Джастер же, не давая мастеру прийти в себя, развернулся ко мне.

— Что скажете, госпожа?

Я только кивнула, потому что сказать мне было совершенно нечего. К счастью, этого оказалось достаточно.

— Вот и чудесно. — Джастер двумя золотыми «розами», припечатанными о прилавок, решительно поставил точку в торге, не давая открывшему было рот мастеру даже слова сказать. — Госпожа Янига становилась на Торговой улице, в «Праздничном гусе». Все фиалы нужно доставить сегодня до заката. Приятно иметь с вами дело, почтенный Извар. Прошу, госпожа.

После поклона-приглашения к выходу, я только кивнула мастеру, сердито хмурящему брови, и, подхватив подол юбки, вышла на улицу, сощурившись от яркого света.

— Всё будет доставлено в срок, госпожа ведьма! — донеслось мне в спину. — Приятно иметь с вами дело!

Я только вздохнула и снова последовала за невозмутимым Джастером по улице стеклодувов. Приятно иметь дело…  Посчитал уже, хитрый старикан, что ему два серебряных от цены сверху дали.

Хотя, на мой взгляд, это было слишком щедро, оспаривать решение Шута я не собиралась. Моей заслуги в этом торге не было никакой.

Я думала, мы пойдём куда-то ещё, но Шут решил вернуться обратно в «Гуся». Шли мы другой дорогой, и я любовалась домами, окна которых были украшены цветами, ажурными решётками или лепниной; небольшими садиками, разбитыми за оградами; перекрёстками больших улиц, где выступали менестрели или бродячие артисты.

К моему сожалению, Джастер не задерживался посмотреть представление, а отстать от него и потеряться в городе мне не хотелось. Но я решила, что после ярмарки обязательно уговорю Джастера погулять по Кронтушу и послушать разных музыкантов.

Конечно, самого Шута я послушала бы с большим удовольствием, но пока не осмеливалась попросить его сыграть. На публику он пел совсем не так, как в лесу для себя…

По возвращению в «Гуся», продолжая изображать госпожу ведьму, я оставила Джастера распоряжаться насчёт ужина, а сама отправилась в комнату. И только перед закрытой дверью вспомнила, что ключ остался у Шута.

К счастью, он не заставил себя ждать. Отперев дверь, он с уже привычным поклоном открыл её, пропуская меня в комнату.

Но снова удрать по неизвестным «делам» я ему не дала.

— Джастер.

— М?

— Останься. Я хочу поговорить.

Шут бросил в сторону двери тоскующий взгляд и со вздохом сел на свою кровать.

— И о чём?

Поговорить мне хотелось об очень многом. Только всё равно не ответит. Или снова рассердится и замолчит на неделю. И так его Кронтуш не радует…

— Зачем ты всё это купил?

— А как ты собираешься завтра свои зелья продавать? — хмуро посмотрел он на меня. — Прямо целиком всей бутылкой в одни руки? И насколько покупателей тебе товара хватит с таким подходом? Кроме того, чем красивее твои зелья упакованы, тем серьёзнее ты выглядишь, как ведьма. Ты здесь, чтобы показать себя с лучшей стороны. Второго шанса произвести первое впечатление не бывает.

Я закусила губу, досадуя, что сама не подумала об этом. Сейчас зелья и в самом деле сильнее, поэтому порции должны быть меньше. И эти духи…  Чем больше я продам склянок, тем выгоднее. А что склянки будут красивее обычных…  Наверно, это неплохо. Ведь их цену я могу частично добавить к цене содержимого…

Произвести впечатление…  Ох, Джастер…  Всё для этого делает. Значит, я тоже должна стараться быть «госпожой ведьмой». И я постараюсь.

В конце концов, мне нравится, когда ко мне относятся с должным уважением.

— Ты поможешь мне определиться с ценой? — просительно посмотрела я на хмурого Джастера. — Как, по-твоему, «листок» за такую склянку приворотного — это не слишком дорого?

— О, Боги, — негромко простонал Шут, закрыв лицо рукой.

Не скрывая радостной улыбки, я достала свою книгу и приготовилась писать.

Мастер Извар обещание сдержал. Мы с Джастером едва закончили обсуждать цены, когда подмастерье постучался в дверь. Косясь на хмурого Шута, мальчишка пронёс в комнату и поставил на стол шесть деревянных ящиков, заметно больших по размеру, чем были в лавке. Как раз в каждый по два десятка флаконов уместиться должно.

Джастер же воспользовался случаем и ушёл, отговорившись проверкой нашего ужина.

— Всё, как обещал мастер. — Конопатый подмастерье вежливо мне поклонился. — Проверите, госпожа?

Я кивнула и открыла первый ящик. Плоские баночки с крышками удобно лежали в подстилке из сена. Ещё три ящика с баночками и узкими флаконами не удивили. А вот последние два…

— Шестнадцать и шестнадцать? — недоуменно посмотрела я на подмастерье. Тот поковырял пол носком башмака и щербато улыбнулся.

— Дед сказал, что его давно никто так не обставлял в торге. Поэтому всё честно. На две «розы» ровно. — Он вытер нос рукавом, оглянулся на дверь и, понизив голос, прошептал: — А правду болтают, госпожа, что ваш «пёс» на тракте один всю караванскую стражу побил?

— Почти, — я покосилась на кровать Джастера, где одиноко лежали фламберг и лютня, ожидая возвращения хозяина. — Он может.

Мальчишка изумлённо присвистнул в щербину, тут же зажав себе рот ладонью, а я подумала, уж не этот ли слух помог честности уважаемого мастера?

— Ступай. — Я закрыла ящики, отпуская подмастерье. Он кивнул, бочком пробрался мимо кровати Шута, с восторгом глядя на огромный меч, и ящеркой юркнул за дверь, оставив меня в одиночестве.

Один побил караванскую стражу…  Ох, Джастер…  Неужели ты для этого народ пугал?

Ложиться спать мне действительно пришлось в одиночестве.

Сразу после ужина Шут забрал лютню и ушёл, сказав, чтобы я его не ждала. Где он нашёл себе ночлег — он не обмолвился даже намёком. О том, что он не бросил меня окончательно, свидетельствовали только фламберг и торба, оставленные на кровати.

Мне было обидно, но сделать я ничего не могла. Не разыскивать же его неизвестно где. С равной вероятностью он мог всю ночь пить и играть в каком-нибудь кабаке, наведаться в публичный дом или просто найти женщину на ночь. Хоть к той же Тарьяне в постель попроситься, наверняка не откажут…

Вытерев навернувшиеся на глаза слёзы, я занялась подготовкой к завтрашней ярмарке. Мне предстояло разлить зелья по маленьким флакончикам и разложить ароматные мази по новым баночкам. Если всё будет, как сказал Джастер, то завтра этот товар разлетится как горячие пирожки.

Красивые и дорогие фиалы Шут спрятал в свою торбу, сказав, что для них ещё не пришло время. Я спорить не стала, склянок и без того было много.

Закончив с работой, я погасила свечу и легла спать, оставив дверь незапертой в надежде, что Джастер всё же вернётся. Раз уж он не побоялся оставить меня одну в этом «Праздничном гусе», то навряд ли мне здесь что-то угрожает.

На мягкой перине и после очень насыщенного дня сон пришёл быстро.

А вот пробуждение было ужасным.

Потому что на меня сверху навалилось тяжёлое потное тело, и это был не Шут!

Но я не успела ничего сделать и даже вскрикнуть: рот и нос накрыла грубая большая ладонь, а чьи-то руки крепко схватили меня, не давая пошевелиться.

— Вяжи её крепче! И рот заткни, чтобы не вякала.

Я попыталась вырваться, но в голове неожиданно зазвенело, и мир погрузился в чёрную тишину.

Холодный поток воды обрушился на меня и привёл в чувство. Я попыталась дёрнуться, но поняла, что мои руки к чему-то привязаны наверху, во рту какая-то мерзкая тряпка, левый висок болит и саднит, а сама я босиком и в мокрой нижней рубахе почти на цыпочках стою возле холодной каменной стены в каком-то небольшом сарае. Слева — дверь, справа крохотное окошко, в нём темно — значит, ещё ночь.

Напротив меня стоял колченогий стол, с фонарём и несколькими пустыми бутылками из-под вина. За столом сидел знакомый мне громила, с перевязанной рукой, и мерзко усмехался. На полу валялась сопревшая солома, а возле меня стоял ещё один «пёс» из каравана, как две капли воды похожий на Махмара. В руке он держал пустое ведро и откровенно паскудно разглядывал прилипшую к моему телу мокрую и почти прозрачную из-за этого рубаху.