Он повернулся в профиль, с гордостью указывая Кате на потолок и стены.

— Как вы находите эту работу?

— Я… я н-не верю, что его светлость мог так с вами обойтись, — она все еще в ужасе качала головой, вспоминая ту ночь, когда встретила графа поблизости тайной комнаты с окровавленной шпагой в руках. Ей не то, что не хотелось верить словам Гордона Колдблада, казалось, все нутро кричало, что его слова — ложь, вопиющая клевета, но память опровергала доводы сердца. Глаза опровергали. Брат-близнец графа стоял перед ней физическим воплощением ненависти и боли, и она догадывалась, что стало их причиной.

Наконец, Ката воочию встретилась со скелетом из шкафа, о котором прежде боялась и думать. Знание, от которого она пряталась, которое, как предчувствовала Ката, все бы только усложнило, само нашло ее. И теперь она не могла не задаваться вопросом о том, кем же на самом деле был лорд Колдблад. Кого она так преданно и слепо любила все это время: злодея или жертву?

Воздух в комнате резко похолодел. Лицо Гордона исказила злая гримаса:

— Вам придется в это поверить, — прошипел он. — У вас нет выбора. Мой брат — трус, эгоист и мерзавец. Он играет людьми в своих целях. А чуть карта отыграна — она подлежит сожжению. Я не знаю, какие отношения вас связывали, но бьюсь об заклад, он играет и вами. Подумайте об этом. Подумайте хорошенько.

Колдблад-старший смаковал ее беспокойство. Никаких сомнений: он чуял его, он играл на нем, как на музыкальном инструменте. Точно заклинатель, который двигает телом, гипнотизируя змею, он вводил ее в транс своими перемещениями в пространстве. Было жутко видеть, как на полуслове он растворялся прямо в воздухе, а потом появлялся из ниоткуда уже в другом месте. И его голос, который то усмирял и баюкал, а то царапал слух вороньим карканьем, никогда не исчезал вместе с телом. Ката смотрела на Гордона во все глаза, не переставая кусать губы. Она искала ключик.

— Почему вы зовете меня Огненное сердце? — спросила она. Ее зубы стучали: но от холода, не от страха. Руки она держала скрещенными на груди на манер щита.

Гордон развязно подмигнул ей через плечо из правого угла комнаты — и в то же мгновение оказался прямо перед ней. Ката отшатнулась. От него пахло ветошью и еще чем-то горьким, вроде древесной коры. Может, тело его так же грызут черви, подумалось Кате. Может, вот где источник боли. Воздух вблизи Гордона был в разы холоднее и как будто бы даже плотнее. Кате захотелось задержать дыхание.

— Так-так, — повторил Гордон свою излюбленную присказку. — До чего любопытно. Огненное сердце, и ни сном ни духом. Забавно. Ну же, отлепитесь уже от зеркала и перестаньте дрожать. Клянусь честью, я добрый малый. И не верьте моему брату, который станет заверять вас, что чести у меня нет.

Он визгливо расхохотался, запрокинув голову. Что-то словно прорывалось из его тела, какая-то сокрушительная, лавиноподобная энергия, чьей мощи он не выдерживал. Она хлестала через край, заставляя его делать массу ненужных, сумбурных движений, призраком мелькать в пространстве. Его настроение было таким же пугающе неустойчивым: оттенки крутились калейдоскопом, а эмоции посекундно сменяли друг друга. Он злился и в комнате темнело, по полу и стенам ползла ледяная корка, но уже через секунду хохотал и улыбался, и вокруг его фигуры начинали вальсировать снежинки. Ката вспомнила Себастьяна: когда ему нужно было дать выход нервному напряжению, то у него начинала дергаться нога. Ката не обращала на это внимания, а лорд Колдблад всегда делал замечания строгим голосом. Уж граф-то владел своим телом: ни одного ненужного движения и глубокий омут холодного покоя. За зеркалом же на Кату обрушился обжигающий ледяной ливень такой силы, что, казалось, один из близнецов получил все эмоции обоих.

— Огненное сердце. Огненное сердце. Огненное сердце, — нараспев произносил Гордон, мелькая в разных концах комнаты. — Я вам скажу, я вам признаюсь положа руку на сердце, но только если вы сделаете мне малюсенькое одолженьеце. Совсем крохотное. Оно, кстати, отчасти откроет вам глаза на вашу природу, так что не откажите в любезности, любезнейшая моя, — он ухмыльнулся и замер, протянув руку. — Возьмите меня за руку, прошу. Не нужно бояться, с вами ничего не случится, я ничего вам дурного не сделаю, поверьте.

Почему-то одна лишь мысль о том, чтобы прикоснуться к этой по-стариковски дрожащей ладони с длинными синеватыми ногтями, была ей противна. Ката подумала о другом Колдбладе, вспомнила, как тот попросил ее дотронуться до его руки и с каким трепетом, с каким замиранием сердца она пошла на это. Есть ли вероятность, что между этими двумя просьбами была связь и на самом деле близнецы искали одного и того же?

Сглотнув слюну, Ката коснулась края ладони Гордона одним пальчиком, и, как и его брат, тот немедленно взял ее пальцы в капкан. Он содрогнулся, изо рта его вырвался стон, глаза закатились, а губы начали медленно складываться в улыбку. Рывком он рванул ее на себя, пока Ката отчаянно сопротивлялась, стремясь вырваться из тисков ледяных пальцев.

— Постойте смирно еще хотя бы пару секунд, — зашептал Гордон. — Только ваша ладонь, больше ничего, обещаю.

Он поднес ее руку к своему лицу, и Ката увидела, как отхлынула смертельная бледность, как порозовела кожа, смягчились угловатые черты, словно на краткий период ремиссии его отпустила жгучая боль. Синий огонь в глазах почти потух, теперь они едва искрились.

Тяжело вздохнув, он разжал пальцы и Ката быстро шагнула назад, к спасительному зеркалу. Колдблад закашлялся.

-Кх-кх… Не уходите, постойте, послушайте. У вас огненное сердце. Не буквально, конечно, хотя кто его знает, — он слабо улыбнулся ей, впервые остановив перемещения в пространстве. Он кашлял, бледнея и съеживаясь на глазах. — Хранители севера прокляты, все до единого. Никто не может покорить холод, никому это не под силу, вот холод и покоряет нас. Покорял. Но есть смертные с редкими, необыкновенными сердцами, в чьей власти прогнать холод из наших ледяных тел, восстановив баланс власти. И ваше сердце как раз то, что нужно. Прекрасное сердце. Теперь ничто не помешает пророчеству исполниться.

— Пророчеству?

Он вскинул подбородок вверх. С его лба градом полился пот, глаза маниакально блеснули.

— Да! Последний Ледяной Король взойдет на трон, обладая огненным сердцем, — он хмыкнул. — Так что вы — у вас, кстати, есть имя? — пришли сюда не напрасно. Тепло вашего прикосновения прогонит моих бесов. Вы поможете мне освободиться из ловушки и вернуть себе законную власть и титул. И продолжите наш род.

Ката сглотнула слюну: в горле у нее пересохло. Всю жизнь ее несло течением и где-то со стороны она наблюдала за потоком. Теперь казалось, что это давалось ей с такой легкостью лишь благодаря внутренней свободе, к которой никто не мог прикоснуться. Ката не была объектом чужого влияния и жертвой чужого выбора, она была свободна в суждениях, в принятии решений и в собственных чувствах. Ее наполненная любовью жизнь была прекрасна, по-настоящему прекрасна — пусть даже настоящей жизнью назвать это было сложно. Как ей принять тот факт, что она не то, чем всегда себя считала?

— У меня есть имя. Ката.

— Прекрасное имя, — он замолчал, становясь все более серьезным. — Вы так красивы, Ката. Я в жизни не встречал более прекрасной женщины.

Она чуть было не рассмеялась, до чего неправдоподобной показалась ей эта фраза, но привычная сдержанность взяла свое.

— Благодарю вас.

Колдблад оскалил свои белые, острые зубы.

— Вы мне не верите.

— Нет, милорд.

— Думаете, я лгу, втираясь к вам в доверие? Ну-ну, я достаточно умен, чтобы для этого выбрать более изощренный способ, не прибегая к методам зеленого юнца со школьной скамьи. Я говорю вам чистую правду. Неужели вам до этого никто не говорил, как вы красивы? Неужели вы сами этого не видите?.. Вы молчите? Так-так. Прекрасно, значит, слово возьму я, — чем больше он распалялся, тем громче звучал его голос. Гордон снова начал свою игру с исчезновениями и материализациями, но его голос стал громким, глубоким и обволакивающим, и не переставал звучать. — Большинство людей ничего не смыслят в красоте. Они одержимы страстью к симметрии, но я… я художник, а не математик. Вы скажете, что и в живописи важны пропорции, перспектива, но на самом деле, это не так. Любые правила — это границы, а чтобы познать совершенство, надо обрести свободу. Красота многолика и всегда в движении — запомните это. Запомните навсегда. Она не статична. В каждой вашей черте я вижу отражение вас, вашей целостной внутренней сути — поэтому я не могу увидеть то, что вы считаете недостатками. И достоинств я тоже не вижу. Я вижу лишь вас, и вы прекрасны. Вот и все.