— А ну цыц! — кузнец отвесил болтуну крепкий подзатыльник. — Не волшба это. Слыхал я от деда, а он от своего деда, что в древности в цветном пламени клинки особые ковали. Крепкие и остроты необыкновенной. Цены им не было, только короли такими владели. А как боги наш мир покинули, так и секрет тот утерялся. Кто ежели и помнит, не откроет. Не думал, что сам такое увижу… Верно я молвлю, госпожа?
В ответ я сложила руки на груди и промолчала с многозначительным видом. Сказать мне всё равно было нечего, да и не нужно.
За моей спиной за воротами пополз тихий шепоток, а я подумала о том, что всего за несколько дней ведьма Янига и её «пёс» успели обрасти самыми разными слухами, к которым только что добавился новый.
Подмастерья замолчали, косясь на пышущую жаром кузню с уважением и страхом. Даже мне стало немного не по себе.
Джастер был полон тайн и загадок.
Солнце коснулось макушек леса на том берегу, когда удары молота стихли, а из трубы перестали вырываться языки пламени. Джастер распахнул дверь, на почерневшем от копоти лице сияла улыбка, голубые глаза светились от удовольствия. В руке, защищенной толстой кожаной рукавицей, горел алым огнём раскалённый меч.
Кузнец с подмастерьями отступили к воротам, и я невольно тоже сделала несколько шагов назад, в то время как любопытные как раз осадили щель, пытаясь разглядеть, что тут происходит.
Не обращая внимания на собравшихся, Шут остановился посреди двора и поднял вверх клинок, наверно только вытащенный из горна. Стремительный взмах — и воздух низко загудел. Затем вишнёвая полоса раскалённого металла в руках воина слилась в сплошную бледнеющую завесу, а низкий звук перешёл в тонкий пронзительный свист. И только когда свист стал едва слышен, движения Шута замедлились, и он опустил вниз серый невзрачный клинок.
Где-то за моей спиной тихо ахнули. Кузнец провёл рукой по лицу, словно смывая наваждение.
— Ну вот, — Джастер придирчиво осмотрел результат и щёлкнул по мечу ногтем. Ответом был чистый мелодичный звук. — Хорошо…
Воин кивнул сам себе и только теперь обратил внимание на нас. Выглядел он очень довольным, а голубые глаза смеялись.
Кузнец с подмастерьями не сводили взгляда с оружия, а я смотрела на Шута и думала, что ещё никогда не видела его настолько… живым и красивым. Как в пасмурный и хмурый день, когда вдруг свинцовые тучи расходятся, чтобы напомнить о чистом небе и солнце, которые скрыты за ними…
— Хорошая кузня у тебя. Возвращаю, как было. — Джастер с улыбкой положил серый клинок возле своих вещей, прикрытых чёрным плащом, стянул фартук, забросив его на дверь, и склонился над бочкой с водой, отмывая с себя копоть.
И всё больше становился похожим на себя обычного.
Зрители за воротами начали расходиться, понимая, что представление окончено. Какие слухи поползут по Кронтушу теперь — я решила не думать.
Всё равно завтра утром мы отсюда уходим.
Кузнец же, не отрывая жадного взгляда от меча Джастера, шагнул вперёд, а подмастерья тенью повторили за ним.
— Ножны бы ему… — Шут умылся и натягивал рубаху, словно не замечая того, как дрогнули руки кузнеца в желании взять чудо-клинок. — Оружие делать люблю, а ножны — лениво.
— Я… — кузнец с трудом оторвал взгляд от меча и посмотрел на его создателя. — Я могу сделать господин. Оставьте на денёк, самым лучшим образом ножны сработаю!
— Я б оставил, да какой я тогда «пёс» — без оружия? — Джастер не повёлся на эту уловку. — Вот если готовые подберёшь — возьму.
Кузнец заметно скис, понимая, что попытка заполучить чудесный клинок не удалась, но отказываться от денег всё же не стал и кивнул подмастерьям:
— Тащите, что готовое есть. Пусть господин посмотрит.
Пока он отдавал распоряжения, Шут успел собраться и даже плащ надел.
Примерка ножен затянулась надолго. Джастер отвергал и простые, и узорчатые, дорогие и не очень. Подмастерья начали тихо ворчать, да и сам кузнец зыркал недобро, но Шут игнорировал их недовольство.
— Всё показал, господин, — на второй дюжине кузнец не выдержал. — Нету боле.
— Есть, я слышу, — поморщился воин, чуть наклонив голову, словно на самом деле к чему-то прислушивался.
Кузнец не нашёлся, что ответить на такое заявление, а Джастер уже подошёл к куче старого железа, сваленного в углу двора, и попинал его ногой.
— То ж барахло негодное, господин! — едва ли не взвыл кузнец, пока Шут вытягивал из-под гнутых кос, рубленых кусков колёсных ободов и неумелых поковок подмастерьев потрёпанные ножны. — К делу не приспособить и выкинуть жалко!
— Вот видишь, как хорошо сложилось. — Джастер оглядел неказистого найдёныша и с тихим шелестом вложил клинок в ножны. Меч в них вошёл как в родные. — И во дворе чище, и тебе заботы меньше, и мне нужное нашлось. Идёмте, госпожа Янига.
Он направился к воротам, и я была готова пойти за ним, решив придержать все вопросы, пока мы не доберемся до трактира.
— Эй, а деньги?! — один из подмастерьев подбежал и дёрнул Шута за рукав.
Я не успела даже рта раскрыть, чтобы возмутиться, потому что наглец уже висел над землёй, в ужасе дёргая ногами и вцепившись в сжимавшее горло пальцы.
— Говорят, в старину, до Великой войны, мастера древности знали один любопытный способ закалки.
Голос Джастера был сух и холоден, глаза знакомо потемнели, а лицо стало знакомой маской хладнокровного воина. Держать подмастерье за шею ему труда не составляло. В другой руке Шут держал меч в ножнах, почему-то не повесив его на пояс.
Подмастерье снова задёргался, едва скобля носками башмаков по земле, но ни его приятель, ни сам кузнец не осмелились вмешаться: они прекрасно понимали, что мечом загадочный «господин» владел ещё лучше, чем кузнечным молотом.
— Так вот, — Джастер не нуждался в ответе. — Они считали, что самые лучшие мечи получались, когда их остужали в теле живого человека. Раскалённый клинок медленно погружали в живот и дальше, до самого горла. И давали остыть. Само собой, жертва умирала в страшных мучениях, но хорошее оружие этого стоит, правда? Только повторить надо не меньше трёх раз.
Подмастерье смертельно побледнел, прекрасно поняв намёк, и задёргался ещё сильнее, тщетно пытаясь освободиться от железной хватки. Трезвел он прямо на глазах.
— Я вот подумал, — ледяной взгляд прямо в глаза бедняге. — А может, попробовать? Горн ещё горит, вас здесь как раз трое. Что скажешь? Будешь у моего меча первым?
И я вдруг поняла, что воин совсем не шутит и не пугает. Это было другое состояние его гнева, холодное и беспощадное, как сама смерть. Я видела такое впервые, но нутром чуяла: он действительно на грани того, чтобы убить этих троих, жадных до чужого добра. И никто ему не помешает.
Хоть весь город, хоть весь мир…
Но я не могла этого допустить. Сглупил этот бездельник по пьяни, не убивать же за это? Хватит уже ссор и драк!
— Джастер, не надо, — я осторожно и мягко положила ладонь на руку с мечом, нутром чуя, что приказывать ему, изображая «госпожу», сейчас точно нельзя. — Он всё понял. Отпусти его и пойдём.
Белый, как мука, подмастерье скосил на меня полный ужаса взгляд и отчаянно захрипел, пытаясь подтвердить, что всё осознал.
— Н-не надо, господин, пощади дурака! — Кузнец бросился на колени, окончательно поняв, что связался не с тем. Глядя на происходящее, второй подмастерье молча шлёпнулся рядом со своим наставником.
— Глупый он ишчо, как чушка неотёсанная! Прости дурака, господин!
— Угу, я так и понял, — мрачный Шут разжал пальцы, и подмастерье упал на землю.
Схватившись одной рукой за горло, где чётко отпечаталась пятерня воина, кашляя и хрипя, парень торопливо отполз подальше от страшного «господина».
— Учи их лучше, — Джастер холодно посмотрел на кузнеца. — Жадность, она, знаешь ли, до добра не доводит. И сильно жизнь укорачивает.
Толстую створку ворот воин распахнул с такой силой, что она едва не слетела с петель.
Шёл же он, с таким видом держа в руке ножны с мечом, что люди перед ним просто разбегались. Даже со спины было понятно, что к Шуту сейчас лучше не подходить.
