На снимках они заливисто смеялись у ворот дома. Сидели за праздничным столом в окружении суровых высоких мужчин в тёмных одеждах. Ехали на телеге среди тюков сена.

Катя, увлекшись, скользила взглядом по фотографиям и вдруг увидела гроб.

От неожиданности её передёрнуло.

Массивный деревянный гроб, установленный на две кухонные табуретки, находился ровно на том месте, где сейчас стояла Катя. Не было никаких сомнений: на снимке можно было различить даже куклу в окне.

Вокруг гроба стояли всё те же женщины. Они холодно и строго смотрели на умершего, словно не испытывали ни печали, ни сожаления. А одна из женщин смотрела не в гроб, а прямо на Катю.

Ну, то есть, она, конечно, смотрела в объектив, но впечатление складывалось то ещё.

Крупное лицо с правильными чертами выглядело невероятно живым. Женщина, изогнув бровь, смотрела на Катю с удивлением и нескрываемым любопытством.

На следующем снимке крупным планом было запечатлено лицо покойного. Жёлтое, словно восковая маска, вытянутое, покрытое глубокими бороздами. Один глаз умершего был приоткрыт и под веком виднелась мутная роговица.

– Это инстаграм двадцатого века, – предвкушая Катин вопрос пояснила мама. – Когда-то был очень модным фотоаппарат «Полароид», он делал моментальные снимки. Качество такое себе, но удовольствия доставлял массу. Вообще, странно, что мы нашли эти снимки здесь. Да ещё в таком количестве. Полароид стоил как крыло самолета, для сельских жителей тех времён – это небывалая роскошь.

Оцепеневшая Катя кивнула невпопад, не отводя глаз от снимка с гробом.

– А, ты об этом! – мама начала было рассказывать о традиции фотографировать похоронный обряд, популярной в двадцатом веке, но тут они обе услышали, как на улице громко заиграла музыка.

– Катька! – всполошилась мама. – Время-то сколько? Что я тут с тобой до сих пор лясы точу? Наверное, там уже всё началось! – Она впопыхах кинулась собирать вещи и приводить себя в порядок, а Катя, всё еще плохо соображая, прямо в пижаме с авокадо и бутербродом в руках вышла подышать на улицу.

***

Огромная деревянная ладья на холме изображала сцену. Рядом с ней носился молодой ведущий в сером костюме. Он беспрестанно цокал в микрофон, считал до десяти и обратно, после чего жестами что-то маячил с палубы звукооператору, и, прикрывая микрофон ладонью, нецензурно ругался.

Из колонок, величиной с Катю, доносился миллион разных звуков: забористый перепляс сменялся хитами этого лета, а потом снова взвизгивала кадриль.

К микрофону один за другим подходили дети и пенсионеры, пробовали петь, бросали на полуслове и уходили обратно. Из припаркованного у ладьи автобуса выгружались бабушки в кокошниках, одинаково толстые и неповоротливые. Их длинные бордовые платья цеплялись за сухую траву и тащились за ними словно мантии.

По обеим сторонам от ладьи расположилась ярмарка, куда ускакала на босу ногу Катина мама. Она умудрилась забыть дома обувь от своего «наряда до пят», а надеть кроссовки наотрез отказалась. Взяв с Кати обещание, что та придет на ярмарку в течение часа и найдёт её возле главной сцены, мама, обвешанная пакетами из пятёрочки, скрылась из виду.

Катя ещё немного посмотрела на праздничную суету и решила вернуться в прохладный дом. Солнце, ещё толком не поднявшееся над горизонтом, уже вовсю припекало непокрытую голову. В избе, где пахло сыростью и извёсткой, дышалось намного легче.

Она собрала волю в кулак и заставила себя пройти в отведённую ей комнату мимо стены с фотографиями. Не поднимая головы, чтобы ненароком снова не увидеть эти странные женские лица.

Она не могла понять, что конкретно её так напугало, но с женщинами на фотографиях явно было что-то не так. Уже не говоря про гроб.

Ей казалось, увидь она эти зловещие фотографии ещё раз, в пустом доме, и они обязательно будут выглядеть как-то иначе. Не так как раньше. Предметы поменяются местами или что там ещё бывает в дешёвых фильмах ужасов.

***

Спальня была залита светом.

Накрепко закрыв за собой дверь, Катя взгромоздилась на высокую кровать с металлическими набалдашниками, в которой ещё совсем недавно так сладко спалось, и поджала ноги.

«Странный дом. Странные сны. Странные фотографии. Не многовато ли странностей на один квадратный метр?».

Катя не питала страсти к детективам и все эти загадки не вызывали у неё никакого желания их разгадывать, бегая по соседям с блокнотиком.

Ей не хотелось знать, чей это дом, чей это гроб и кто там на неё смотрит с фотографии. Единственное, чего она по-настоящему хотела – так это свалить из этого места поскорее. Желательно, не дожидаясь окончания фестиваля.

«Но как объяснить это маме? Задачка со звёздочкой».

«Она будет сопротивляться, ведь всё только начинается. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Я скажу ей…»

Катя облокотилась на большую перьевую подушку и буквально провалилась в сон. Она попыталась собрать мысли в кучу, но лоскутное одеяло, вдруг стало невероятно тяжелым, и она поняла, что на самом деле вообще не выспалась.

Широко зевнув, Катя стянула привычным жестом резинку с волос и тут же забыла, о чём думала. Пространство свернулось в трубочку, в древний свиток с магическими письменами и исчезло.

Где-то совсем рядом громко замурлыкал кот, но повернуть голову и посмотреть на него уже не хватало сил. Спина налилась свинцом. Руки и ноги обмякли, а мысли спутались.

Большими мягкими лапами кот мял одеяло и урчал от удовольствия. Подбираясь всё ближе к груди, он закрывал своей огромной тенью лившийся из окна свет.

Во сне она увидела себя, заглядывающую на дно каменного колодца.

Перегнувшись через край слишком сильно и потеряв точку опоры, её тело стремительно полетело вниз.

Сердце пропустило несколько ударов, а потом замерло.

В этот момент за окном раздались оглушающие фанфары, и уверенный голос ведущего скороговоркой выпалил: «Дамы и господа! На сцене коллектив народной песни «Сударушка»!». И тут же рявкнул хор бабок.

Катю словно холодной водой окатили.

Она вскочила с кровати и одним прыжком оказалась в центре комнаты. Озираясь по сторонам и судорожно хватая воздух, она принялась искать свои вещи.

«Я схожу с ума».

Огромное зеркало отразило её, стоящую на полусогнутых ногах с растрепавшимися волосами. Перекошенную от страха, скорчившуюся и жалкую.

«Как из психушки сбежала».

Катя надула щёки и с шумом выдохнула.

«Безумная. Что, собственно, случилось-то? Увидела пару старых фоток, перегрелась на солнце, чуть не вырубилась в мягкой постели и насочиняла себе кота. Вот удивительно-то как».

Уговаривая себя на бояться, Катя на негнущихся ногах подошла вплотную к старинному трюмо.

Тусклое зеркало, покрытое мелкими паутинками патины, явно принадлежало к другой эпохе. В его зеленоватой глубине она увидела свое побледневшее лицо, широко распахнутые глаза и осторожно провела пальцами по холодной щеке отражения.

«Дурында».

***

Рюкзак нашёлся на допотопном комоде.

Катя, облегчённо выдохнув, схватила его в попытке поскорее выйти из дома и чуть не уронила шкатулку, прикрытую тёмной тканью.

Шкатулка была искусно украшена резьбой. На каждой из её сторон был вырезан солнцеворот, а на крышке восседала потрясающе реалистичная фигурка птицы Сирин, служившая ручкой.

Миниатюрное человеческое лицо птицы, повёрнутое к окну, казалось печальным. Пряди волос ниспадали на оголённую грудь, а тело было покрыто мелкими, аккуратно вырезанными перьями. Мощными когтистыми лапами птица держалась за толстую ветку, тянувшуюся через всю крышку.

Даровитый мастер изобразил Сирин со вскинутыми вверх крыльями, словно она вот-вот взлетит.

Мама бы от такой красоты потеряла дар речи и уже побежала бы узнавать, где найти автора работы.

Катя потянулась к шкатулке.

Лазить по чужим вещам не входило в список её дурных привычек, но любопытство взяло верх. Она приподняла неожиданно тяжёлую крышку и обомлела.