— Лёд тронулся, господа — последний раз посмотрел на Тулу, надвинул кожаную шляпу на лоб, подтянул ремешок и пришпорил коня.

— Это что за херня Степан Евграфович, Анджей Радомирович! Что тут у вас происходит? — ругаюсь я с Борисовым и Новаком. Приехал, и проехав по Людиново застал самый настоящий бардак даже на первый взгляд. Кто за что отвечает за мои поручения и что делает мне не понятно. Зато какие-то непонятные печки в каждом крестьянском дворе дымят.

— Это вы сами виноваты? Надавали поручений и уехали. Одного Петьку только озадачили наблюдать за строительством дома Фильки. Так как завод остановлен, я мастерами не особо и командую. Да ещё и вы… тут своими авансами их поманили… поманили. Вот они и бросились сами сплавы варить и печи разные строить — ответил мне Борисов во дворе своего дома. Действительно такая договорённость Мальцева с мастерами есть. Чтобы не умереть с голоду, они в случае остановки завода пытаются заработать сами. Пойти, так сказать в люди. Это сейчас так дополнительный заработок называется. А их подчинённые тоже. Кто огороды обрабатывает, кто сено заготавливает, то ещё чем-то занят.

— Допустим. Но почему котлован под дом копать бросили? — не понял я.

— По этой же причине. Каждый мастер считает, что он сварит сплав лучше. Все бросились искать разные добавки — откровенно лыбится Новак и продолжает. — Какие необычные на вас и ваших людях обновки.

— А вам то и надо. Можно ничего и не делать. Собаки, кони, охота вдали от шумной Москвы, не жизнь, а сплошная малина — откровенно злюсь я и отстёгиваю накладки чапы с ног.

— А кто вам виноват, что вы плохо организовали процесс своих заявок. Думали, как в Гусь-Мальцевском на нас всё скинете? Разрешите вашу шляпу рассмотреть? — всё так же с довольным видом улыбается Новак.

— Да и не оставили вы четких инструкций — примирительно уже Борисов. Ему уж точно со мной ссориться не с руки.

Я как маятник, чтобы не сорваться на крик, стал вышагивать по двору туда-сюда. Нуда. Сам тоже хорош. И всё моя спешка. Накидал людям распоряжений всяких разных и уехал. И даже на бумаге ничего не оставил. Всё в моём блокноте. А тут так не делается. Тут в основном надо стоять «над душой» и матом подгонять работников. А что делается в войсках… у, а на флоте мат чуть ли не официальный язык от матроса до адмирала. Сам слышал рассказ от морских лейтенантов о порядках на флоте.

— Василий, Владимир, Назир начинайте располагать людей. Тут нам придется задержаться надолго. А вы Степан Евграфович собирайте мастеров с утра после завтрака. Будет им завтра «утро стрелецкой казни» — даю распоряжение и передаю свою лошадь, а сам разворачиваюсь и иду мыться в построенную мной раньше душевую. Заодно пока успокоюсь, подумаю с чего завтра начинать «путь в светлое будущее на отдельном участке», а и вообще обо всём.

«Так. Время у меня ещё есть. По-моему в Венгрии самые нужные мне события начнутся только осенью. Сейчас же только самое начало июля. Месяц можно потратить и на хорошую подготовку. И главное никто меня дёргать тут не будет как в Туле, если конечно не найдут посланники Дубельта. Который, после моего долгого размышления специально попытался „замазать“ Мальцевых и перетянуть олигарха на свою сторону. А то, что ещё на этом и прилично заработал, так это вообще замечательно. Похоже, на верху назревает бо-ль-ша-я драчка между своими. Слишком многие не довольны сегодняшним положением в империи, я в прочем тоже. С Мальцевым тоже не всё понятно. Слишком он мне помогает, хотя я уже и „отбил“ его помощь в несколько раз. Что происходит? Похоже, что с осуждением декабристов, недовольство таким самодержавием в верхах не прекратилась. Оно лишь приняло форму жестокой под ковёрной борьбы. А Мальцев у нас кто… олигарх-капиталист, которому самодержавие больше мешает, чем помогает. Сам я для него я всего лишь пешка, которая может быть стать и ферзём, а можно и пожертвовать, если что ради своей семьи. Тут надо вдвойне быть осторожным».

Тёплые струи воды из импровизированного душа смывают усталость, накопившиеся раздражение и общее напряжение.

'Так возвращаемся к практическим задачам. Раз такое дело, попробую переделать все три дилижанса. Возьму с собой только три грузо-пассажирских и кухню на такой же платформе. В случае серьёзной поломки, будет, чем заменить. С пищей тогда и по старинке обойдёмся. Больше телег мне и не надо. И отряд маленький и мобильность тогда потеряю. Прошлое приключение по милости Дубельта в моей памяти слишком свежо, как и последующее за нами преследование. Выводы я сделал.

Котелки башкирам тут сделаю. Придумаю, на чём они спать будут в походе. В общем, работы предстоит много и разной. А главное мне всё это обойдётся тут почти бесплатно, а не как в Туле у купцов. Разве что за некоторый материал и еду для отряда придётся платить. А с деньгами у меня… как обычно. Уходят как вода в песок.

Ох. Уставать я стал что-то от николаевской Матушки-России, её действительности и разных интриг. Ну его всё нахрен. Все мной недовольны или делают вид, что это так. А то у меня как у Лермонтова: Земля тряслась — как наши груди. Смешались в кучу кони, люди. И залпы тысячи орудий, сплелись в протяжный вой. Вот только вой, похоже, пока только мой.

Вернусь с венгерского набега и отправлюсь спокойно с торговым караваном в Кяхту. Три-четыре месяца туда и столько же обратно. Нервы успокою, люди меня подзабудут, отряд потренирую и «чистые» деньги, спокойно заработаю'.

— На два, на два дня вы забудьте про меня — выхожу я из душа в чистой одежде, напевая себе песенку под нос.

— Я смотрю, помывка пошла вам на пользу — прокомментировал моё улучшившееся настроение Новак, сидя на полу плетёном стуле перед столом с кувшином и закуской, и лежащей моей шляпой.

— Умом Россию не понять, её лишь можно так принять — уставился я на соседний стул из лозы. А вот и решение с башкирами. Сплетем здесь лежанки на ножках, а назад будут использовать трофеи. А эти плетёнки и бросить не жалко.

— Вы никак и сочинительством ещё решили заняться? — подкалывает меня Новак.

— Да завтра как напишу вам всем… и каждому план — чуть не добавил «ударной пятилетки» — так вы тоже запоёте. — Подвигаю себе глиняный кувшин с квасом.

— Ну-ну. А это вы такой «калабрезой» выражаете свой протест и недозволенные умонастроения? — опять смеётся Новак и кивает на шляпу.

Да что ему так сегодня весело? Ну, никак я не пойму. И чего он к моей ковбойской шляпе прицепился.

— Как-как вы мою шляпу обозвали? — потянулся к ней, хотел взять.

— А вы разве не знаете? Эх, молодежь, молодежь. «Калабреза» — приподнимает мою шляпу, у меня перед рукой — имеет статус символа недозволенных умонастроений в империи из-за разных смутьянов.

(Это было связано с Калабрией — итальянской провинцией, откуда родом были многие повстанцы в отрядах Дж. Гарибальди. — истор. Справка)

— Чего за хрень? Какие протесты, какие символы? Это просто удобная кожаная шляпа для поездок — изумился я и руку перенаправляю на стакан с квасом, потом пью, не замечая вкуса. Чем они там, только наверху в Петербурге занимаются? Лучше бы с коррупцией боролись.

— И тем не менее. Не вздумайте в столице или в Москве в ней появиться — продолжает веселиться Новак, видя моё изумленное лицо и полное замешательство.

— Да-а. И какой дурак это придумал? — вырвалось у меня.

— Граф Нессельроде — уже более серьёзно Новак. — Следите за своими словами молодой человек. Ладно, в моей компании, но думайте, что вы говорите… и не повторите это в компании дворян.

— А… пойду-ка я своих людей проверю, как они там устроились — после пяти минут размышлений встаю из-за стола, и подхватываю свою шляпу.

Не успел я выйти со двора Борисова, как ко мне подбежал крестьянин и стал низко кланяться.