрочь забыл, как ранее уверял меня в извращенных наклонностях моего жениха. Как в мультфильме про Скруджа МакДака, под звон кассового аппарата его зрачки превратились в значки долларов. Саймон даже налил Вонке и уж не знаю в каких выражениях сумел убедить его сделать глоток. Надо сказать, его настроение не упало ни на йоту, когда магнат, вытаращив глаза, выплюнул содержимое своего граненого стакана прямо ему в лицо. Дружески похлопывая Вонку по плечу (чем заставляя последнего тревожно скашивать глаза и двигать свой стул в противоположную сторону), Саймон протерся салфеткой и продолжил свое маленькое алкогольное празднество в одиночестве. Когда он дурным голосом стал петь блюзовые композиции и обращаться к Вонке «сыночек», мама решила, что пришла пора прощаться. И хотя Саймон почувствовал себя честным старателем, нашедшим алмазную пещеру, выгод ему получить так и не удалось. Напрасно он мучил меня и своих юристов, напрасно каждую неделю бандеролью присылал контракт. Из этих листков скучающий Вонка складывал то самолетики, которые несколько дней кружились под потолком, пока умпа-лумпы в красных мундирчиках не приволокли миниатюрные пушки и не сбили их артиллерийскими снарядами, то дракончиков, случайно спаливших занавески, то нестройный хор бестолково квакающих лягушат, которые, едва обретя лапки, спешили найти себе жилище в лакричных камышах. Но Саймон и не думал сдаваться.

- Кстати, я не рассказывала тебе новость? Фабрика будет расширяться, а у Вонки появится партнер.

- Лиззи, малышка, ты просто супер! Как хорошо иметь инсайдера. Надо будет сделать пару звоночков, пока цена на акции не взлетела. Подождите, я сейчас, тут нельзя медлить, - с несвойственной ему прытью он выскакивает из комнаты.

- А что за партнер? – интересуется мама.

- Франческа Скварчалупи.

Боюсь, мое лицо говорит больше, чем я хотела бы сообщить. По крайней мере, не скривить губы у меня не вышло. Франческа, прекрасная звездная Франческа, воспитанная на песне «We are the champions», распространилась по моей жизни, как вирус: молниеносно и беспощадно. Последние две недели не проходит ни дня, когда я бы не встречала ее то в коридорах, то у Бакетов, не наталкивалась на нее, выходящую из лифта, не слышала звонкое «Элизабетта!», спускаясь в шоколадный цех. Она берет меня под руку и, ослепляя улыбкой, с непритворным дружелюбием интересуется, как прошел мой день и где я нахожу такие красивые платья. И я чувствую себя совсем как в школе, когда к тебе вдруг ни с того ни с сего проявляет благосклонность черлидерша. То есть смущаюсь, путаюсь в показаниях и ощущаю странную беспричинную гордость за то, что меня сочли достойной внимания. Уютный мир фабрики рушится, пока я в присутствии Скварчалупи отчаянно пытаюсь быть кем угодно, только не самой собой: язвительно шучу, улыбаюсь уголком рта и говорю провокационные вещи. И кажется, весь мой вид кричит: «Посмотри, посмотри на меня! Я тоже классная, я интересная, со мной не соскучишься, давай будем друзьями!» Не презирать себя после такой эскапады у меня не получается. Я со стоном падаю лицом в подушку, втайне надеясь, что завтра ее не увижу. Но она приходит снова и снова мила и любезна. И снова мне хочется копировать ее стиль и манеры, научиться также открыто смеяться, запрокинув голову, а не сдавленно хихикать в кулачок, с простотой находить нужные слова, разряжать обстановку удачной шуткой и ни мгновение не сомневаться в своей привлекательности. Франческа - это фейерверк, свежий воздух, полет. Она – моя полная противоположность, а потому у меня прекрасно получается оттенять ее совершенство.

- Франческа Скварчалупи… Скварчалупи… хм-м, где-то я уже слышала это имя, - качает головой мама. – Дай угадаю, старая дева в брючном костюме, воспринимающая слово «рост» только применимо к карьерной лестнице?

- Да нет, молодая и довольно интересная…

Мама облизывает губы:

- Красивая?

- Очень.

- Замужем?

- Нет, но она как-то сказала мне, что уже много лет безответно влюблена…

- А ты и уши развесила? – мама громко фыркает. – А трогательную историю она тебе не поведала? Может, совета спрашивала?

- Ну да-а, - осторожно соглашаюсь я, не понимая, почему ее голос вдруг приобрел обвинительный тон.

- Элли, берегись, на таких женщинах должен стоять ярлык «не вооружена, но очень опасна»…

- Дорогая, на тебе точно есть такой ярлык! – с порога кричит сияющий Саймон, видимо, довольный результатом телефонных переговоров. – О ком болтаете, девчонки? Что я пропустил?

- О Франческе Скварчалупи. Где я слышала это имя?

- Скандал с «Империей», - Саймон чешет щетину. - А что?

Нелепо взвизгнув, мама зажимает руками рот.

- Что? – настойчиво переспрашивает Саймон.

Я сглатываю слюну:

- Ну, она и есть новый партнер моего мужа. Ты… ее знаешь?

За столом воцаряется гробовое молчание. Саймон мрачно поднимает мою чашку с остывшим, так и не отпитым чаем, но, сделав глоток, тут же кидается к раковине.

- Фу-у, Лиззи, сколько тут сахара?!

- Один кубик. Хватит пугать меня, давай без лирических пауз. Что с Франческой?

- Тридцать один кубик. «Так сладок мед, что наконец он горек. Избыток вкуса отбивает вкус».

- Можно хотя бы сейчас без цитат?!

- Прости, не удержался. Это был Шекспир, и он был так уместен… Ну когда еще Шекспир будет уместен?

- Саймон!

- Ну хорошо. Нет, лично я Скварчалупи не знаю, но я знаю о ней. Она вообще довольно известна в узких кругах. Как-то в «Таймс» была даже карикатура: Скварчалупи в костюме Вандервумен. А «Эсквайр» назвал ее лицом современного феминизма. Мнения о ней так противоречивы: ее называют авантюристкой, аферисткой, выскочкой, фам-фаталь… Но лично я бы назвал ее сукой.